Коллекционер (сборник) - Дмитрий Иванов 10 стр.

Анна же тем временем преспокойно достала ТУ САМУЮ клавиатуру с кириллическими символами (она знала, куда её прятал Ахмед до её прихода) и уже болтала в «аське» с кем-то из подруг.

Владелец кафе, тихонько вздохнул и попытался было уйти «на хозяйскую половину», но потом притормозил и повернул голову на смех своей мучительницы.

 Видишь, она меня старой клюшкой назвала  хохотала Анка.  Это я-то старая! Вот кошёлка! Хм ну как же тебе объяснить-то. Хокки, айс хокки, понимаешь? Нет? А гольф? Вот, хорошо. Уже весело. А клюшка это Понял? Молодец. Ну что ты опять заладил Катастрофа, да Катастрофа. Не пойду к тебе старшей женой. И в хабиби не пойду. Странный ты, Ахмед, мужик. Зачем тебе три жены? Паранджу-то на меня хрен оденешь.

 Знаешь, Катастрофа, тебя нельзя брать в жёны!  вдруг выдавил из себя египтянин.

 Это почему?

 Ты сама как мужчина. Ты больше, чем мужчина. Ты царица

 Хатшепсут?

 Да! Тебе нельзя отказать. Тебе можно только повиноваться. Я это сразу понял.

 Вот как?  посерьёзнела Анка.  А наши мужчины этого никак не сообразят. Или потому и не подходят, что понимают. Спасибо тебе, Ахмед, за то, что сказал. Теперь я долго буду думать. А долг я тебе непременно верну, ты не сомневайся. В следующем году приеду, наменяю много валюты и сразу рассчитаюсь. Нет, правда. Хочешь, вот эти сто долларов в залог оставлю?

 О, нет, Катастрофа! Пусть будет так, как есть. Нет должников, нет кредиторов. Я первый раз общался с такой царственной женщиной. А за это не жалко платить. Давай лучше пить чай, пока нет посетителей.

 Ахмед, а что у тебя за музыка всё время играет, такая щемящая и нежная. Даже плакать хочется?

 Не знаю, хабиби. Один человек принёс. Другой день, как ты приехала. Денег дал, сказал, пусть играет всегда две недели подряд. Ещё сказал, будто называется «Жаль, тебя здесь нет». Как-то по-английски

 Красиво. У меня за стеной тоже вечером играет

Холодный каркаде с обожаемыми Анкой восточными сладостями оказался как нельзя кстати. Заканчивался последний вечер «в знойной жаркой Африке». Через сутки её ждала промозглость московских осенних сумерек и транзитная ночь в одном из аэропортов столицы.

Вернувшись домой, Анка принялась готовиться к обычной зиме российского севера: доставала из шкафа шубу, свитера И, вытаскивая тёплое стёганое одеяло, впервые за много лет обратила внимание на рисунок. Пирамиды, сфинкс и храм Амон Ра в Долине Мёртвых, храм, построенный повелением царицей Хатшепсут. Вот и не верь после этого в мистические совпадения. А ведь сначала она хотела ехать в Тунис, на остров Джерба. Бог, как говорится, не позволил, напустив на Средиземноморье холодов и дождей. Запасным вариантом считался Израиль, но там было неспокойно, и Анка не рискнула пожертвовать своим замечательно-спортивным телом, чтобы прекратить пограничные конфликты в местах Общего Обетования.

И вот теперь за окном Анка даже нацарапала небольшой виршик о том, что увидела за окном, назвав его «первоснежное».

Зима тянулась долго и уныло. И, будто и не было совсем ещё недавно тёплого Красного моря, палящего солнца в Луксоре, пляжного волейбола с немцами, обходительного экскурсовода Юсуфа, горбоносого Ахмеда с его извечным «Ка-та-стро-фа пришла!». Всё осталось за волшебной дверцей, которую великий фантаст Роберт Хайнлайн так и назвал «Дверь в лето».

И вот теперь за окном Анка даже нацарапала небольшой виршик о том, что увидела за окном, назвав его «первоснежное».

Зима тянулась долго и уныло. И, будто и не было совсем ещё недавно тёплого Красного моря, палящего солнца в Луксоре, пляжного волейбола с немцами, обходительного экскурсовода Юсуфа, горбоносого Ахмеда с его извечным «Ка-та-стро-фа пришла!». Всё осталось за волшебной дверцей, которую великий фантаст Роберт Хайнлайн так и назвал «Дверь в лето».

А тут и весна подоспела, и запах её врывался в затхлые кубы офисов, тревожа мясистые ноздри первопроходцев частного капитала в нашем возлюбленном Мамоной краю. И понимали их, ноздрей, обладатели, что пришла пора, невзирая на превратности мирового финансового кризиса, отправляться в парфюмерные магазины, бутики и лавки, отряжаться туда, чтобы «вынюхать» тот единственный достойный аромат, который подойдёт той самой неповторимой, невероятной женщине

Впрочем, наверное, перебор. Редко, какой мужчина умеет подбирать парфюм своей спутнице. Но хоть какой бы, а у Анки к этому моменту никакого вовсе не осталось. Сгинул в небытие атлетический массажист Толик, почуяв силу Анкиного интеллекта, ушёл розовым летним утром почти год назад менеджер среднего звена Лёха, поняв, что его скудного кругозора явно не хватает, чтобы увлечь девушку в постель, как это он обычно делал с партнёрами по бизнесу, случайными дамами в вагонах СВ, встретившимися ему по пути следования в командировку, ночными «евро-капустницами» в минуты досуга.

А ещё раньше она даже была замужем.

