Можно, конечно, попробовать, сказал Ульф. Но у кошек иногда просто бывает дурной характер, вы не находите? А с расстройством личности ничего не поделаешь. Кошки в глубине души психопаты.
У комиссара сделался разочарованный вид.
А как долго обычно живут кошки?
Довольно долго, ответил Ульф. В некоторых случаях до двадцати лет.
Комиссар вздохнул.
У каждого в жизни свое бремя, не так ли? спросил он.
Да, сказал Ульф.
Они снова обменялись рукопожатиями, и Ульф вышел из кабинета. Когда он вернулся в контору, его уже ждал имейл от помощника комиссара, где сообщалось название спа и телефонный номер владельца.
Когда Ульф вернулся, время было уже почти обеденное. Карл уже ушел он предпочитал съедать свой сэндвич в парке по соседству, а Эрик, который любил обедать у себя за столом, перелистывал журнал, посвященный рыбалке.
Ты жив, отметила Анна, когда Ульф вошел в кабинет.
Эрик поднял от журнала глаза.
Он действительно существует?
Ульф улыбнулся.
Да, я остался в живых и он действительно существует. Исключительно обаятельная личность. Вежлив. Всем интересуется. Именно такой, каким и должен быть комиссар полиции.
Анне не терпелось услышать подробности:
А чего ему было нужно? Тебя повысят? Нас всех повысят?
Или хотя бы отправят на пенсию пораньше? добавил Эрик.
Нет, ответил Ульф. На этот счет ничего сказано не было.
И? продолжала Анна. Зачем он тебя вызывал?
Простите, сказал Ульф. Я не могу об этом говорить.
Анна и Эрик уставились на него в полном недоумении.
Но мы же коллеги, сказала Анна. Мы всегда рассказываем друг другу о том, что происходит. Иначе Тут она пожала плечами так, что стало ясно: ситуация грозит полным крахом деликатных расследований не только в Мальмё, но и, вполне может быть, по всей Южной Швеции.
Да, сказал Эрик. У нас здесь нет секретов.
Но Ульф был непоколебим.
Но Ульф был непоколебим.
Я дал комиссару слово, что не буду обсуждать это дело ни с кем. Мне очень жаль, но это означает и вас.
Анна снова пожала плечами.
Превосходно, сказала она. Так, значит, тому и быть.
Мне правда очень жаль, попытался объясниться Ульф. Мне ужасно хотелось бы вам рассказать, но я просто не могу. Поставь себя на мое место ты бы сделала то же самое.
Это возымело эффект. Перестав обижаться, Анна предложила ему вместе пообедать в кафе, где она собиралась рассказать ему последние новости по делу Сигне Магнуссон.
Что-то здесь происходит странное, сказала она. Такое ощущение, что кто-то пытается ловить рыбку в мутной водице.
Эрик поднял было на них взгляд, но потом снова уткнулся в журнал.
Это дело было странным с самого начала, согласился Ульф.
Когда они пришли в кафе, все столики у окна оказались уже заняты, и им пришлось сесть в задней части зала. Лучшие места были оккупированы буйной студенческой компанией, которая не обращала внимания ни на кого вокруг, а их вопли и смех заглушали разговоры за соседними столиками. Ульф поглядел на них с легким сожалением.
Неужели мы были такими же? спросил он.
Анна подняла глаза от меню:
Да, думаю, именно такими. На самом деле ничего не меняется.
И все же, сказал Ульф. В этом возрасте и понятия не имеешь, что рано или поздно ты изменишься, верно? Когда тебе двадцать, невозможно представить, каким ты будешь в сорок.
Это что, английское стихотворение? раздумчиво спросила Анна. Срывайте розы поскорей
Подвластно все старенью[9]
Это произвело на Анну впечатление.
Не думала, что ты так хорош в поэзии.
Не так уж я и хорош, ответил Ульф. Нас заставляли учить стихи в школе. И мне, в общем-то, это нравилось в отличие от остальных. Стриндберг, Эрик Аксель Карлфельдт; кое-кто из немцев; немного Шекспира. Кое-что из этого застряло у меня в голове. Но немного. Тут он припомнил еще кое-что. Ах да. Гомер. Мы читали Гомера.
На греческом? спросила она.
Нет, на шведском. Гомер совсем неплохо звучит на шведском. Стоит только поменять имена и получится типичная сага. Перевод Лагерлёфа. Помню, я тогда еще представлял, что действие «Одиссеи» разворачивается в Стокгольмском архипелаге. В том возрасте я еще не очень представлял, как, собственно, выглядит Греция. Он помолчал, разглядывая меню. Расскажи мне о Сигне. Чего там новенького.
Анна подалась вперед; за соседним столиком сидела женщина, которая подслушивала, пока они разговаривали о поэзии, и теперь Анна понизила голос.
Так вот. Заявление об ее исчезновении было подано пять дней назад. Молодая женщина по имени Линнеа Эк, студентка университета, сообщила в местный полицейский участок о том, что ее подруга не явилась на встречу. Они обе имеют какое-то отношение к студенческому любительскому театру, и встреча эта была запланирована уже давно. То есть встреча была важная, и ей показалось странным, что подруга не пришла.
Она попыталась дозвониться Сигне на мобильный без успеха. Телефон был выключен и так с тех пор и не включался. Потом она попробовала связаться с ее родителями, но, как оказалось, они сейчас находятся в Японии. Позднее нам удалось с ними поговорить они очень обеспокоены, как ты можешь себе представить. Никакого света на это дело пролить они не смогли.
Ульф спросил о других друзьях Сигне в особенности о Бим.
