Он сказал. Формально прилагательного «лучшие» в его речи не было. Но там тем не менее хватало иных хвалебных эпитетов. И пресс-центр, услышав это, хором взвыл в возмущенном негодовании.
Незадолго до моего отъезда в Атланту в редакцию «Спорт-Экспресса» приехал американский журналист собственный корреспондент журнала Sports Illustrated Джефф Лилли. Он готовил большой блок интервью с российскими коллегами на тему грядущей Олимпиады. В качестве одного из собеседников ему и подсунули меня как олимпийскую чемпионку.
На вопрос американца о том, что я думаю по поводу Игр в Атланте, я необдуманно ляпнула:
Ничего хорошего. Насколько мне известно, основное население Атланты это негры. Как показывает мой личный опыт, когда за организацию чего бы то ни было берутся черные, порядка не жди. У большинства из них слишком приблизительные представления как о дисциплине, так и о пунктуальности.
Джефф аж подпрыгнул: «Елена, я тебя умоляю, не произноси таких слов. Я не могу написать слово негр в своем материале!»
Я пожала плечами.
Мне-то что за дело? Не можешь найди другие слова. Ты же спросил меня, что я думаю? Вот именно это я и думаю. По крайней мере у меня нет никаких оснований считать иначе
Выбор Атланты в качестве столицы Игр-1996 многим казался странным. До 1984 года Игры для стран-хозяев были, пожалуй, лишь делом престижа и отличной возможностью дать мощный толчок развитию спорта в целом. Олимпиада в Лос-Анджелесе стала переломной: доказала, что при грамотной постановке дела главные соревнования современности способны приносить сумасшедшие прибыли всем, кто так или иначе участвует в их организации. Поэтому и драки за право проведения Олимпиад вышли на новый уровень.
Казалось бы, Игры-96, которым суждено было пройти в год столетия современных Олимпиад, просто-таки обязаны состояться в Афинах там, где, собственно, и родилась древняя олимпийская традиция. Но на выборах Афины проиграли. Поговаривали, что виной всему деньги, ведь именно в Атланте расположены штаб-квартиры «Кока-Колы» и телегиганта TBS.
Ну а в Атланте начался бардак. Все призывы МОК к оргкомитету с просьбами хоть как-то ограничить в дни Игр количество частного транспорта на улицах наталкивались на железобетонный ответ: «Мы не можем посягать на права американского народа!» В итоге работа транспортной системы то и дело блокировалась, хотя и без того была организована чудовищно. Например, чтобы попасть из пресс-центра в бассейн (три минуты и восемь долларов на такси, из которых семь брали только за факт посадки в машину), нужно было в течение сорока минут добираться до главного транспортного узла, делать пересадку, причем ждать автобуса приходилось от двадцати минут до часа, и ехать еще сорок минут в обратном направлении.
Как-то последний по расписанию, почти полуночный автобус прессы, отходящий от олимпийского бассейна, подхватил, едва отъехав от остановки, пяток местных зрителей и отправился развозить их по станциям метро. Журналисты были в ярости. Возможность закончить работу хотя бы на полчаса раньше на Олимпиадах, где порой приходится работать круглосуточно, весьма принципиальна. Однако на это возмущение от толстенной черной американки-водителя последовал убийственный ответ: «Это американские граждане. А мы на американской земле. Права соотечественников для меня первостепенны!»
Когда скандал в салоне вспыхнул по полной программе и «приблудную» публику были готовы если не линчевать, то на полном ходу выбросить из автобуса, негритянка спокойно заглушила мотор на перекрестке, открыла переднюю дверь, достала из бардачка пару гамбургеров и со словами «Надоели вы мне все» ушла в ночь.
Волонтеры информационных служб в Атланте регулярно занимали на стадионах чуть ли не всю трибуну прессы (другие места были полностью проданы зрителям) и не могли связно ответить ни на один вопрос.
«Зачем вам понадобилась эта работа?» не выдержала я как-то в гимнастическом зале. «Почему нет? искренне удивилась собеседница, необъятным желеобразным обликом как две капли воды напоминавшая уже упомянутую мною даму за рулем. Во-первых, дали форму. Во-вторых, я с утра до вечера бесплатно смотрю гимнастику. Знаете ли, нравится. Вы видели, кстати, сколько у меня автографов на бейсболке? Кормят, опять же, три раза в день бесплатно. Где взять протоколы? Ну, я, право, не совсем в курсе. Может быть, вам стоит спросить где-нибудь там, на улице? Там есть палаточка, из которой вроде бы носят бумажки»
Иногда действия волонтеров и вовсе теряли всякую логику.
Как рассказывали мне обитатели Олимпийской деревни, в один из дней Игр охранники здания, где располагался Макдональдс, вдруг ни с того ни с сего запретили выносить на улицу мороженое. На этажи гостиничных корпусов, где жила российская делегация, по нескольку дней подряд не загружали прохладительные напитки. Нет, злым умыслом нигде не пахло: так, халатность и непоколебимая уверенность в том, что все, что делают американцы, они делают правильно.
Чем ближе было закрытие Игр, тем больше мелких деталей начинало откровенно резать глаз и вызывать раздражение. Неистовые американские болельщики были готовы под завязку заполнять трибуны даже во время предварительных соревнований, несмотря на проливной дождь или палящее солнце. Но как только выяснялось, что в финале не будет спортсменов США, трибуны пустели. Особенно заметно это было в состязаниях борцов, боксеров. Проплешины на зрительских местах бросались в глаза даже в телевизионных репортажах.
