Степа ощутил укол куда-то в больное. Он правда слышал о том, как в Латинской Америке разговаривают с духами, поэтому озадачился.
С духами поговорить Вы же против наркотиков?
Ты не путай вот это белое дерьмо и разговоры с духами. Приедешь?
Приеду. Обязательно.
Это хорошо. Карлос сейчас тебя отвезет, я с ним завтра поговорю, мне кажется, он может от тебя кое-чему научиться. И когда придет его время выбирать, каким человеком стать, плохим или хорошим, он вспомнит тебя, и, может, ты ему поможешь, может, он тебя послушает, а мне кажется, это случится очень скоро. Мадо погрустнел, а потом жестко бросил Карлосу.
Карлос, ты меня услышал?
Тот кивнул.
По дороге назад они молчали. Когда прощались, Карлос обнял Степу и держал пару минут.
С-с-с-с-пасибо, Степа. Я это н-н-никок-к-к-к Карлос взял лист бумаги, написал «я этого никогда не забуду» и отвернулся.
Степа часто вспоминал Мадо, иногда звонил Карлосу, передавал Мадо привет, но приехать как-то пока не получалось. Степа, конечно, рассказал Любе все в деталях. Особенно про хорошего человека. Он был так счастлив от этой банальной оценки, а Люба Люба, как ему показалось, ничего не поняла. Особенно про хорошего человека. Так бывает, когда близкий тебе вдруг не понимает чего-то очень важного. Он от этого не становится менее близким, просто иногда нужно подождать.
Когда-нибудь близкий обязательно поймет. Ну или ты наконец поймешь, что ошибся.
В тот момент Люба сказала, что Степа идиот и что если бы ему реально пришлось отдать несуществующие у них 60 000 долларов, то она бы с ним развелась просто из чувства самосохранения. Так что ехать снова в Перу Степа не спешил. Просто часто думал о Мадо. Индеец стал для него кем-то вроде смеси Деда Мороза и Конфуция. Степа часто представлял себе их встречу, как он будет трясти объемную ладонь Мадо, обнимет его, а потом они начнут есть черную икру и разговаривать с духами, и духи подтвердят Степе все, что ему до этого говорил Мадо. В принципе, духов он представлял такими же, как Мадо, только из дыма. А однажды ему приснился сон. Мадо приехал в Россию, почему-то в одежде команчей из советских фильмов. Они пьют водку, закусывая икрой из бочки, Мадо принимает гостей, смотрит всем в глаза и выносит вердикт. Хороших людей очень мало А потом их всех вместе почему-то приглашают на закрытие Олимпиады80, хотя Степа родился в 82-м. Они смотрят соревнования, организаторы выпускают олимпийского медведя в небо, и Мадо в изумлении спрашивает:
Интересно, с какими духами общаются люди, видевшие таких странных медведей?..
Проснувшись, Степа решил набрать Карлоса, чтобы рассказать о сне и передать привет Мадо.
Карлос, привет! Как у вас дела?
Привет. Плохо.
Голос был таким холодным и бесчувственным, что Степа сразу все понял.
Карлос Мадо? Он жив?! С ним все в порядке?!
Нет. Мадо убили, спокойно и без всякого заикания произнес Карлос.
Ком в горле, как опухоль, занял все пространство. Убили Мадо Степа пытался найти какую-то справедливость и хрипло спросил:
Из-за наркотиков?
Нет. Просто так.
Что значит «просто так»?!
Просто так значит просто так. Он поехал в соседний городок, повздорил на улице с двумя отморозками, и его забили палками прямо на улице. Карлос как будто зачитал протокол опознания.
Разорванный Степа вдруг ощутил внутри что-то новое. Это чувство его раньше не посещало, никогда, а сейчас как волной заливало все его внутренности, уничтожив даже боль. Ненависть. Безграничная, абсолютная, всепоглощающая ненависть. Он знал, что разорвет руками убийц Мадо Степа тихо, но яростно просипел:
Их поймали?
На следующий же день.
Их поймали?
На следующий же день.
