И душу мою примите в свои небесные селенья!
И тут вдруг в театре сделалось темно. Все произошло мгновенно, зрители едва успели вскрикнуть от изумления, ибо свет снова залил сцену.
Но Кристины Дое там не было!.. Что с ней сталось? Какое чудо свершилось?.. Все смотрели друг на друга, не понимая, волнение сразу же достигло своего предела. Оно охватило и сцену и зал. Из-за кулис бросились к тому месту, где минуту назад пела Кристина. Спектакль был прерван посреди величайшего беспорядка.
Куда? Куда подевалась Кристина? С помощью какого колдовства ее похитили у тысяч восторженных зрителей, вырвав, можно сказать, из объятий Карола Фонты? По правде говоря, нелишне было бы задаться вопросом: вняв ее пламенной мольбе, не унесли ли ангелы «в свои небесные селенья» не только душу, но и тело Кристины?..
Рауль, все еще стоявший в амфитеатре, вскрикнул. Граф Филипп встал в своей ложе. Все смотрели поочередно на сцену, на графа, на Рауля, спрашивая себя, нет ли какой-либо связи между этим странным событием и газетным откликом, появившимся в то утро. Но Рауль поспешно покинул свое место, граф исчез из ложи, и, пока опускали занавес, абонированные зрители устремились ко входу за кулисы.
Среди неописуемого шума публика ожидала какого-либо сообщения. Говорили все разом. Каждый считал себя вправе объяснить, как все произошло. «Она упала в люк», говорили одни; «Ее похитили у задника, уверяли другие. Несчастная, возможно, стала жертвой какого-нибудь трюка, придуманного новой дирекцией»; третьи не сомневались: «Это ловушка. И неоспоримое тому доказательство совпадение во времени похищения и наступления темноты в зале».
Наконец занавес медленно поднялся, и Карол Фонта, подойдя к дирижерскому пульту, сообщил серьезным печальным голосом:
Дамы и господа, произошло неслыханное событие, все мы охвачены глубокой тревогой. Кристина Дое исчезла у нас на глазах, и мы не знаем как!
Глава XV
Странное поведение английской булавки
На подмостках невообразимая сутолока. Артисты, машинисты сцены, танцовщицы, статистки, фигуранты, хористки, абонированные зрители все спрашивают, кричат, толкают друг друга. «Что с ней сталось?» «Ее похитили!» «Это виконт де Шаньи увез ее?» «Нет, граф!» «А вот и Карлотта! Это она сделала?» «Нет, Призрак!»
А кое-кто смеялся, в особенности после того, как в результате тщательнейшей проверки люков и пола была отвергнута возможность несчастного случая.
Средь всей этой шумной толпы выделялась группа из трех лиц, они беседовали тихонько, лишь жестами выражая отчаяние. Хормейстер Габриель, администратор Мерсье и секретарь Реми уединились в углу тамбура, соединяющего сцену с широким коридором танцевального фойе. Там, за огромными аксессуарами, они и выясняют отношения.
Средь всей этой шумной толпы выделялась группа из трех лиц, они беседовали тихонько, лишь жестами выражая отчаяние. Хормейстер Габриель, администратор Мерсье и секретарь Реми уединились в углу тамбура, соединяющего сцену с широким коридором танцевального фойе. Там, за огромными аксессуарами, они и выясняют отношения.
Я стучал! Они не ответили! Возможно, их уже нет в кабинете. Во всяком случае, узнать этого нельзя, они унесли ключи.
Так говорит секретарь Реми, и нет сомнений, что слова его относятся к господам директорам. Во время последнего антракта те отдали распоряжение не беспокоить их ни под каким предлогом. «Нас ни для кого нет».
Тем не менее, восклицает Габриель, не каждый же день похищают певицу прямо со сцены!..
Вы крикнули им это? спрашивает Мерсье.
Пойду туда опять, говорит Реми и бегом бросается прочь.
Тут подоспел управляющий.
Ну что, господин Мерсье, вы идете? Что вы здесь оба делаете? Вы нужны там, господин администратор.
Я не хочу ничего делать и ничего знать до прибытия комиссара, заявляет Мерсье. Я послал за Мифруа. Когда он приедет, вот тогда и посмотрим.
А я вам говорю, что надо немедленно спуститься в органный регистр.
Только после того, как придет комиссар
Лично я уже спускался в органный регистр.
Вот как! И что же вы там увидели?
Ничего, а главное никого! Понимаете, никого!
Я ничего не могу поделать!
Разумеется, продолжает управляющий, в ярости запуская руки в копну непокорных волос. Разумеется! Но если бы кто-то находился в органном регистре, этот кто-то, возможно, объяснил бы нам, почему на сцене стало вдруг темно. А Моклера нигде нет, понимаете?
Моклер был старшим осветителем, и от него зависело, день или ночь царит на сцене Оперы.
Моклера нигде нет, повторяет потрясенный Мерсье. А его помощники?
Ни Моклера, ни его помощников! Никого в осветительской, говорю я вам! Надеюсь, вы понимаете, вопит управляющий, что эта малютка исчезла не сама собой! Все было подстроено, и в этом надо разобраться А директора, которых нет на месте?.. Я запретил спускаться в осветительскую и поставил пожарного у ниши с органным регистром! Я поступил неправильно?
Нет-нет, вы все хорошо сделали А теперь дождемся комиссара.
Пожав плечами, взбешенный управляющий уходит, бормоча ругательства в адрес «мокрых куриц», спокойно отсиживающихся в укромном углу, когда в театре все «вверх дном».
