Серая, в тон здешним стенам, кожа пленницы вновь пошла волнами. Клейстиха тоже запыхтела и зафыркала. Затем издала такой звук, что я невольно потянулся к носу, и замолчала.
Госпожа Пфффррр готова беседовать с вами, строгим дикторским голосом провозгласила Маша. На самом деле она произнесла имя пришелицы иначе, но мне его все равно не выговорить, тем более, не передать буквами.
Я кивнул и спросил:
Почему вы захотели говорить именно со мной?
Я кивнул и спросил:
Почему вы захотели говорить именно со мной?
Анна снова зафыркала. Клейстиха запыхтела в ответ.
Потому что вы мужчина этих особей, с явной запинкой перевела Маша.
Ну и что? стараясь смотреть только на пленницу, спросил я.
Так проще, коротко ответила та.
Кому?
Всем.
Похоже, «дамочка» была не слишком разговорчивой. Тогда я задал главный вопрос:
Почему вы не хотите возвращаться к мужу?
На сей раз инопланетянка пыхтела и фыркала долго. Дождавшись, пока она закончит, Маша перевела:
Потому что в этом случае мы потеряем важный козырь. Но нам нужна ваша планета. Моему мужу будет непросто придумать что-то еще столь же действенное. Военная агрессия также вряд ли принесет успех: вы достаточно сильны, а тотальное уничтожение вашей цивилизации навредит планете. Не выполнив миссию, мой муж рискует сильно пострадать. Я не хочу этого. Я очень люблю его.
А разве не может быть так, что мы вас вернем, а ваш муж не выполнит обещания? спросил я напрямик.
Как это? колыхнулась клейстиха.
Ну, просто обманет нас.
Сева, сказала вдруг Анна, я не могу это перевести. Слова «обман» нет в их лексиконе.
«Схитрить»? предложил я. «Пойти на уловку»?
Тоже нет. Есть некоторые аналоги, но вряд ли они передадут смысл вопроса. Попробовать?
Не надо, сказал я. И так все понятно.
Клейстиха вдруг вновь запыхтела.
Она спрашивает, сдавленным голосом сказала Маша, любишь ли ты своих женщин?
Да, ответил я, помедлив лишь долю мгновения.
Тогда пусть они подойдут ко мне ближе, перевела Маша, испуганно повернувшись ко мне.
Спроси, зачем? кивнул я Анне.
Так надо, ответила пленница.
Кому?
Мне.
Сева, что нам делать? зашептала побледневшая Маша. Лицо Анны тоже стало белым.
Вы не причините им зла? спросил я.
Что такое зло? переспросила пришелица.
Так задумался я. Если она не знает, что такое зло, может ли она его совершить?
По-твоему, захват планеты не зло? тихо спросила Анна.
Для кого как, ответил я. Для них точно благо.
Нам идти к ней? подняла на меня глаза Маша. Сейчас они были зелеными.
Клейстиха снова забулькала.
Она нас зовет, сказала Маша.
Еще раз спроси: зачем? обернулся я к Анне.
Выслушав новую серию звуков, Маша сказала:
Говорит, ей это очень нужно.
Я вспомнил про лучер. Снял его с пояса и направил на пленницу.
Анна, переводи. Если вы попытаетесь сделать что-то плохое с моими женщинами, я вас убью.
Анна испуганно затарахтела.
Хорошо, перевела ответное тарахтение Маша.
Она все правильно поняла?
Анна перевела мой вопрос. Маша перевела ответ:
Я поняла вас. Если вашим женщинам станет из-за меня плохо, вы меня убьете. Уничтожите. Приведете в негодность.
В абсолютную негодность, подтвердил я. И посмотрел на Машу с Анной: Ну что, пойдете? Как думаете, это на самом деле нужно?
Как скажешь, сказала Маша. Ты командир.
Не командир, поправил я жену. Начальник. И то маленький. Приказывать я вам не стану. Решайте сами. И учтите: насчет лучера я не шутил. Тронет вас, пусть пеняет на себя.
Ее нельзя убивать, Сева, проговорила Анна. Ни в коем случае.
Ага, сказал я.
Ну что, пойдем? посмотрела Анна на Машу. Та пожала плечами и поднялась:
Пошли.
Девчонки неуверенными шажками направились к серому бурдюку. Мне снова почудился запах кожи. И почему-то я совсем перестал волноваться за своих любимых. Даже когда они приблизились к пленнице, и из ее скользких серых складок вынырнули два толстых длинных отростка, похожие на щупальца, я не волновался. Я очухался лишь, когда прижатые этими щупальцами к телу клейстихи, завизжали Анна и Маша.
Отпусти их! подпрыгнул я с кресла. Я буду стрелять!
Дурак. Я не подумал, что перевести мои слова некому. Обе переводчицы, заходясь криком, корчились в липких объятиях инопланетянки.
