Эй! позвал Никита. Ему сейчас было до того хорошо, что срочно захотелось этим «хорошо» с кем-нибудь поделиться. Ты как?
Хельгу загородил велосипед. Илья склонился к ней:
Вставай!
Эй! заторопился Никита.
Близко к ней не подходи! рявкнул Илья. Мокрые черные волосы прилипли к его щекам и лбу, он стал похож на инопланетянина. Взгляд бешеный. Понял?! Убью! Ошибаются они тут!
Психи! с обидой крикнул Никита. Сумасшедшие!
Илья усадил Хельгу на раму велосипеда. На земле остались затоптанные джинсы и футболка. Толстовка уехала.
Психи, бормотал Никита, натягивая мокрые штаны. Сумасшедшие. Футболкой он попытался обтереться, но она комкалась, вырывалась из руки. Сумасшедшие! Все! Все сумасшедшие! Дурдом Тарлу!
В раздражении родился вопрос, как Илья их нашел. Они же разминулись! Выследить он не мог. А значит, Илья тоже, как и призрак, почуял, что они здесь. В него бы кол осиновый всадить.
Никите захотелось домой, в город, в родную комнату, где все понятно и привычно. В городе жизнь правильная и нормальная. А если и происходили какие-то непонятки, то быстро все объяснялось.
Одна кроссовка куда-то делась, и Никита ее долго искал. Нашлась в озере. Вылил воду, постучал о колено. Какой же он сейчас был злой! До горячих мурашек в кулаках. Хотелось ударить. Сильно. До костеломной боли. Боль убрала бы злобу.
Еще раз стукнул кроссовкой о колено и вдруг почувствовал, что ему все надоело. Домой! Завтра же уедет домой! И чего он не уехал сразу?! Зачем он вообще сюда прикатил?!
Никита шагал обратно с четким убеждением, что как только придет, начнет собирать вещи. Игры в покойников он больше терпеть не будет. Пускай местные сами разбираются со своими проклятиями и призраками. Они тут все, все сумасшедшие. Вчера около сосны надо было загадать, чтобы это Тарлу провалилось в тартарары.
Вдруг он понял, что солидарен с Хозяином: тоже теперь мечтает, чтобы округа полыхала и рушилась.
Злобы у него было столько и до того он был в нее погружен, что не сразу заметил, когда из-за кустов слева выступила темная фигура. Он успел разглядеть в ней Хозяина, заорал, поскользнулся и брякнулся в малинник.
Было больно попе, оцарапанным голым рукам, да еще в голове что-то сотряслось. Успел крикнуть: «Не подходи!» и зажмурился.
Ничего не происходило. Боль медленно растеклась по телу, уходила, царапки зачесались. Открыл глаза.
На него с сомнением смотрел хмурый Паша.
Ну что? спросил он, протягивая руку.
И Никита сказал «что». Развернуто сказал, как просят отвечать на уроках географии. И даже в красках расписал, как глубоко стоит провалиться этому поселку.
Паша мрачно оглядел Никиту, зачем-то задержал взгляд на джинсах.
Монета с тобой? спросил хрипло.
Монета тут ни при чем! От крика Никита согрелся. Даже футболка высохла. Это вы тут все ненормальные! Сами себе придумали игру, а теперь бегаете пугаете новеньких и сами пугаетесь.
Паша кивнул, повернулся и ушел в зеленя. Никита узнал знакомый холмик погреба. Это он хорошо успел на своей злости пройти. Еще немного и большая дорога к поселку. А там собрать вещи и
Держи.
Паша открыл ладонь. С монетой.
Никита закатил глаза и повалился в кусты. Малиновые колючки радостно вцепились в него, треснула футболка. Вспомнилась обложка книжки. Там было что-то колючее может, героев тоже в кусты бросали, когда плохо себя вели?
Никита ворочался в малине. Паша стоял, ждал.
Возьми, и пусть будет при тебе. Ты же видел графа?