Да и сами репортажи оставляли желать лучшего. Американские операторы без конца показывали выступления лишь «своих» спортсменов. Одна из газет опубликовала письмо, присланное жительницей какого-то маленького городка руководству ТВ-компании, обслуживавшей Игры. «Я очень благодарна вам за возможность увидеть всех наших спортсменов, писала американка. Но иногда, знаете ли, хочется посмотреть и на тех, кто выигрывает медали»
Апофеозом этого бреда для меня стал один из гимнастических финалов. В гимнастике соперники очень редко проявляют недоброжелательность по отношению друг к другу, сколь бы жесткая борьба ни разворачивалась между ними на помосте. Зрители, как правило, тоже поддерживают всех без исключения. Особенно тех, кто падает. Это легко объяснить: слишком жесток этот вид спорта. Слишком тяжелой ценой достаются медали и звания. Слишком рано там начинают понимать, что такое боль и какими страшными могут быть травмы. Когда же в Атланте с бревна в самом начале комбинации, не попав ступней на снаряд, упала россиянка Оксана Ляпина, зал в едином порыве взревел от восторга.
Так что каждую из выигранных в Атланте российскими спортсменами золотых медалей можно было смело причислять к подвигу.
Глава 2. Человек-загадка
До начала Игр вряд ли бы во всем спортивном мире нашелся человек, который мог подумать, что золото на обеих дистанциях баттерфляем может достаться кому-либо, кроме Дениса Панкратова. К тому времени он уже был чемпионом и рекордсменом мира и потрясал публику не только своими результатами, но и совершенно необычной техникой прохождения дистанции: половину первого 50-метрового отрезка Денис проплывал под водой, работая одними ногами, и только на этом опережал ближайшего соперника на корпус.
Когда российская делегация еще только летела в Атланту из Москвы, в салон эконом-класса заглянул президент Олимпийского комитета Виталий Смирнов. Разговорился о чем-то с главным тренером по греко-римской борьбе Михаилом Мамиашвили и вдруг кивнул на сидящего рядом пловца: «Вот этот парень едет выигрывать две золотые медали»
На Олимпийских играх в Барселоне от Дениса тоже ждали медали. Как минимум серебряной. Но там он остался шестым. Почему я никогда особенно не интересовалась. Для газеты требовались интервью с теми, кто победил, а дружеского общения у нас не получалось. Денис оставался единственным из всей команды, кто упорно, несмотря на не бог весть какую разницу в возрасте, продолжал величать меня на вы. Все мои попытки объяснить ему, что при такой форме общения я чувствую себя крайне некомфортно, разбивались об одну и ту же фразу: «Я так привык» И это сохраняло дистанцию в отношениях.
Разоткровенничался он лишь однажды в 1995-м, на одном из летних турниров по плаванию, где я по обыкновению, помимо журналистской работы, выполняла в команде функции переводчика, менеджера, мамки, няньки и «прислуги за все». Панкратов тогда установил свой первый мировой рекорд, плюхнулся без сил на кем-то подставленный стул и, обращаясь ко мне, прошептал: «Расскажите им что-нибудь обо мне сами, пожалуйста. Я что-то совсем ничего не соображаю».
Журналисты там бегали за Панкратовым и за его тренером Виктором Авдиенко стаями. Громогласно восхищались нестандартной для дельфиниста техникой, и, сами того не желая, усадили Авдиенко на его любимого конька: о тонкостях стилей своих подопечных волгоградский тренер всегда мог рассуждать часами. В итоге он настолько заморочил журналистам голову, что в отчете французской LEquipe появилось следующее: «Панкратов это не что иное, как хорошо отлаженная и чудовищно мощная машина, которая управляется головой и способна развивать любую скорость».
Мне Авдиенко тогда рассказывал совсем другое. Отбесновавшись после рекордного заплыва своего ученика на трибуне и чуть не поломав мне ребра объятиями («Ты что, ничего не понимаешь? Он мировой рекорд установил!!!»), он вдруг заговорил о том, что дети из благополучных семей в спорт не приходят. А идут туда большей частью те, кому нечего есть. Поэтому он и переживает за своих ребят по-сумасшедшему. Защищать-то их некому.
Рассказал и о том, как много лет назад двенадцатилетний Денис неудачно упал в летнем лагере, перерезав запястье осколком бутылки, которая валялась в траве. И он Виктор волок его на себе через лес, на шоссе, и ни одна машина не хотела останавливаться
Сам же Панкратов, которого я все-таки, когда схлынули эмоции, заставила отвечать на свои вопросы, вдруг сказал, вспоминая о Барселоне:
Я никогда и никому не говорил об этом, но у меня ведь там все деньги украли. Это обнаружилось буквально за десять минут до отъезда в бассейн. Понимаете, сейчас бы плюнул и забыл. А тогда У меня мама всю жизнь, когда еще нормальные деньги были, сто шестьдесят рублей в месяц получала, меня тянула, и те мои деньги были первой в жизни премией, которую я заработал на соревнованиях. Полторы тысячи долларов Я их в Барселону и привез-то, чтобы что-то домой и для мамы купить. А самым гнусным во всей этой истории было то, что деньги пропали в Олимпийской деревне, где, кроме своих, никого не было. Это меня очень здорово выбило тогда из колеи