Та отдала ему пару чистых.
Иван будто не чувствовал, как трясется самолет, как ныряет в воздушные ямы. Он закутал Людмилу Михайловну пледом, потом прильнул к стеклу иллюминатора, приложив ладонь козырьком ко лбу.
А-а! вдруг громко крикнул он. Смотрите!
Что ты, Ваня? испуганно сказал Алексей Иванович. Молнии, чтоб им пусто было!
Смотрите! опять закричал Иван и откинулся, чтобы другие видели то, что видел он за стеклом иллюминатора.
Резко опять вспыхнула, черканув по темному небу, молния.
Видели? радостно крикнул Иван. Видели?
Да что «видели»? злобно сказал Алексей Иванович. Сейчас водичку атлантическую увидим, понял?
Что вы паникуете? Самолет не падает! отец Александр старался говорить спокойно, но это у него не получилось. Помолимся.
Подождите вы! Стюардесса! Где выход? в панике Алексей Иванович уже не понимал, что говорит.
Стюардесса показала, где аварийный выход, но сказала, что она откроет его сама, когда прикажет командир.
Да плевать я хотел на вашего командира! Что, он не знал, что ли, о грозовом небе? Зачем летел?
Мы над Атлантикой, уважаемый Алексей Иванович. Разве не знаете, как здесь меняется погода? попытался урезонить его Федор.
«Господь упование мое, Господь сила моя», молился отец Александр.
Вот он! Опять! крикнул Иван.
Да кто? спросил Федор.
Не знаю! Летит рядом!
Федор приник к стеклу иллюминатора, но ничего не увидел.
«Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас», продолжал молиться отец Александр.
Да кто? спросил Федор.
Не знаю! Летит рядом!
Федор приник к стеклу иллюминатора, но ничего не увидел.
«Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас», продолжал молиться отец Александр.
Федор понял, что тоже надо молиться. Он припоминал молитву святому блаженному Иоанну, чудотворцу, к которому они и стремились. Но то ли от волнения, то ли по какой иной причине в голове образовалась странная пустота и все слова молитвы напрочь забылись.
Тогда он стал молиться своими словами:
«Святой Иоанне, архиепископ Мирликийский ой, прости, это по привычке., архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский Ты чудотворче, ты стольких людей спас!
Это наш смертный час? Неужто мы не доберемся к тебе, владыка? Ведь так хотелось помолиться у святых твоих мощей, сил набраться для дел праведных! Значит, не дано нам. По грехам нашим! Так? Что теперь делать? Читать молитву на исход души.»
И вслух сказал:
Отец Александр, похоже, надо читать отходную.
Да, но у меня с собой нет епитрахили! Она в чемодане. Придется так Господи, помилуй! Молимтися.
И только он начал читать молитву на исход души, как Иван опять радостно засмеялся, что-то увидев за окном.
Самолет задрожал, готовый развалиться на кусочки. Резко пошел вниз. Казалось, что теперь он неминуемо упадет в океан.
Но внезапно, добравшись до безопасного воздушного коридора, самолет стал выпрямлять полет.
И вышел на чистое небо.
Глава седьмая
Причастие
Терминал аэропорта Нью-Йорка, куда привезли пассажиров «Боинга» из Москвы, оказался более просторным и многолюдным, чем парижский. Но в общих чертах все было стандартным что в Штатах, что во Франции, что в современной России. Разве что попадающиеся на глаза полицейские в черной форменной одежде, с пистолетами в кобурах на широких ремнях, говорили, что это Соединенные Штаты Америки.
Те из пассажиров, кто летел в Нью-Йорк, ушли за своим багажом, а тем, кто летел дальше, в Сан-Франциско, предстояло ждать.
Обычная предполетная суета аэровокзала невольно настраивала на привычное безразличие к тому, что только что произошло с людьми, летевшими другими самолетами парижскими, или московскими, или индийскими, неважно какими. Главное, что это не они чуть не упали в океан. Не им, спешащим к своим воздушным извозчикам, отправляющимся в Бостон, или в Техас, или на другой конец света в Гонконг, например, грозила гибель. Да о ней никто и не говорил. Разве что у членов экипажа «Боинга 747400» и у пассажиров, которых они везли, оставалось в душе некое чувство то ли облегчения, что катастрофа миновала, то ли недоумения, почему вдруг лайнер вышел из смертельной ситуации невредимым.
Слава Богу, мы уже в Америке, сказал отец Александр. Господу, значит, угодно, чтобы мы долетели до Сан-Франциско и помолились в храме владыки Иоанна. Как вы, Людмила Михайловна?
Я бы выпила воды.
Вон бар, пойдемте туда, предложил Федор.
Сели за столик, Федор подошел к стойке и попросил у бармена минеральной для дамы. По-английски Федор говорил хорошо, но все же бармен определил, что это не американец. А когда увидел солидную фигуру отца Александра, задумался, что это за люди. То ли греки, то ли болгары, то ли еще кто-то, редко ему приходилось ему видеть таких иностранцев. Но он и глазом не моргнул, когда услышал русскую речь, батюшка обратился к Федору, сказав, что после перенесенного стресса неплохо было бы разрядиться водочкой.
Еремин согласился.
А Алексей Иванович-то наш, а? иронично сказал отец Александр. Ему брать ничего не будем.
Да Но что видел Ваня? Как думаете?
А сейчас у него и спросим.
Взяли водки, кока-колы, вернулись к столику.
Алексей Иванович сидел выпрямившись лицо холодное, отчужденное. Видимо, еще переваривал, что случилось в самолете. Отправился к стойке и остался там, заказав себе виски.
Людмила Михайловна постепенно пришла в себя, хотя на лице все еще отражались следы пережитого седая прядь волос с бледностью щек, сухостью губ теперь подчеркивали ее возраст. Но вида элегантной богатой дамы она не утратила.