Больше не увижу! Я уезжаю. Никита полез на дорогу. Протянутой руки старательно не замечал.
Увидишь. Паша не отходил. Его видят только те, кого он выбрал.
Чтобы встать, надо было либо обратно в кусты упасть, либо оттолкнуть Пашу, вставшего на пути. Никита тяжело вздохнул.
Я уезжаю, повторил он.
А ту монету ты куда дел?
Никита опять полез из кустов. На этот раз Паша отошел.
Выкинул Как же давно была вчерашняя ночь! В прошлом году. Прошептал: Вы мне надоели.
Этот год должен быть последним. Паша опять протянул руку. Теперь Никита ее взял, с невероятным трудом выдернувшись из колючек.
Меня угробите, дальше заживете спокойно? буркнул он.
Аэйтами все тут проклял на семьдесят три года.
Почему на семьдесят три?
Был уверен, что финны вернутся как раз к этому сроку.
Так возвращаются уже!
Они приезжают и уезжают. А надо, чтобы насовсем остались.
Ветер стал какой-то неприветливый. Дождь, что ли, опять будет?
Никита посмотрел по сторонам. Выдохнул.
И что мне делать? спросил он. Сам советовал уезжать.
Паша качнул рукой, напоминая о подарке:
Теперь уже поздно. Теперь не отпустит. Держаться надо.
Тут фиг продержишься. Никита стиснул кулаки. На меня сегодня половина вашего комбината упала. И не сама! Там Илья был. И Хельга, которая Анька. Они все подстроили!
Паша слушал, кивал. Подтверждать не стал. Как не стал и защищать местных. Снова протянул монету:
Возьми, я сказал! Насильно ввинтил подарок в кулак. О проклятиях местного Хозяина знали все. Священник попытался ему помешать. Провел в церкви службу. Тогда граф и его проклял. В первые три года дочери священника умерли.
Никита вздрогнул. Он уже сжился с мыслью, что они умерли старыми девами. Оказывается, Хельга все романтически переврала. Как и дядя Толя. Они постоянно врали. Нельзя им верить.
Как будто проклятие такая простая штука!
Сколько они ни проклинали учителя физкультуры, садиста из садистов, никогда ничего с ним не происходило. А тут раз и чуть ли не на век. Еще и люди мрут.
Здесь же камень, Паша топнул ногой. Гранит. Первооснова. Гиперборея. Из него сама планета сделана.
Бел-горюч камень Алатырь?
Можно и так, поморщился Паша. На любом граните заклятие произнеси сработает. А Хозяин, видать, еще и силой владел. Вроде бы его прабабка ведьмой была.
Ведьмой Жила в избушке, варила зелья, а прислуживал ей филин. И десяток мышей.
Порыв ветра ударил в лицо, заставив зажмуриться. Никита почувствовал, что все-таки сильно оцарапался. Еще и мокрая кроссовка ногу натерла. А перед ним стоит здоровый такой мужик, стучит пяткой по земле и говорит о ведьмах.
Ведьмой Жила в избушке, варила зелья, а прислуживал ей филин. И десяток мышей.
Порыв ветра ударил в лицо, заставив зажмуриться. Никита почувствовал, что все-таки сильно оцарапался. Еще и мокрая кроссовка ногу натерла. А перед ним стоит здоровый такой мужик, стучит пяткой по земле и говорит о ведьмах.
Ну да все так Шаманы, бубны Стоит найти любую каменюку, стукнуть по ней и желание сбывается. Наверное, в местной школе все отличники.
В памяти вдруг вспыхнуло озеро, берег, трава торчит из воды, какая-то коряга, кусты. Под ногами неудобные булыжники. Скользкие. И валун на берегу. Огромный. Словно специально сюда выбрался, чтобы следить. Чтобы топить.
В голове появился странный заговор, вроде никогда не знал их. «Океан-моря не обойти, бела Алатырь-камня не своротить, чада Божия не осудить, не опризорить ни колдуну, ни колдунье».
