Понял, возьму, давай, до завтра.
Аким встал как обычно, в половину второго. Думал тихо уйти, как обычно. Вот только Настя уже не спала, сидела на кровати рядом.
Ты чего вскочила?
Провожу, ответила жена.
Я ж не в призыв ухожу, я ж на охоту, а ты тут чуть ли не прощаешься, с упрёком говорит Саблин.
Сидя на кровати, натягивает своё армейское бельё. «Кольчуга» плотно прилипает к телу. Она долго держит температуру, у неё продольные капилляры, в которых хорошо расходиться и сохраняется охлаждающий газ.
Покормлю, тихо и без обычного гонора сказала жена и добавила: Вон эту «кольчугу» свою натягиваешь, а говоришь, что на охоту идёшь.
Да хватит уже, «кольчугу» беру, чтобы не париться, там на юге уже сорок пять днём будет.
Молчу я, молчу, она тихо встаёт и идёт на кухню.
Он, прямо в «кольчуге» не экономя воды, плещется в душе, воду почти холодную делает, чтобы бельё температуру нужную набрало. Потом идёт к детской, там дети все спят, кондиционеры шуршат, в комнате не жарко. Всё нормально. Всё как обычно. Он подошёл к маленькой, у неё сползла маска. Аким её поправил. Наталка не проснулась, а он наверное и хотел, чтобы хоть глаза открыла. Ну да ничего, спи дочка, скоро вернётся батька и займётся твоим здоровьем, уж батька постарается. Если дядька Савченко не врёт, будешь ты здорова.
Он пошёл на кухню завтракать, а Настя так сидела рядом, смотрела дура так, словно прощалась. И напоследок ляпнула:
Может, не пойдёшь? Не хочу, чтобы ты уходил. Нехорошо на душе.
Ему аж есть расхотелось, надо же так в дорогу провожать, вот одно слово дура. Лучше бы спала.
Глава 8
Ветра нет, зато мошки ночью тонны, чувствует углекислоту, лезет к людям, залепляет фильтры, приходится стряхивать с маски, а то через неё не продохнуть. И очки от неё чистить нужно. Нет, саранча лучше. В степи, конечно, жить удобнее. Там и пыльцы нет. Зато пыль и жара свирепее. Впрочем пыль, пух, зной можно потерпеть, зато маску и очки не приходится носить постоянно.
Собрались все на пирсах. Темно ещё, погрузили то, что принесли: еду, оружие, снарягу. Старший, урядник Иван Головин, присел на ранец, достал офицерский планшет. Казаки встали вокруг, только Акиму места не хватило. На планшете Большая пойма, Великое болото от Енисея до Оби. Казаки смотрят, а урядник говорит:
Думаю, пойдем по руслу Таза. Тридцать километров будем держать. Через десять часов будем на заимке у деда Сергея.
Все, вроде, согласны. Кроме Акима.
У сома гон начинается, вставляет он, даже не глянув на планшет, сейчас делиться начнёт, злой будет. Там, на русле, омут на омуте, их обходить придётся, иначе будет кидаться на лодки, моторы отрывать, винты гнуть. Так что по времени ничего не выиграем. Лучше по мелководью пойти, через тростник на юг. На мелководье и камыша нет. До Старой протоки дойдём, а оттуда опять по мелководью, два часа и мы на озере Мелком. Ещё час и мы на заимке. По времени проиграем два-три часа, зато точно нам моторы не поотрывают. Думаю, в рогозе бакланы будут, ну так отобьёмся. А на русле, на большой воде, обязательно камыш встретим. Тоже время потеряем.
Все молчат, думают. Урядник тоже молчит.
Ну, можем и по руслу пойти, мы с Юрой два мотора взяли, продолжает Саблин. Думаю, хватит, но на ремонте будем время терять.
Да-а, тянет урядник, ну что, казаки, пойдём по мелководью?
По мелководью, соглашаются с Саблиным казаки, если хоть раз сом винт или мотор сорвёт, всё преимущество во времени потеряем.