Вы же не отдали их полиции?
Нет, мы сами разобрались, с жутким, еле слышимым смешком ответил Карлос.
В этот момент Степа ощутил во рту сладкий вкус. Он знал, что ответ на следующий вопрос сделает его счастливым. И чем более бесчеловечным он будет, тем сильнее будет счастье.
Расскажи, расскажи, как вы их убили?
Слово «как» было произнесено с таким упоением, что Степе самому на мгновение стало страшно.
Степа, ты уверен, что хочешь это знать? Карлос стал другим человеком: беспощадным, жестоким и неумолимым. Карлос научился ненавидеть и убивать. Трогательный, добрый Карлос из прошлой жизни умер вместе с Мадо и теми двумя, точнее, именно с теми двумя. Но новый Карлос Степе нравился гораздо больше. Он захотел стать таким же. Он со школы хотел быть именно таким. Он их всех помнил. Всех. По именам
Говори. Говори!!!
Мы их не стали убивать. Просто похоронили рядом с Мадо. Пригласили их родителей на похороны ну чтобы могли попрощаться как полагается. Приготовили им удобные гробы. Даже подушки дали. И еще кое-что в дорогу, чтобы не скучали. Опять этот дьявольский смешок.
Опьяненный Степа перебил Карлоса:
Кокаин?!
Нет. Слишком просто.
Пауза. У Степы от ожидания свело мышцы на ногах.
Что?! Говори, что вы им положили в гроб?
Вдруг он понял что. Это же так просто, как можно не догадаться?
Стой, я знаю! Я знаю.
Что?
Степа никогда не ощущал такого вожделения и одержимости. Он успокоил дыхание и четко произнес:
Кислород.
Угадал, с демонической жесткостью ответил Карлос. Ты же знаешь, что это такое задыхаться. Да. Я положил им кислород.
От чувства абсолютного, безграничного, всепоглощающего счастья Степа даже перестал дышать, а когда решил вдохнуть, то не смог.
Приступ. Астма.
Степа стал рвать легкие, но ничего не получалось, он лишь слышал эхо беспощадного голоса нового Карлоса: «Кислород кислород кислород»
Сердце бешено стучало, причудился Мадо, его дом; Мадо был печален. Один вздох с трудом. «Ингалятор?! Ингалятор!!!» Он остался в машине. Другого в квартире родителей не было. Люба только что уехала, скорая не успеет. Ноги не двигались. Степа понял, что сейчас все закончится. Какая ирония. Карлос недавно заставил умереть от удушья своих врагов, а теперь задыхается его друг. Степа уплывал, в наушнике теплился голос Карлоса.
Так что у ребят было время подумать. А я сидел и слушал. Мы их закопали не так глубоко. Два часа. Это лучшее, что я слышал в жизни. Лучшее! Понимаешь?
У Степы стало темнеть в глазах. А Карлос продолжал.
Вот так вот. Приезжай, Степа, сходим на могилу к Мадо. Он, кстати, оставил тебе талисман, вырезал совсем недавно, говорит, для твоего разговора с духами. Необычная вещица, какой-то странный медведь, что ли. Он сказал, ты узнаешь. Степа? Степа? Ты здесь?
Медведь Из глаз Степы брызнул поток, он начал все смывать, абсолютно все. Ненависть и месть унеслись прочь, как дома во время цунами. Мадо стоял у выхода из своей комнаты в какой-то сад. Степа захотел туда, сделал шаг, но Мадо покачал головой, сказал «рано» и закрыл перед ним дверь. Степа стал в нее ломиться, и вдруг какая-то сила рванула его назад.
Мощнейший удар по лицу заставил хрипящего Степу очнуться. Над ним с ингалятором в руках стояла Люба. У ее машины кто-то проколол колесо, и она вернулась. В Любиной сумке всегда был ингалятор для Степы. Она знала, что когда-нибудь он понадобится.
На следующий день Степа улетел в Перу, возвращать прежнего Карлоса, пока не стало совсем поздно.