Тьфу, ерунда какая. А вот еще привиделось, что сидит мелкая в сапогах над ямкой, куда собиралась кротика закапывать, тычет в ямку пальцем и требует, чтобы Никита туда все свои беды, обиды и страхи прокричал: «Как начнешь кричать, слезы польются, так все и закончится».
Держи монету при себе, ворвался в мысли Никиты голос Паши. Никита замотал головой, чтобы прогнать наваждение. Я еще тут покопаюсь. Он проклял на что-то, заклад оставил. Заклад этот надо найти. Я ищу. А монета пригодится. Он за тобой охотится. Его вещь сделает тебя своим. И он ошибется. Потеряет тебя. Если он совершит ошибку тогда все: считай, ты спасся. Я кое-что выяснил. Финны свои дома побросали, им ничего забрать с собой не разрешили. Граф тоже чуть ли не пешком ушел. Вещи из усадьбы подрастащили. Сейчас они почти в каждом доме есть, их легко узнать. Граф большим собственником был. Все свои вещи отмечал. Вензель «А» и «Л». Лехтонен. Антти.
Почему Антти? Царапины чесались. Никита провел по руке раз, другой, цапанул успевшую подзажить ранку ногтем. Там же как-то по-другому говорили. Ай какой-то.
Его тут все зовут Аэйтами, это «дух земли» по-фински. Потому что опасность от земли идет.
Ага, кивнул Никита и машинально лизнул кровоточащий палец. Хотя в душе у него было никакое не «ага», а полный кавардак.
С монетой не расставайся, повторил Паша. А я тут покопаю еще. Потом найду тебя, если понадобится.
Он отступил с дороги ближе к погребу. Никита опять чесанул руку, почувствовал под пальцами неприятную влагу из ранок сочилась кровь.
Монетку, наверное, тоже можно бросить в ту ямку, куда он прокричит свои беды. И засыпать. Сверху каблуком примять. Чтобы ничего уже не выбралось.
Интересно, расскажет ли Хельга Илье про поцелуй? Наверное, расскажет. И что будет потом? Ничего хорошего. Во-первых, он разозлится и побьет Никиту. А во-вторых, прибьет Хельгу, потому что они с ней не совпадают в действиях. Это же видно! Илья делает одно, а Хельга ему в пику наоборот. Если Илья приложил руку к тому, чтобы пандус завалился, то Хельга прибежала спасать Никиту. Или если не спасать, то болела она явно за него. Как же у них тут все запутано! Одно слово Карелия!
Привет! Я тебя жду!
Нет, Никита не испугался. Кажется, ему скоро станет все ровно, как горизонт. Он уже вошел в поселок, миновал Дом Трех Смертей, дошел до пожарища. А тут мелкая Полинка. Все в тех же сапогах, в той же кофте, лицо чумазое, но довольное.
Опять кротик сдох? устало спросил Никита.
День сегодня какой-то длинный. Сначала обвал, потом озеро, теперь вот мелкая с очередной идеей.
Полинка тянула к нему руку, собираясь повести куда-то. Никита сильнее сжал кулаки в карманах.
Нет. Полинка выковыривала его руку из кармана. Теперь все надежно. Она настойчиво тащила его за расцарапанный локоть.
Шли бы вы, мелкие, играть без меня, прошипел Никита, задирая руки повыше. Ты была на комбинате? Ты видела? Обвал специально устроили!
Полинка замерла. Что-то в глазах у нее промелькнуло. То ли упрямство, то ли злость.
Ты не думай! Он сам упал! Сам! вдруг заверещала она. А тебе мы сейчас поможем. Верное средство! Идем!
Надоели вы мне! Поняли? рявкнул Никита. Как прокляну вас тут всех на первой же каменюке, будете знать!
Никита заметил колонку с зеленой кружкой. Захотелось пить. По хорошему радиусу обошел Полинку, чтобы даже не думала хватать. Рычаг у колонки был приятно-холодный.
Убегался он сегодня. Пора домой.