Так и решили, стали садиться в лодки. Всё по боевому расписанию. В первой Иван Бережко и снайпер Фёдор Верёвка. Во второй командир урядник Иван Головин и радист Анисим Шинкоренко. В третьей Червоненко и Саблин, у них в лодке эхолот. И замыкает группу «дюраль» с Татариновым Ефимом и Кузьминым Василием.
Юра попросился на руль. Саблин и рад был. Хоть раз пассажиром ехать. Можно лечь да и дремать. Чего ж плохого.
Пошли. По темноте на ПНВ[17], не торопились, десять километров в час. Всё-таки был шанс налететь в темноте на корягу или на большой притупленный куст кувшинки или на мель, или на кочку. Вокруг трёх-четырёх метровые стены рогоза. Реже встречается тростник. Протоки между зарослями пять-десять метров. То и дело попадаются двадцатиметровые «поляны» заросшие ряской и «лопухом» лилией. И кочки повсюду торчат из воды, их всегда видно, на них кусты «волчьей ягоды». Чистой воды мало. Болото. Глубина от метра до трёх. Редко встречаются омуты. Пока редко. Там до десяти метров бывает. А на руслах исчезнувших рек так и до тридцати доходит.
В рогозе шелест стоит. Квохчут и лают в темноте разбуженные тихими электромоторами бакланы-одиночки. А мошка пред рассветом совсем звереет, её приходится сбрасывать с маски ежеминутно, после этого перчатка становится липкой, Аким моет её в воде за бортом. Фильтры респиратора основательно забиты, дыхание не свободное, он подумывает, не достать ли из ранца большую, полную маску, которая закрывает всю голову, раньше такие называли смешным словом «противогаз». Но в темноте копаться в ранце лень, да и на востоке уже небо покраснело, мошка исчезнет с первыми лучами. Исчезнет, как не было. Только чёрная каша в лодке останется, разводами, да и та высохнет на солнце через час, станет невесомой и её выдует из «дюраля» самым легким ветерком.
В коммутаторах тишина, казаки не разговаривают. Привыкли. Как на войне режим радиомолчания. Хотя тут как раз можно и поговорить, противника-то нет. Нет, всё равно молчат.
А солнце уже поднимается в небо из-за стены рогоза, и ветерок потянул с юга пока не жаркий. И как по волшебству, прямо на глазах тают чёрные тучи мошки. И становится неожиданно тихо. Пока мошка роилась в воздухе, десятки миллионов маленьких крыльев создавали неумолкающий гул, который замечаешь только тогда, когда он вдруг исчезает. Аким стёр последних мошек с очков, и так захотелось ему стянуть маску, что хоть руки свои сам держи. Снимать нельзя, здесь на мелководье самый грибок. Селится по острым и твёрдым листьям серого и крепкого рогоза. Рогоз ему не по зубам. Но красная, мерзкая нечисть живёт на нём, цветёт на нём, ждёт жертву, выбрасывая в воздух мелкую красную пыльцу. Споры. Если есть ветер, лучше маску не снимать. А ветер с утра всегда в рогозе есть, иногда едва колышет серые стебли, а иногда и рвёт их из воды. Так будет до десяти часов. Потом ветер стихнет, и можно будет снимать маску. Но осторожно и постоянно следя за рогозом. Не колышется ли.
Солнце только встало, а уже тридцать два. Этот день будет такой же, как и все прежние жаркий.
Юра так и сидит на руле, в лодке пред ними сидит урядник Головин. В лодке позади Татаринов с Кузьминым. Смотреть по сторонам? Ну, а что там, рогоз стеной да ряска. Ехать ещё долго. Саблину на болоте бездельничать никогда не приходилось. Рыбалка только кажется бездельем. Она всегда требует внимания. А вот на службе бездельничать приходилось часто. В караулах и секретах занятие было, а вот во второй линии, или на отдыхе в блиндаже, от скуки начинал он книги читать.
