Она лишилась обоих родителей, и вот к чему это привело. Вот что осталось в ее душе. Разгром. Я должна была понять. Должна была увидеть, что она любит не меньше моего. Только моя любовь придает мне сил, а ее пригвождает к земле.
Я бы хотела, говорит она, не глядя на меня. Я бы хотела быть как ты. Но я не могу пойти искать Байетт, если не смогла пойти искать его. Я думала, что лодочная смена единственный способ попасть за забор, но ты ты готова выкорчевать этот забор голыми руками. Она судорожно вздыхает и тихо заканчивает: Почему я не смогла сделать того же ради отца?
Впервые за все время я, кажется, знаю, что на это ответить. То, что говорили мне, когда я была маленькая и отца отправляли на операции.
Ты его дочь, говорю я. Это не ты должна его защищать.
Она не отвечает, но слушает.
А Байетт наша подруга, продолжаю я, наблюдая за Риз, и что-то в ее лице меняется. Я ее убедила. И мы должны ее защищать, как она защищала бы нас. Я собираюсь с духом и заканчиваю: Как я защищала бы тебя.
На ее лице мелькает удивление, при виде которого меня обжигает стыд. Неужели это было настолько неочевидно?
Но тут она протягивает руку, и, когда ее ладонь касается моей, у меня перехватывает дыхание.
Да, говорит она. Ладно.
Это все, что я могу сделать сегодня, и адреналин покидает меня так стремительно, что я едва не падаю на колени. Я улыбаюсь, отпускаю ее руку и ныряю под одеяло.
Я лежу на спине, по привычке оставив рядом место для Байетт. Я слышу, как Риз снимает куртку, чтобы накрыться ею. В спальне слишком тихо, и, несмотря на понимание, которого мы только что достигли, больше всего на свете мне хочется провалиться сквозь землю, чтобы нам не пришлось слушать, как мы обе усиленно притворяемся спящими.
Слушай, вдруг подает голос Риз. Это ведь был не мой отец? По рации?
Э-э Я не знаю, какими словами смягчить ее разочарование.
Забудь, просто так спросила, обрывает она меня смущенно, и я представляю, как она мотает головой. Я просто Я думала, что, если кто-то из родителей и вернется, это будет он.
Шорох, скрип деревянных реек она устраивается поудобнее. Разговор окончен. Удивительно, что она вообще его начала.
Впрочем, сейчас, когда Байетт нет рядом, она другая. Возможно, я тоже изменилась. Я сжимаю кулаки, пытаясь собраться с мужеством. Я задавалась этим вопросом с момента нашей встречи, но если Риз не хочет говорить, то ничто ее не заставит.
Впрочем, сейчас, когда Байетт нет рядом, она другая. Возможно, я тоже изменилась. Я сжимаю кулаки, пытаясь собраться с мужеством. Я задавалась этим вопросом с момента нашей встречи, но если Риз не хочет говорить, то ничто ее не заставит.
Тебе не обязательно отвечать начинаю я. У меня слегка дрожит голос. Но, Риз, куда уехала твоя мама?
Я не вижу ее, а вместо этого наблюдаю за пятнами света, которые ее коса отбрасывает на потолок, и пальцем обвожу их мягкий размытый контур.
Все сложно, наконец говорит она. Ну или мне просто хочется, чтобы все было сложно.
Я не понимаю.
Когда я узнавала в последний раз, она еще не покинула штат. Может, живет где-то в Портленде, не знаю.
Что? До Портленда от силы двести миль. Я всегда считала, что она уехала далеко или даже что Риз не знает, где она.
Да, говорит Риз. В ее голосе не слышно грусти, или злости, или вообще хоть каких-нибудь чувств. Она не хотела оставлять Мэн. Она только меня хотела оставить.
Я не знаю, как на это реагировать. Но она разговаривает со мной. А значит, ей не все равно.
Сочувствую, говорю я. Знаешь, ты могла бы рассказать мне об этом и раньше.
Некоторые вещи принадлежат только тебе, говорит она устало и сонно. И живешь ты с ними одна.
Еще одно подтверждение того, насколько мы с ней разные. Риз никого не подпускает близко, а я всю жизнь мечтала быть частью другого человека. Приехав в Ракстер, я как будто наконец нашла свое место. Я как будто не знала, кто я, пока Байетт не объяснила.
И я знаю, что сказала бы Риз. Она сказала бы, что это нездоровое поведение, что это неправильно. Но разве у нас нет проблем посерьезнее? В конце концов, вокруг нас рушится мир.
Нет, Риз это не Байетт, но она мне нравится. Мне нравится, как она умеет говорить без слов. Нравится даже, что я не всегда нравлюсь ей.
Глава 7
Байетт
Я стараюсь моргнуть но
Медленно густо как мой язык он горячий и сухой ломтик чего-то мир крадется мне под веки и я я я
Просыпаюсь.
В голове разливается жар. Свет режет глаза, но я понимаю, что лежу в постели в какой-то комнате. У меня ничего не болит, но я чувствую каждую клеточку своего тела.
Комната большая. Она предназначена для чего-то другого. Облупленный линолеум на полу. Занавески вокруг моей кровати опущены наполовину, и я вижу покосившуюся доску объявлений на стене и три другие кровати, все пустые. Я тяну руку, чтобы коснуться занавески, откинуть ее, но
Я не могу пошевелиться. На запястьях ремни, а из руки торчит игла капельницы.
Где-то открывается дверь тяжелые, приглушенные шаги защитный костюм, бледно-голубой, я вижу его из-за занавески. Костюм отдергивает занавеску, встряхивает рукой, чтобы отцепить налипшую ткань, и говорит
Как ты?
Он говорит, что он парень.
Его зовут Дитрих.
