Как для отдельных произведений, так и для духовной культуры постмодерна в целом характерен эклектизм. Эклектизм и мозаичность. Несоподчиненное, несвязанное, бессистемное сосуществование множества самых различных направлений, методов, стилей всех времен и народов, как в философии, так и в искусстве. Если для отдельного творца мышление в том или ином стиле прошлого может быть или самоценной игрой интерпретации, или выражением его собственного мироощущения и миропонимания, то для эпохи в целом это свидетельство ее познавательного и мировоззренческого кризиса. Если все варианты миропонимания равноценны, если все они в равной мере «истинны», значит снимается вопрос об истине.
В конечном же счете, конгломеративный характер культуры постмодерна произведен от потери социальной перспективы. Нет большой идеи будущего, поэтому нет большого стиля эпохи. Поэтому нет и прошлого.
Итак, если для модернизма, то есть для культуры первой половины XX века была свойственна устремленность к будущему (футуризм) и отталкивание от прошлого, то культура постмодерна, культура конца XX и начала XX! века замкнута в настоящем. Это культура презентизма. Для нее нет будущего и нет прошлого, нет временной «вертикали» восхождения от прошлого к будущему. Есть только «горизонталь» настоящего.
1. Андреев Л.Т. Сюрреализм. М.,1972.
2. Деррида Ж. Позиции. Киев.,1996.
3. Лиотар Ж.-Ф. Заметки о смысле «пост» // Иностранная литература,1994, 1.
4. Маркузе Г. Одномерный человек. М.,1994.
5. Маяковский В.В. Собр. соч.,т.1. М.,1935.
6. Мигунов А.С. Анти-эстетика // Вопросы философии,1994, 78.
6. Мигунов А.С. Анти-эстетика // Вопросы философии,1994, 78.
7. Модернизм. М.,1987.
8. Фукуяма Фр. Конец истории, //Вопросы философии,1990, 3.
9. Эпштейн М. Прото-, или конец постмодерна // Знамя,1996, 3.
«Искусственная реальность» постмодернизма
Постмодернистская культура породила новые направления и жанры творчества. Произведения поп-арта, соц-арта, концептуализма в жанрах инсталляций, лэнд-арта, хэппенинга, инструментального театра, перформанса демонстрируются в галереях, выставочных и концертных залах, репродуцируются в специальных художественных журналах, монографиях и альбомах. Их авторы и солидарные с ними искусствоведы называют это «современным искусством». И в качестве такового эти произведения включаются в постоянные экспозиции художественных музеев, анализируются в соответствующих разделах обобщающих трудов по истории искусства.
Приведем несколько примеров творчества российских авторов, пользующихся международным признанием, в частности и тех, чьи произведения включены в постоянную экспозицию искусства России XX века Государственной Третьяковской галереи.
И. Кабаков:
Фрагмент воспроизведен по: Бобринская Е. А. Концептуализм [1]. Аналогичное произведение Кабакова включено в экспозицию ГТГ.
В. Комар, А. Меламид:
Произведение представляет собой плакат, на котором на красном фоне белыми буквами стандартного шрифта написано:
«Вперед к победе коммунизма!» и внизу: «В. Комар, А. Меламид» [см. Е. Бобринская. Там же].
Н. Алексеев:
«Семь ударов по воде. Акция состояла в том. что весной на берегу Черного моря Н. Алексеев семь раз ударил палкой по воде. Судак. 2 мая 1976 года» [цит. по: Е. Бобринская. Там же].
Группа «Коллективные действия» А. Монастырский, Н. Алексеев, Г. Кизевальтер, Л. Вишневская. А. Абрамов. М. Константинова, В. Митурич-Хлебникова:
«Шар. Из цветного ситца была сшита оболочка шара (4 м. в диаметре). Затем в лесу в течение шести часов под дождем мы наполняли оболочку воздушными шарами и пустили полученную стогообразную форму вниз по реке Клязьме. Предварительно внутрь «шара» был вложен включенный электрический звонок.
Моск. обл., Горьковская ж-д., станция Назарьево. 15.6.1977». Цитировано по тому же альбому Е. Бобринской, этот же текст с фотографией шара на реке включен в постоянную экспозицию Третьяковки.
Классическим произведением О. Кулика, демонстрировавшимся в Москве, Цюрихе и Венеции, была его акция, состоявшая в том, что автор раздевался до нага, становился на четвереньки, лаял, кусался и тем самым, как комментировал искусствовед, «символизировал русскую ментальность».
Или: акция А. Бренера, который нагадил в зале французских импрессионистов Пушкинского музея.
Или: акция в московской художественной галерее «Дар» «Мавзолей. Ритуальная модель», где был выставлен огромный торт в виде тела Ленина и съеден участниками. Как комментирует искусствовед С. Тарабанов: «Это мировоззренческая акция, нужна была такая ситуация, которая могла позволять нам всем расстаться с актуальностью Ленина» (цит. по: «Независимая газета» от 22.07.2000 г.).