В этом его убедила Люба, которая лишь спросила, точно ли Степа хороший человек, и если да, то какого хрена он еще не летит спасать друга. Ведь его именно об этом и просил Мадо.
Да, чуть не забыл. Пока Степа летел, Люба на всякий случай перевела с общих счетов все деньги. Ну, от греха.
Палыч
Как-то я был приглашен в одну парижскую библиотеку, не поверите, для передачи им моей книги. Акт сей происходил в зале, на стенах которого висели портреты Гоголя, Чехова, Лермонтова и Грибоедова. Я представил их беседу в момент моего появления.
Гоголь. Палыч? Палыч, ты спишь?
Чехов. Нет, боюсь заснуть и быть похороненным заживо.
Гоголь. Очень смешно, особенно в сотый раз. Палыч, это что за франт?
Чехов. Ох, не спрашивай. Это, язык не поворачивается сказать, писатель.
Чехов. Ох, не спрашивай. Это, язык не поворачивается сказать, писатель.
Лермонтов. Дайте я его застрелю.
Гоголь. Хороший?
Чехов. Нет. Модный. Хлестаков от литературы.
Лермонтов. Тем более дайте я его застрелю.
Гоголь. То есть плохой. А чего его к нам привели?
Чехов. Говорю же, модный, без мыла в любую библиотеку влезет.
Лермонтов. Ну дайте же я его застрелю!!!
Грибоедов. Мишенька, вы бы лучше Мартынова застрелили. Николай Васильевич, тут такое дело, Палыч его не любит. Его в шутку с ним сравнили, он уже три недели не спит. Все перечитал. Ночами только и слышу «какой ужас, какая бездарность»
Чехов. Вот вас, Александр-Сергеевич-да-не-тот, забыли спросить, что я ночами делаю.
Лермонтов. Можно я застрелю сначала Грибоедова и потом этого Как, кстати, его?
Чехов. Цыпкин.
Грибоедов. Вот видите, как хорошо осведомлен.
Гоголь. Фамилия, конечно, как бы так помягче сказать, не писательская Мне бы его в «Души мертвые». Он что, не мог псевдоним взять, что ли?
Грибоедов. Он следующую книгу как раз собирается подписать «Не-Чехов».
Чехов. Что?! Дайте я его застрелю!
Лермонтов. Палыч, вы промахнетесь, у вас зрение. Дайте я.
Чехов. Кто бы говорил?! Дайте мне пистолет! Убью наглеца!
Грибоедов. Да пошутил я! Вот ведь как задел! Да что вы к парню пристали? Он в свободное от работы время пишет что-то там и всё.
Чехов. И кем он работает, интересно мне знать? Врачом? Инженером? Уверен, что нет. Думаю, какой-нибудь профессиональный прохвост.
Грибоедов. Пиарщик.
Лермонтов. Дайте я его все-таки застрелю! А что это, кстати?
Гоголь. Как? Кем?
Чехов. Вот. Я же говорил. Гнуснейшая профессия.
Грибоедов. Ну это как дипломат, только вообще без принципов. Работает за деньги на кого угодно. Делает популярным.
Лермонтов. Дайте
Гоголь. Мишенька, да уймитесь вы. Сочините эпиграмму и будет с вас. Александр Сергеевич, а о чем он пишет?
Грибоедов. О бабах.
Лермонтов. Дайте я его застрелю!
Гоголь. О бабах? Так это же чудесно.
Грибоедов. Ну сам он, конечно, говорит, что это, дескать, метафора, что на самом деле пишет о смысле жизни, но в действительности о бабах. Местами неплохо. Иногда очень смешно. Даже Палыч смеялся. Я слышал.
Чехов. Я кашлял. Ничего уж очень смешного там нет. Так. Анекдотцы.
Гоголь. Надо почитать. Раз уж Палыч его так не любит. Тем более о бабах. О чем нам здесь еще читать.
Чехов. Ты бы, Николай Васильевич, настоящего Александра Сергеевича почитал о бабах, а не этого калифа на час. Его пусть, вон, ненастоящий читает. Защитник нашелся.