Я тоже выпить хочу. За нашу удачу, сказал Иван.
Это водка, Ваня.
Я немного. А здорово мы летели, он смотрел на Людмилу Михайловну, все время стараясь уловить, что ей нужно. Она улыбнулась.
Мой рыцарь.
И Ваня улыбнулся.
Не, не я. Он.
Алексей Иванович? отец Александр поднял рюмку.
Не, он ругался.
А кто?
Ваня пожал плечами:
Может, показалось.
А может, и нет, Людмила Михайловна выпила воды. Я столько знаю про «владыку чудес», что не удивилась бы нисколько, если ты, Ваня, в небе владыку видел.
Иван радостно улыбнулся.
Выпьем по крайней мере за то, что мы живы, сказал Еремин.
Господи, благослови, отец Александр перекрестил рюмку и выпил.
А ничего, сказал он после короткой паузы. Похоже, наши поставки. А?
Водки плохой не бывает, подтвердил Федор. Бывает хорошая или очень хорошая.
И это правильно, согласился отец Александр. А?
Я пошел, ответил на его вопрошающий взгляд Федор.
Возьмите и мне, сказала Людмила Михайловна. Вы так славно выпили.
И Алексея Ивановича зовите, сказал отец Александр. Что это он один пьет? Это не по-нашему, не по-русски.
Федор выполнил распоряжение батюшки.
У Алексея Ивановича достало такта принести извинения.
Выпили, оживились, на щеках Людмилы Михайловны появился легкий румянец.
Знаете, когда вы заговорили о том, что митрополит Антоний направил владыку в Шанхай, я вспомнила, как мы жили в Китае и какая тогда была обстановка. Это ведь мои детские годы, первые впечатления. Вот я могу не вспомнить, что было год назад, или два, или третьего дня, а то, что было в детстве, помнится отчетливо. Мама тогда ходила ухаживать за больными в госпиталь для бедных и в дом для умалишенных. И меня иногда водила туда помогать ей. Владыка приходил к больным по первой же просьбе и никогда не отказывал Чаще приходил поздно вечером, а иногда и ночью. Я хочу рассказать случай, который произошел не при мне, а при маме. Она рассказала, и я хорошо запомнила ее рассказ.
Дождь зарядил еще в понедельник, а сегодня уже наступила среда. Казалось, что этому мутному потоку, который то усиливался, то несколько ослабевал, чтобы пойти с новой силой, не будет конца.
Владыка Иоанн шел по той части Шанхая, где теснились торговые лавки, ресторанчики, заведения сомнительного назначения. Подобрав подолы одежды, по узкой улице спешили люди, перепрыгивая через лужи. Все торопились укрыться от дождя, но, минуя владыку, обязательно косились на него. Он приходил сюда не в первый раз, и видели его тоже не впервые.
И все же не могли привыкнуть и к его черной рясе, и к овальной вещице[3], которая висела на цепи, опускаясь на грудь, с изображением на ней какой-то женщины. И его головной убор был слишком непривычен похож на перевернутый котелок с прямыми стенками. А позади еще зачем-то прикреплена к обоим концам длинная черная материя[4].
Улица, мощенная давно стершимися камнями, с выбоинами, с ямками, заполненными водой и грязью, жила привычной для нее суетой, заботами о пропитании и плотских утехах.
Кривоногий рикша со своей повозкой догнал быстро идущего владыку, засеменил рядом.
Господин, а господин, садись, подвезу, рикша улыбался, морща скуластое худое лицо.
Сколько раз говорил, что не буду на тебе кататься, рикша приставал к владыке всякий раз, когда тот приходил в этот квартал Шанхая.
Дождь, господина, а ты босой. Заболеешь.
Я-то здоров. А сын твой?
Спасиба, господина! ответил рикша по-русски. Большой спасиба!
Месяц назад владыка был у рикши дома. Просила прихожанка кафедрального собора Богоматери «Споручница грешных». Говорила, что этот китаец сильно страдает из-за болезни сына, что врачи не могут помочь мальчику. А рикша хороший человек не раз выручал русских соседей, когда у тех не было даже лепешки.
Владыка пришел к больному мальчику, крестил его, причастил. Потом молился около его постели около часа. Ушел, сказав, чтобы иконка Богородицы, которую он принес из храма, была с мальчиком все время. И еще сказал, что сын рикши выздоровеет.
Так оно и произошло.
Господин, я тебе ботинки купил. Посмотри, и он достал из повозки ботинки, показал их владыке. Ботинки были потерты, не один раз подбиты, но все же годились для носки.
Хорошие ботинки, владыка связал шнурками правый и левый ботинок, перебросил их через плечо. Спасибо, Иоаким, рикшу звали Ким Ли, но владыка сказал, что теперь рикшу будут звать Иоаким. А сына его, Хе, теперь зовут Херимон, что значит «радующийся».
В воскресенье жду в храме, сказал владыка. С сыном. А сейчас я спешу, до свиданья.
До свиданья! сказал по-русски Ким Ли, он же Иоаким, радостно улыбнулся и поклонился.
До свиданья! сказал по-русски Ким Ли, он же Иоаким, радостно улыбнулся и поклонился.
Владыка свернул в боковую улицу, где грязь доходила до щиколоток, и ему пришлось подобрать полы рясы.
Здесь стояли окраинные дома, дальше начиналось голое поле, но владыка не остановился, лишь ускорил шаги. Он спешил в дом для умалишенных, который расположился в тридцати километрах от Шанхая, и сейчас решительно двинулся по тропе среди голого поля, чуть ли не побежал И не потому, что дождь усилился, а ветер подул сильнее, но совсем по другой причине.