И т. д., в том числе, творчество поэтов-концептуалистов в виде «стихограмм» Д. Пригова, «карточек» Л. Рубинштейна, и тому подобное
Если исходить из формулы аэссенциалистов «искусство есть то, что таковым называется», то по поводу этих и подобных произведений «нет вопросов». Называется «искусством», значит искусство. Если же исходить из тысячелетнего опыта художественного творчества и эстетической теории, то есть проблема.
Прежде всего, необходимо констатировать явное отсутствие родовых признаков искусства эстетических достоинств формы и качеств художественного содержания. Здесь не место излагать теорию искусства, аргументируя данное утверждение. Сошлюсь лишь на существующую научную литературу [2, 3, 4]. Сознавая уязвимость апелляции к теории (возможно возражение, что теория эта устарела), отмечу, что сами апологеты «современного искусства» никаких аргументов в пользу того, что это именно искусство, не приводят.
Если же сие не искусство, то что? Творения шарлатанов, просто не способных на художественное творчество? Или талантливых людей, но конъюнктурщиков, отрабатывающих гранты? То есть корыстно обслуживающих определенную политику в сфере художественной культуры? По-видимому, все это есть: и бездари, и конъюнктурщики, и политика. Но
Но рискну все-таки предположить, что мы имеем дело и с проявлением глубинной, объективно необходимой тенденции в развитии культуры. Суть ее в заполнении разрыва между искусством и реальным процессом жизни. Разрыва, который образовался в Новое время, а в XX веке достиг максимальной степени.
Если посмотреть на историю культуры, то «искусство» в современном смысле, как «изящное искусство», возникает довольно поздно. Его не знает первобытная культура. Ибо тогда художественный элемент был вплавлен в мифологическое сознание, которое само не отличало себя от реальности. А его (этого сознания) материализации поклонение тотемам, магические ритуалы- были реальным процессом жизни первобытных племен. Процесс отделения искусства от жизни начинается с Античности. Греческая поэзия, комедия и трагедия это уже не жизнь, а «мимезис» подражание, художественное осмысление жизни, и театр специальное сооружение, отграниченное от реального процесса жизнедеятельности. Но и тогда расписанные амфоры и вазы, статуи богов были непосредственно включены в жизненный процесс и были предназначены не для созерцания, а для использования в утилитарных и религиозно-культовых целях. В еще большей степени слияние искусства с жизнью характерно для тысячелетия средневековой культуры. Обрядовые ритуалы (свадебные, похоронные, трудовые), орудия труда (прялки, конская упряжь, дуги), предметы быта (ложки, одежда, детские игрушки) представляли собой синкретическое, то есть первоначально нерасчлененное единство искусства и жизни. Тоже характерно и для религиозного культа, включающего в себя художественный элемент. Не случайно П. Флоренский категорически возражал против признания иконы произведением искусства [5]. Человек приходил в храм молиться, что составляло существенную часть его жизни, а не созерцать произведения.
И лишь с Возрождения начинается процесс радикального отделения искусства от жизни. Это связано и с внутренними закономерностями развития художественного сознания, и с социальными, социально-экономическими причинами. С одной стороны, усложнение художественного сознания требовало его освобождения от подчинения внехудожественным функциям, что и рождает искусство в чистом виде, так называемое «изящное искусство» (в жанрах портрета, мифологической картины, пейзажа, натюрморта, сонета, мадригала, инструментальной сюиты, оперы и т. д.). С другой стороны, зарождающееся капиталистическое, то есть массовое, сначала мануфактурное, затем промышленное производство все в большей степени исключает художественный элемент из своих продуктов. Современный дизайн это эстетическая форма утилитарного содержания. Художественно же эстетическое начало концентрируется и присутствует исключительно в чистом, «изящном» искусстве. Для того, чтобы соприкоснуться с ним необходимо пойти в музеи и выставочные залы, в филармонии и театры, то есть, фактически, на какое-то время уйти из жизни, из реальности для того, чтобы сосредоточиться на художественном осмыслении этой реальности через посредство произведений, представляющих ее особое удвоение. Ничего в этом смысле не меняется и тогда, когда в домашних условиях люди погружаются в особый художественный мир, читая книги или слушая музыку, смотря кинофильмы с помощью современных электронных средств репродуцирования и коммуникации.
Но отделение искусства от жизни происходит и в субъекте, в человеке. Складывается особая профессиональная группа художников. И только они художественно осмысливают ту жизнь, которой живут все остальные. «Остальные» становятся только потребителями искусства, потребителями специализированного художественного производства. И дело тут не только в том, что современный человек не имеет времени и сил для занятия художественным творчеством, будучи порабощен своей узко профессиональной деятельностью в промышленности ли, сельском ли хозяйстве или науке и просвещении. Само искусство к XX веку настолько усложнилось, что овладение средствами выразительности его языка и принципами художественного мышления оказывается недоступно непрофессионалам. Даже в художественно-исполнительской деятельности. При максимально благоприятных условиях (художественное воспитание, свободное время и пр.) можно представить себе домашнее музицирование в виде исполнения романсов Варламова или квартетов Гайдна, но не вокальных пьес Веберна или квартетов Равеля или Шостаковича. То есть даже в качестве исполнителя обычный современный человек оказывается отчужден от художественного творчества, от возможности выразить себя на специализированном языке искусства.