Ведь сколько ее уже пролито.
13
Ведь сколько ее уже пролито.
13
Мариам Сентябрь 1997
Больница больше не обслуживает женщин! рявкнул охранник, холодно глядя с верхней ступеньки лестницы на толпу, собравшуюся перед госпиталем «Малалай».
Толпа громко застонала.
Но ведь это женская клиника! под одобрительные возгласы выкрикнула женщина за спиной у Мариам.
Мариам пересадила Азизу с руки на руку и покрепче обхватила стонущую Лейлу. С другой стороны молодой жене подставлял свою шею Рашид.
Теперь уже нет! прокричал талиб. Моя жена вот-вот разрешится от бремени! громко пожаловался плотный мужчина. Брат, неужели ей прямо на улице рожать?
В январе объявили (Мариам сама слышала), что у женщин и мужчин больницы теперь будут раздельные и что весь женский персонал из кабульских госпиталей уволят и соберут в одно место. Тогда никто особо не поверил, да и талибы вроде не слишком усердствовали в проведении нового постановления в жизнь.
И вот вам пожалуйста.
А госпиталь «Али Абад»? крикнул другой мужчина.
Охранник покачал головой.
А «Вазир-Акбар-Хан»?
Только для мужчин.
И что же нам делать?
Ступайте в «Рабиа Балхи».
Из толпы выскочила молодая женщина: Я только что оттуда. Там ничего нет ни чистой воды, ни кислорода, ни лекарств, ни света.
Вот туда и отправляйтесь, отрезал охранник.
Люди загомонили. Посыпались оскорбления. В воздухе просвистел камень.
Талиб вскинул автомат и дал очередь в воздух. Его напарник взмахнул хлыстом.
Толпа быстро рассеялась.
В приемной «Рабиа Балхи», насквозь провонявшей потом, мочой, табаком и карболкой, было полно женщин в бурках и детей. Лопасти потолочного вентилятора не двигались. Духота стояла страшная.
Мариам усадила стонущую Лейлу у облезлой стены.
Лейла, обхватив живот обеими руками, раскачивалась взад-вперед.
Тебя осмотрят, Лейла-джо. Уж я добьюсь. Живее, поторопил Рашид.
Перед окошком регистрации переругивалась и толкалась очередь, многие с детьми на руках. У двойных дверей в процедурную тоже теснился народ. Талиб-охранник никого не пускал.
Мариам тараном врезалась в толпу, вовсю работая локтями. Ее пихали, пинали, обзывали и даже пытались схватить за лицо. Мариам отмахивалась, выворачивалась, напирала и неудержимо продвигалась вперед.
«Вот на что приходится идти матерям, думала Мариам, раздавая толчки направо-налево. Какие уж тут приличия».
Ей вспомнилась мать. Какая бы Нана ни была, она не избавилась от ребенка, приняла на себя позор, выносила и родила харами и воспитала неблагодарную дочь. А та предпочла Джалиля. Дурочка была, не понимала, что такое мать.
Внезапно перед Мариам выросла медсестра в грязно-серой бурке до пят. К ней обращалась молодая женщина, чья накидка была насквозь пропитана кровью.
У моей дочери воды давно отошли, а ребеночек все не появляется, накинулась на медсестру Мариам.
Я с ней говорю, прорыдала окровавленная. Дождись своей очереди.
Вся толпа всколыхнулась, словно трава под ветром.
Моя дочь упала с дерева и сломала локоть, надрывался кто-то у Мариам за спиной.
А у моей дочки кровавый понос, подхватила другая женщина.
Температура у нее есть? спросила медсестра. Мариам не сразу поняла, что обращаются к ней.
Нет.
Кровь идет?
Нет.
Где она?
Мариам поверх голов указала на место, где сидела рядом с Рашидом Лейла.
Мы ею займемся, пообещала медсестра.
Когда?
Не знаю. У нас всего двое врачей, и обе сейчас на операции.