Я с ней поговорила, ответила Анна. Сначала она нервничала, решив, что я пришла снова поднять вопрос о ее недавнем поведении, но расслабилась, узнав, что дело совсем в другом. Сказала, что это очень непохоже на Сигне исчезать, не сказав никому ни слова. С ее слов, Сигне публикует в социальных сетях чуть ли не каждый свой шаг. За ней легко можно проследить по ее постам.
И как там с постами? спросил Ульф.
Анна ответила, что в последнее время их не было.
Это-то и есть самое неприятное, сказала она. Но это еще не все ты только послушай: спустя несколько часов после нашего разговора с Линнеа Эк она мне перезвонила и сказала, что обо всем этом подумала и у нее появилась идея, которую ей хотелось бы со мной обсудить.
На самом деле это были, скорее, подозрения. Когда мы с ней разговаривали, вид у нее был довольно встревоженный. Линнеа дала мне понять, что Бим может знать обо всей этой истории больше, чем она нам рассказала. Что Бим и Сигне сильно поссорились после того, как Сигне пришла к нам, чтобы заявить об исчезновении воображаемого возлюбленного Бим. Потому что Бим считала, что Сигне украла у нее это селфи, и не собиралась ее за это прощать. И Линнеа, более или менее, предполагает, что Бим убила Сигне в неком неизвестном месте неким непонятным способом.
Ульф фыркнул:
Это вряд ли. Небольшой конфликт между юными женщинами, наделенными богатым воображением. Убийством тут не пахнет.
Да, сказала Анна. Но есть еще кое-что: Линнеа сказала, что в тот день, когда исчезла Сигне, она Сигне получила от Бим эсэмэс, где говорилось, что им нужно увидеться. Это было как раз перед встречей любительского театра, на которой она не появилась. Прямо перед этим.
А откуда об этом стало известно Линнеа? спросил Ульф.
Ей Сигне сказала.
И где они должны были встретиться?
Этого Сигне не сказала.
Ульф еще немного поразмыслил:
А Бим? Что она говорит насчет этой их встречи?
Анна придвинулась к нему еще ближе. Женщина за соседним столиком слегка наклонила голову, чтобы лучше слышать.
Здесь-то и есть самое интересное: Бим утверждает, что ей ровно ничего не известно о ее встрече с Сигне. Отрицает все напрочь.
Ульф застонал.
Ложь, сказал он. Кто-то из них точно лжет.
Анна была с ним согласна:
Да, но кто именно? Это, похоже, один из тех случаев, когда А говорит «х», а В говорит «y» если мне позволено быть алгебраичной.
Алгебраичной ты мне нравишься больше всего, сказал Ульф и немедленно об этом пожалел. Это уж слишком попахивало флиртом назвать женщину алгебраичной означало перейти некую границу. Не станешь же говорить другу, пускай и самому близкому, что он алгебраичен, да к тому же что он тебе в этом качестве нравится.
Он посмотрел на Анну, понял, что это замечание возымело свой эффект, и его сожаления усилились.
Алгебраичной? переспросила она лукаво. Что ж, я не против войти в состав уравнения.
Ульф понял, что сам загнал себя в угол.
Я не имел в виду ничего личного, Анна, неуклюже попытался выпутаться он. Я просто говорил о том, как ловко ты пользуешься математическими символами. Он помолчал. Вот и всё, правда. Только и всего.
Сам того не ожидая, слова «только и всего» он произнес с особенным ударением: они вырвались у него помимо воли.
Анна пристально смотрела на него:
Я подумала, ты сказал, что я тебе нравлюсь. Я подумала, именно это ты и имеешь в виду.
Ну конечно же, нравишься. Я бы тут с тобой не обедал, если бы ты была мне противна. И алгебра к этому никакого отношения не имеет.
Она опустила глаза на меню, и он заметил, что она покраснела. С этим он ничего поделать не мог; он дал ей понять, что отстраняется но это ли он хотел дать понять? Это, скорее, была геометрия, нежели алгебра. И геометрия ситуации была в корне неверной: это был треугольник, в двух вершинах которого находились Джо и Анна, а он сам в третьей. Ему совершенно не хотелось становиться частью подобной диаграммы, потому что точно такой же треугольник вынужденный треугольник привел к развалу его брака, и повторение этой ситуации ему претило.
Анна была замужем. Все так просто. Он не мог взять на себя ответственность за разрушение брака.
Она подняла на него глаза.
Ульф, выпалила она. Ты же знаешь я ценю нашу дружбу.
Конечно, осторожно ответил он.
Но я правда думаю всегда так думала, что эта дружба должна оставаться такой, какая она есть: сугубо профессиональной.
У Ульфа перехватило дыхание. Этого он совсем не ожидал. После ее реплики насчет уравнения довольно недвусмысленной он решил, что теперь именно ему предстоит как-то притормозить развитие ситуации. Но теперь Анна вела себя так, будто это она решила придержать коней. Может, ей просто хотелось сохранить лицо?
Ульф знал, как ему следует поступить. По натуре он был джентльменом и понимал, что в подобных обстоятельствах джентльмен должен взять на себя активную роль и уступить. Так поступают джентльмены. В нынешние времена, конечно, джентльменом быть уже не принято, но понятие это все еще существовало и ждало своего часа, чтобы быть открытым заново. Быть может, оно просто получило новое название и продолжает оставаться частью нашей системы мира, несмотря на диктат нового языка отношений между людьми языка, который ставит акценты на самоопределении и личном пространстве человека. Не так уж это отличается от кода рыцарского поведения, который удерживал мужчин от неподобающего поведения по отношению к женщинам в прежние времена. Вещи, которые мужчине непозволительно делать сегодня, это именно те вещи, которые джентльмен не стал бы делать в любом случае так в чем разница? Может, мы снова просто возвращаемся к старым традициям как свойственно обществу, когда оно видит, что происходит, если отправить правила поведения на свалку?