Шутка. Он сам не знает, зачем это сказал.
Его зовут Тедди, и ему девятнадцать. Он всего лишь матрос, и это его первый день. Он пробыл в Кэмп-Нэше от силы неделю, а потом его направили сюда, и он до сих пор не знает зачем, потому что все его обязанности таскать туда-сюда оборудование и глазеть в окно. К сожалению, он не понимает почти ничего из того, что говорят врачи из ЦКЗ, и лечение какое-то странное, и это его очень беспокоит.
Я вглядываюсь в него, пытаясь вспомнить, как выглядят парни. Я вижу только его глаза остальная часть лица скрыта хирургической маской, а тело облачено в защитный костюм. Волосы у него каштановые, как у меня, кожа золотистая, но тусклая, как будто ей не хватает солнца.
Тедди задает мне вопросы. Тедди спрашивает, какой сегодня день. Он спрашивает, когда я родилась, как моя фамилия, сколько стоит молоко. Я не отвечаю я хочу, но слова не выстраиваются в предложения.
Шалтай-Болтай сидел на стене, говорит он. Шалтай-Болтай Шалтай-Болтай Ну же, ты должна это знать
Шалтай-Болтай свалился во сне, говорю я, и тут не могу о боже я забыла я забыла как это больно
как удар молнии как желчь подкатывает к горлу как дрожь в костях я трясусь и кричу и если не остановлюсь то рассыплюсь на части в глазах мокро живот тяжело вздымается
Тихо, говорит Тедди, пожалуйста не говори больше ничего ты нам обоим делаешь больно
Все хорошо, говорит он. Прижимает к моим губам чашку и струйкой вливает воду, пока я глотаю. Уходя, он запирает за собой дверь.
Я одна, в сознании, в своем теле. В комнате никого, только жужжит вентилятор где-то за занавеской. Рывок, еще один но ремни на запястьях не поддаются.
Я одна, в сознании, в своем теле. В комнате никого, только жужжит вентилятор где-то за занавеской. Рывок, еще один но ремни на запястьях не поддаются.
Всю свою жизнь я была сплошной проблемой. И сейчас нахожусь на складе проблем. Сперва Ракстер, а потом эта комната я шла сюда всю свою жизнь. Я была слишком одаренная, и мне было слишком скучно, и чего-то во мне недоставало, а может, наоборот, было в избытке.
Идею подала мать, а отец молча кивнул и ушел в другую комнату. Все лето они молчали, а потом просто посадили меня в машину и отвезли в Ракстер. Там никто ничего не знает, говорила я себе. Никто не знает, чем ты занимаешься, когда тебе скучно. Чем ты занимаешься просто потому, что можешь.
Тедди возвращается утром и говорит, что врачи работают над моим случаем. Ты только молчи, говорит он, и я не против молчать. Боль слишком свежа. Он раскладывает передо мной стопку бланков, расстегивает ремни на запястьях, отодвигает капельницу и помогает мне записать ответы.
Байетт
Байетт Уинзор
16 почти 17
14 января
Аллергии нет
Элизабет и Кристофер Уинзор
Бикон-Хилл
Улица?
Вест-Сидар
Дом?
6
Ты занервничала, говорит Тедди. Не нервничай.
Я с трудом вспомнила, пишу я.
Но ведь вспомнила.
Я просыпаюсь раньше чем должна капельница еще полная туман не могу сфокусироваться я закрываю глаза и снова оказываюсь в лесу в ту ночь ночь когда я сюда попала
Холодно сыро ирисы хрустят под ногами Уэлч крепко держит меня под руку так будет лучше говорит она это ради твоих подруг как будто я сделала выбор но я ничего не делала я ничего не решала она вытащила меня из лазарета мы спустились по лестнице дежурных нет Гетти где-то спит Гетти одна
Я нужна ей сказала я а Уэлч ответила нет сказала что она хочет чтобы я шла за ней
Через ворота в лес в кустах какие-то животные глаза как факелы теплое дыхание Уэлч у самого уха и вдруг люди ждут
Они забрали меня хотя я сопротивлялась я пыталась убежать укол в бедро туман в голове и Уэлч склоняется надо мной
Мне очень жаль говорит она и хуже всего то хуже всего то что она кажется не врет
Я замечаю что-то голубое в комнате зрение вернулось в норму, мир обрел четкие контуры. Я едва успеваю оглядеться и проверить капельницу (пустая), как занавеска с шорохом отходит в сторону, а потом кто-то заходит за нее и встает у изножья кровати. Это женщина в костюме как у Тедди. В руках у нее узорчатая больничная сорочка.
Здравствуй, говорит она. Судя по тону, она улыбается. Тебе пора переодеться.
Она отстегивает все мои ремни и помогает мне встать. От слабости у меня трясутся ноги, так что она раздевает меня; ее неповоротливые пальцы медленно расстегивают пуговицы рубашки и расшнуровывают ботинки. Секунду я дрожу в лифчике и трусах, а она во все глаза смотрит на меня, на мою спину, где сквозь кожу проступает второй позвоночник, а потом меня накрывает сорочка. У меня нет сил даже поднять руки и просунуть их в рукава. Ей приходится сделать это за меня.
Костюм на ней плотный, как у Тедди. Резиновый и жесткий. Видимо, потому, что они боятся меня моей болезни. Но у ее костюма нет воротника, и я вижу, как пульсирует на шее жилка. Я могу считать ее пульс раз, два, и от этого становится немного легче.
Все в порядке? спрашивает женщина, застегивая ремни обратно. Тебе удобно?
Я открываю рот, но она кладет мне на губы палец в перчатке.
Давай пока ограничимся жестами. Тедди говорит, что у вас были небольшие проблемы с речью.