У дочки боли, настаивала Мариам. У меня тоже! завопила окровавленная. Жди своей очереди!
Мариам оттеснили в сторону. Перед ней теперь были только затылки и спины.
Погуляйте пока, прокричала медсестра Мариам. И ждите.
Уже стемнело, когда медсестра позвала их. В родовой палате было восемь коек, между ними ни ширм, ни занавесей. Зато персонал укутан с головы до ног. Две женщины рожали. Лейлу уложили на кровать у самого окна, замазанного черной краской. Из стены торчала треснутая раковина, над ней свисали с веревки перемазанные кровью хирургические перчатки. Вода из крана не шла. Посреди комнаты большой алюминиевый стол, верхняя часть прикрыта одеялом, нижняя пуста.
Живых кладут наверх, устало сказала Мариам женщина с соседней койки, заметив ее недоумевающий взгляд.
Докторша маленькая, похожая в своей темно-синей бурке на птичку без клюва говорила резко и отрывисто:
Первый ребенок?
Второй, сказала Мариам.
Лейла вскрикнула, выгнулась дугой и вцепилась Мариам в руку.
Были сложности с первыми родами? Нет.
Вы ее мать?
Да, соврала Мариам.
Докторша приподняла накидку, вытащила странный металлический инструмент в форме конуса и, откинув бурку Лейлы, прижала ей к животу. Сначала одним концом, послушала минуту, потом другим.
Сейчас я должна пощупать ребенка, хамшира.
Она сдернула с веревки перчатку, надела, положила одну руку Лейле на живот, а другую глубоко засунула внутрь. Та всхлипнула. Закончив свое дело, докторша передала перчатку медсестре, которая сполоснула ее водой из чашки и опять повесила на веревку.
Вашей дочери необходимо сделать кесарево сечение. Знаете, что это такое? Мы разрежем ей утробу и извлечем ребенка. У него тазовое предлежание.
Не понимаю.
Ребенок не так лежит. Она не сможет родить его обычным путем. К тому же прошло слишком много времени. Ее надо немедленно в операционную.
Лейла, сморщившись, закивала и уронила голову набок.
Только мне надо кое-что вам сказать. Докторша как-то смущенно зашептала Мариам на ухо.
Что она говорит? простонала Лейла. С ребенком что-то не так?
Да как же она выдержит? вырвалось у Мариам.
Видимо, докторше послышались в ее голосе обвинительные интонации.
Думаете, я нарочно? Я просто в безвыходном положении. Из того, что мне нужно, они мне ничего не дают. У меня нет рентгена, нет отсосов, нет кислорода, нет даже простых антибиотиков. Когда благотворители готовы дать средства, талибы стараются, чтобы деньги пошли на что-то другое. Или все забирают себе.
Доктор-сагиб, может, я что могу для нее сделать? спросила Мариам.
Да что происходит? прорыдала Лейла. Можете сами купить лекарство, только Пишите название, потребовала Мариам. И дайте бумажку мне.
Судя по движению под буркой, докторша покачала головой.
У вас не будет на это времени. Во-первых, ни в одной из близлежащих аптек его все равно нет. Вам придется бегать по всему городу, и кто знает, отыщете ли вы его. Уже почти половина девятого, вас еще арестуют за нарушение комендантского часа. И вряд ли это лекарство окажется вам по карману, даже если вы его найдете. А операцию надо делать немедленно.
Скажите же наконец, в чем дело? жалобно спросила Лейла, приподнимаясь на локтях.
Докторша тяжко вздохнула и призналась Лейле, что в больнице нет никаких обезболивающих.
Но если мы еще промедлим, вы можете потерять ребенка.
Режьте. Лейла откинулась назад и подогнула колени. Вытащите его и дайте мне в руки.