На самом же деле Габриель и Мерсье вовсе не были спокойны. Однако они получили указание, которое буквально парализовало их. Ни под каким видом, ни за что на свете нельзя было нарушать уединение директоров. Реми преступил запрет, но это ни к чему не привело.
Да вот он как раз возвращается из новой своей экспедиции. Вид у него совсем потерянный.
Ну что, вы с ними говорили? спрашивает Мерсье.
Моншармен открыл мне наконец дверь, отвечает Реми. У него глаза на лоб лезли. Я думал, он меня ударит. Я слова не успел сказать, а он, представьте себе, прокричал мне: «У вас есть английская булавка?» «Нет», отвечал я. «Тогда оставьте меня в покое!..» Я хочу ему объяснить, что в театре происходят неслыханные события, а он знай кричит: «Английская булавка? Дайте мне немедленно английскую булавку!» Услыхав его он кричал как оглашенный, прибегает человек из администрации с английской булавкой; схватив ее, Моншармен тотчас закрывает дверь у меня под носом! Вот и все!
И вы не смогли сказать ему: «Кристина Дое»
Хотел бы я на вас при этом посмотреть!.. Он весь кипел от бешенства И думал только о своей английской булавке. Если бы ее тут же не принесли, его наверняка хватил бы удар! Безусловно, все это ненормально, наши директора, видимо, сходят с ума!..
Секретарь Реми недоволен. И не скрывает этого.
Так продолжаться не может! Я не привык, чтобы со мной обращались подобным образом!
Внезапно Габриель шепчет:
Тут, верно, опять не обошлось без П. О.
Реми усмехается. Мерсье вздыхает, собираясь, видимо, сделать какое-то признание Но, взглянув на Габриеля, знаками призывающего его молчать, остается нем.
Меж тем директора не показываются, а время уходит, и Мерсье, чувствуя свою все возрастающую ответственность, наконец не выдерживает.
Придется самому бежать, чтобы поторопить их! решает он.
Габриель, помрачнев внезапно, останавливает его с очень серьезным видом.
Подумайте, что вы делаете, Мерсье! Если они не выходят из своего кабинета, стало быть, так надо! У П. О. немало разных трюков в запасе!
Но Мерсье качает головой.
Тем хуже! Пойду! Если бы послушали меня, то давно уже все рассказали бы полиции! И он уходит.
Что все? тотчас спрашивает Реми. О чем следовало сказать полиции? Ах, так вы молчите, Габриель!.. Значит, вас тоже посвятили в тайну! Ну что ж, неплохо было бы посвятить и меня, если не хотите, чтобы я во всеуслышание заявил, что все вы сошли с ума!.. Да, действительно сошли с ума!
Габриель глупо таращит глаза, делая вид, будто не понимает столь неуместного выпада господина личного секретаря.
Какая тайна? шепчет он. Не понимаю, что вы имеете в виду.
Реми выходит из себя.
Сегодня вечером во время антрактов здесь, на этом самом месте, Ришар и Моншармен вели себя как сумасшедшие.
Я ничего не заметил, с досадой ворчит Габриель.
Значит, вы единственный!.. Неужели вы думаете, что я их не видел!.. И что господин Парабиз, директор банка «Креди сантраль», ничего не заметил?.. И что у господина посла Бордери нет глаз?.. Но, господин хормейстер, все абонированные показывали друг другу пальцами на наших директоров!
И что же они такого делали, наши директора? спрашивает Габриель с глупейшим видом.
Что они делали? Да вы лучше, чем кто-либо, знаете, что они делали!.. Вы сами здесь были!.. И наблюдали за ними вместе с Мерсье! И вы были единственным, кто не смеялся
Я не понимаю!
Очень холодно и «отстраненно» Габриель воздевает руки вверх и опускает, выражая, видимо, своим жестом, что его этот вопрос совершенно не интересует.
Но Реми не унимается.
Что это еще за новая мания?.. Теперь они, видите ли, не желают, чтобы к ним кто-либо приближался!
Как? Они не желают, чтобы к ним кто-либо приближался?
Они не желают, чтобы к ним прикасались!
Вы действительно заметили, что они не желают, чтобы к ним прикасались? Это, безусловно, странно!
Значит, вы согласны! Ну наконец-то! И они ходят, пятясь задом!
Пятясь задом! Вы видели, как наши директора ходят, пятясь задом! А я думал, только раки имеют обыкновение пятиться задом.
Не смейтесь, Габриель! Не смейтесь!
Я и не смеюсь, возражает Габриель, стараясь выглядеть как можно серьезнее.
Прошу вас, Габриель, не могли бы вы мне объяснить, ведь вы ближайший друг дирекции, почему в антракте после сцены в саду, когда возле фойе я шел с рукой, протянутой навстречу господину Ришару, я вдруг услышал, как господин Моншармен торопливо сказал мне тихим голосом: «Отойдите! Отойдите! Главное, не прикасайтесь к господину директору»? Разве я чумной?
Невероятно!
А несколько минут спустя, когда господин посол Бордери направился, в свою очередь, к господину Ришару, разве вы не видели, как господин Моншармен встал между ними, и не слышали, как он закричал: «Господин посол, заклинаю вас, не прикасайтесь к господину директору!»
Потрясающе!.. И что же делал Ришар в это время?
Что он делал? Да вы прекрасно видели! Повернувшись, он поклонился, в то время как перед ним никого не было! И удалился, пятясь задом.
Пятясь задом?
И Моншармен за спиной Ришара тоже повернулся, то есть торопливо описал позади Ришара полукруг и в свою очередь удалился, пятясь задом!.. И так, пятясь задом, они дошли до административной лестницы. Нет, вы только подумайте: пятясь задом!.. Если они не сумасшедшие, объясните же мне наконец, что все это значит?