И читал их неделю за неделей. Ну а что там ещё делать, если войны нет. Говорить он был не мастак. В компанию поболтать его особо и не звали. Вот ему и оставалось: либо наряды и служба, либо книги.
Но то служба. Дома на гражданке разве посидишь? То в болоте, то в поле, то по дому работа какая. Жена всегда найдет, где и что нужно сделать. А тут вон как, сиди себе барином, да зевай, любуйся красотами. А что ими любоваться, чего он тут не видел? Батька стал его брать в болото ещё в десять лет. Страшно подумать, сколько он времени тут провёл. Ему сейчас тридцать шесть. Минус семь лет на службе.
И каждый из оставшихся дней, почти без выходных, он проводит в болоте. Ну, от пяти до семи часов ежедневно. Саблин даже считать не стал, сколько лет своей жизни он провёл в Великой пойме. В болоте. Годы и годы. И чего он мог ещё тут не видеть.
Конечно там, на юге, есть всякие мерзкие твари, которые тут, в его болоте не водятся, которых он не знает и не видел даже. Но все те твари, что есть в округе на сто километров от станицы, этих всех он знает лучше многих. Лучше большинства.
Выпь! кричит с первой лодки в коммутатор Бережко. По левому борту на одиннадцать.
Тут же привычно затарахтела «Тэшка». Со второй лодки по твари с локтя стрелял урядник.
Страшная, на первый взгляд, зверюга. Сама бывает четыре-пять метров в высоту. Ноги три метра. Как три ходулины. На этих трёх ногах бродит по болоту, по мелководью. Проворная, несмотря на внешнюю нескладность. Встанет у стены рогоза, замрёт и стоит часами неподвижно, смотрит своим плоским глазом в воду ловит рыбу. Как-то в воде умудряется разглядывать почти прозрачных «стекляшек». Жрёт всё: и донных ракушек, которых могут есть и люди, жрёт деликатесных и дорогих улиток, которых люди есть очень даже любят. Для людей она не опасна, клюв-лопата рассчитан на рыбалку и копание в иле.
Сейчас проворно сгибая и разгибая все свои три ноги, умная выпь пытается убежать за пучок рогоза. Знает, что с людьми шутки плохи. Урядник в неё попадает, раз и два, но выпь не останавливается. И тут:
Бах-х
Аж красная пыльца с ближних рогозин слетела слабыми облачками.
Так оглушительно бьёт двустволка десятого калибра.
Шесть крупных картечин разнесли выпи горб. Она заваливается в воду на бок и так остаётся лежать, торча из воды. Теперь не она будет есть рыб. А рыбы её.
Саблин, да и все другие рыбари не любят выпь, они вообще никого не любят, кто на их добычу покушается.
Аким «переламывает» двустволку. Лёгкая, почти невесомая пластиковая гильза сама вылетает из ствола в лодку. Он вставляет новый патрон. Закрывает замок. А лодки не останавливаясь и виражами обходя пучки рогоза и кочки, летят на юг.
Четвёртый взвод, кто воду не взял берите, орёт старший прапорщик Оленичев.
Я тебе взял, говорит Юра, протягивая двухлитровую баклажку. Мало ли, может, до солнца провозимся. БТР зашуршал моторами и поехал обратно на север, поднимая пыль.
Не хотелось бы до солнца. Тут, в степи, на солнце, сорок пять будет. Никакого хладогена не хватит. Саблин берёт баклажку, закидывает её себе в ранец. Ещё два кэгэ нагрузки. А у него в левом «колене» сервомотор не докручивает. А может и привод не дожимает. Со стороны, кажется, что он на левую ногу припадает. Как бы в бою не отказал. Он относил три дня назад «колено» к полковому механику, тот час копался, ничего не нашёл. При Акиме включал-выключал, сгиб-разгиб работал штатно. Как броню наденешь, так начинает заедать на разгибе. Но пока, вроде, работает.