Квартира Анке осталась от родителей. Отца она не помнила: лётчик-испытатель, давно погиб, девочке было всего два года. Когда училась на третьем курсе, похоронила мать. Было невероятно одиноко, не хотелось жить. Видно потому и легко поддалась на уговоры Кости. Сбегала замуж за однокурсника на месяц как в отпуск сходила. Отпуск оказался неудачным всё время грозы, но практически без осадков, не считая битой посуды. А солнце так ни разу и не выглянуло. Женщине, родившейся под знаком Льва по гороскопу, солнце необходимо сильнее, чем иным-прочим. Потому пришлось оформлять развод, как говорят, с надеждой на прогнозируемое неминуемое тепло. Хорошо, что бывший не стал претендовать на жилплощадь размен их некогда элитной «двушки» в старом доме сталинской постройки доконал бы её окончательно. А так ничего, через полгодика снова смогла шутить и веселиться.

Анка шла на работу, предвкушая, как сегодня главный редактор Святополк Матвеевич Пинте, прищурив подслеповатые глаза, начнёт читать одну из своих бесконечных од, посвящённых женщинам и как потом курьер Вадик, находящийся на альтернативной службе, альтернативными путями доставит к праздничному столу запрещённую начальством водку. И как потом подвыпившие уставшие от жизни бабы примутся петь душераздирающими голосами песнь своему одиночеству. И уже после того, как будет убрано со стола, и все разойдутся, она, Анка молодая, красивая, умная женщина, поедет домой с единственной мечтой наконец-то отоспаться. И-л-и, нет По пути она обязательно зайдёт в кафе, чтобы встретится с подругой Иришкой два месяца не виделись, целую вечность,  и там проговорят они за шампанским часа полтора. И молодые люди с определёнными недвусмысленными намерениями будут подсаживаться к ним за столик, но быстро ретироваться, оперативно выяснив для себя, что «с такими умными бабами чувствуешь себя, будто недобитый таракан, прячущийся от хозяйского гнева в прореху на орудии возмездия домашнем тапке».

Поднялась на лифте на свой этаж, привычно свернула в длинный коридор с подслеповатыми лампами дневного (боже, где день такого покойницкого оттенка, покажите мне?!) света и обомлела. Возле приёмной стоял некогда виденный ею человек.

Это был Юсуф с букетом белых лилий в загорелой руке. Сердце ёкнуло боже, как он узнал, что это мои любимые?

Увидев Анку, египтянин смущённо заулыбался и побледнел. Но дар речи его не оставил.

 Здравствуйте, Анна! С праздником вас!

 Юсуф, миленький, как ты меня нашёл?!  Анка не ожидала от себя смеси какого-то щенячьего восторга и нежности к этому, в сущности, совершенно незнакомому человеку.

 Было совсем не трудно. Вы сами подарили мне книгу по русской орфографии, а там напечатан адрес издательства

 А какими судьбами?

 Не понял о судьбе

 Как ты здесь оказался? В туристическую фирму приехал?

 Я приехал к вам, Анна. К тебе

 Ко мне? А работа, твоя работа? Ты же хотел скопить денег на покупку квартиры для мамы в Каире.

 Мама умерла. А я понял, что мне нужно продолжать изучение языка. А вы ты, Анна, мой самый лучший учитель. И ещё нельзя учиться русскому языку в Африке. Нужно на месте

 Место рядом со мной самое вакантное место!

 Не понял

 Не бери в голову, Юсуф, это я о своём, о девичьем,  сказала Анка и засмеялась так чисто, так искренне, как не смеялась уже много лет.  Какой ты, оказывается, рисковый приехал, зная только адрес издательства. А если бы я работала в другом?

 У меня было сознание, что нет ошибки.

 У тебя было предчувствие.

 Да, предчувствие

 Анна Михайловна, вы не забыли, рабочий день нынче короток, как верёвка сорвавшегося висельника? Извольте закончить работу над повестью «Покойник не хотел платить налоги»! Сегодня крайний срок. Через полчаса нужно будет накрывать на стол, а вы ещё не сдали материал, голубушка! Понимаю, что вы не корректор, а выпускающий редактор, догадываюсь, каково вам пришлось, читая эту бредятину. Но ведь и меня понять можно где найти такого спонсора в разгар кризиса? Вот и я о том же rara avis[12] и, как следствие, понимаете, manus manum lavat[13]. Напечатаем совершенную ерунду разок, зато издательство сохраним. Настоящим авторам будет куда податься, когда всё в норму придёт. Потому лично вам и поручил коррекцию, чтоб не совсем уж стыдно перед читателями было. Вы меня слышите, наяда? Нимфа? Ундина? Отчего у вас такие нездешние глаза, вы снова были в отпуске? Так готов перевод или нет?

 Разумеется, Святополк Матвеевич, всё готово. Просто задумалась. Я вам по «ланке» сейчас скину.

 Анна Михайловна, я же просил лично заносить в бумажном варианте. Не люблю я этого вашего птичьего щебетанья ланки, неты протоколы! Как на партсобрании, ей-богу мозги пухнут, а понять ничего нельзя.

Главный редактор с загадочной старорежимной фамилией Плинте прошёлся по кабинету, смешно размахивая руками, а потом хлопнул в ладоши и ввинтил в тугую плоть рабочей атмосферы весомый посыл препраздничной сентенции:

 Уважаемые да что там! Дорогие мои женщины, спешу уведомить вас, что праздник уже свернул на нашу улицу. Если и были сомневающиеся, то теперь их не должно остаться. Им не место в нашем дружном коллективе! Прошу всех принять посильное участие в разворачивании фронтовых резервов на нашем плацдарме в моём кабинете. Как учит нас кинорежиссёр Станислав Говорухин, место встречи обойти нельзя. Разворачивайтесь в марше, так сказать! Вольноопределяющийся Вадик уже отправлен за божественными напитками, соответствующими сегодняшнему дню.