Лейла лежала на столе в старой операционной с обшарпанными стенами. Докторша тщательно мыла руки в тазу. Сестра протирала Лейле живот тампоном, смоченным желто-коричневой жидкостью. При каждом прикосновении Лейлу пробирала дрожь. Вторая сестра, слегка приоткрыв дверь, зачем-то выглядывала в коридор.
Сейчас докторша была без бурки, и глазам Мариам предстали тяжелые веки, седая прядь, усталые складки у рта.
Они требуют, чтобы мы оперировали в накидках. Докторша мотнула головой в сторону медсестры у двери: Вот наш часовой. Увидит кого, даст знать, и я успею закутаться.
Она говорила деловым, почти равнодушным тоном, и Мариам поняла: женщина перед ней давно уже перегорела и рада уже тому, что ее не выгнали с работы. Ибо у человека всегда есть что еще отнять.
С каждой стороны стола вверх торчало по металлическому стержню. Сестра, которая мазала Лейле живот, прищепками прицепила к ним кусок ткани занавесь между ней и хирургом.
Мариам встала у Лейлы за головой и нагнулась пониже. Их щеки соприкоснулись. Слышно было, как стучат у Лейлы зубы. Мариам взяла подругу за руку.
За занавесью двигались тени докторши и сестры, одна слева, другая справа. Рот у Лейлы стал похож на щель, зубы сжались, на губах показались пузырьки слюны, дыхание участилось.
Мужайся, сестренка, сказала докторша и склонилась над Лейлой.
Глаза у Лейлы широко распахнулись. Рот раскрылся. Жилы на шее напряглись. Лицо сделалось мокрое от пота. Пальцы сжались.
Но закричала она не сразу, чем и восхитила Мариам.
14
Лейла Осень 1999
Выкопать яму пришло в голову Мариам. Вот здесь, сказала она, зайдя за сарай. В самый раз будет.
14
Лейла Осень 1999
Выкопать яму пришло в голову Мариам. Вот здесь, сказала она, зайдя за сарай. В самый раз будет.
Они попеременно долбили лопатой спекшуюся землю, выгребали сухие комки. На первый взгляд работы было не так уж много, ведь яма им требовалась небольшая и неглубокая. Только грунт был словно каменный. Уже второй год стояла опустошительная засуха. Снега зимой выпадало мало, а весенних дождей и вовсе не было. По всей стране крестьяне бросали свои участки, распродавали имущество, скитались от деревни к деревне в поисках воды, уходили в Пакистан, в Иран, оседали в Кабуле. Но мелкие колодцы и в столице все высохли, так низко опустились грунтовые воды. Лейла и Мариам часами стояли в очередях за водой. Река Кабул пересохла, русло ее обратилось в городскую помойку, полную всякой дряни.
Мариам стукнуло сорок. В волосах у нее появилась седина, под глазами набрякли мешки, она лишилась двух передних зубов один выпал сам, а второй выбил Рашид, когда Мариам случайно уронила Залмая. От постоянного пребывания во дворе на солнце кожа у нее загрубела и покрылась вечным загаром.
Женщины передохнули, поглядели, как Залмай гоняется за Азизой, и опять принялись копать.
Углубление стало заметнее.
Сойдет, заключила Мариам.
Залмаю исполнилось два года. Он был пухленький, с густыми кудрявыми волосами, карими глазами и постоянным румянцем на щеках совсем как у Рашида. Лоб у него тоже был как у отца очень низкий.
Оставаясь вдвоем с Лейлой, Залмай был очаровательный малыш, веселый и резвый. Он обожал, чтобы его носили на закорках, частенько играл в прятки с матерью и сестрой, когда уставал, охотно сидел у Лейлы на коленках и слушал, как она ему пела. Его любимой песней была «Мулла Мохаммадджан» заслышав ее, он сучил ножками, смеялся и подпевал, когда дело доходило до припева.
Поедем в Мазари-Шариф, мулла Мохаммад-джан, В полях тюльпаны там цветут, мой спутник дорогой.