Я подскочил к ней сбоку, чтобы не задеть девчонок, и выстрелил. Сверкнул луч. Запахло озоном и сразу вслед жареным. Запах был даже приятным.
Потом мы долго и молча сидели на бетонном полу. Маша и Анна потому что не могли подняться, я потому что не мог стоять.
Потом Анна сказала:
Ее нельзя было убивать. Зачем ты это сделал?
Потом Анна сказала:
Ее нельзя было убивать. Зачем ты это сделал?
Зачем?! вмиг подскочил я. Затем, что мне нужны живыми вы! Затем, что я люблю вас!
Маша подняла на меня полные боли глаза. Зеленые. Как изумруд. Как кровь, вытекающая из обугленного бурдюка. «Все-таки у них есть кровь, подумал я. Надо будет сказать Крутько».
Я нырнул в зеленое пламя Машиных глаз. Я сказал:
Да, я люблю вас. Обеих. И вы обе это знаете. А теперь живо в душ и переодеваться. Я пошел докладывать шефу.
Дважды дурак. Дудун. Шеф все видел и слышал сам. Едва успели девчонки выйти из комнаты, как за дверью послышался топот.
Крутько был омерзителен, как никогда. Он прыгал вокруг меня, брызжа слюной и потом, и орал:
Что ты наделал?! Как ты посмел?! Я тебя уничтожу, сгною!
Я послал шефа по конкретному адресу. Он не пошел. Тогда повернулся к двери я.
Стоять! завизжал Крутько. Ты хочешь, чтобы я объяснялся с министром?! Сейчас пойдешь к нему сам!
Я послал его снова. Он опять не послушался. Зато вдруг сник, сдулся, рухнул в кресло и сжал лысину ладонями.
Что делать?! Что теперь делать?..
Снять штаны и бегать, сказал я.
Удивительно, но Крутько на это никак не отреагировал. Видать, и впрямь его припекло капитально.
Ладно вам, сказал я. Что случилось-то? Вы давеча три миллиона собирались поджарить, и ничего. А я всего один бифштекс сделал. С кровью, кстати. Вы спрашивали.
Что я спрашивал? старчески прошамкал начальник, подняв на меня мутные глаза.
Про кровь. У них есть кровь. Зеленая, кивнул я на растекшуюся под тушей клейстихи лужу. Когда лететь?
Куда? страдальчески выдохнул шеф.
К главарю слизней, на их каракатицу, сказал я. Куда же еще?
Зачем? Теперь-то зачем?
Как зачем? Да все за тем же. Что изменилось-то? Парламентер уточнял, в каком состоянии должна быть клейстиха?
Глазки Крутько заблестели знакомым жирком.
А ты того, Жижин! Не дурак.
«Еще какой дурак, подумал я. Трижды, четырежды, стожды. Ду-ду-ду-ду-ду-ду-дун».
У меня есть одно условие, сказал я.
Условие? вздернул белесые брови Крутько. У тебя? Да ты наглец, Жижин.
У меня есть условие, повторил я. Я полечу с другими переводчиками.
Чем же тебя не устраивают эти? ухмыльнулся шеф.
У меня зачесались руки, но я сдержал себя.
Они меня устраивают. Но эта операция будет очень опасной. Более чем. Туда не должны лететь женщины.
Они не женщины. Они специалисты.
Я снова сдержался. С большим трудом.
Они женщины. Есть специалисты-мужчины. Отправьте со мной Самохина.
Самохин плохо понимает слизней. Только общий смысл. А говорить не умеет вообще.
Пусть научится! заорал я. За что вы ему деньги платите?!
Ты будешь указывать, как мне работать? очень недобро улыбнулся Крутько. Вот что, Жижин. Ты вроде бы мечтал, чтобы я тебя уволил? Так вот, я тебя увольняю. А на каракатицу полетят Жижина и Савельева. Я найду, с кем. Да хоть с тем же Самохиным.
Я сплюнул. Я шипел и дымился от злости. Но я знал, что эта сволочь именно так и поступит, если я стану артачиться.
Хорошо, скрипнул я зубами. Я уволюсь после полета.
Вот и ладненько! вскочил с кресла начальник и потер потные руки. Я на доклад к министру. А ты жди меня здесь. Охраняй ее, кивнул он на обугленную тушу, пуще своих любимых!
Жаль, я ему тогда не вмазал. Перехватило дыхание. А когда очухался Крутько уже в комнате не было.
И все же, как я ни хорохорился, я очень боялся. Пока мы летели на каракатицу, я только и делал, что трясся от страха. «Жена» и «труп жены» это были все-таки разные понятия. Не зря же клейстиха вынудила меня прикончить ее. Я ни на секунду не сомневался, что она это сделала специально. Значит, надеялась, что этим сорвет выполнение условия. Так посчитает ли главарь клейстов его выполнением данный возврат? И если нет, что он сделает с нами? Что он сделает с Машей и Анной? «В любом случае, подумал я, нужно будет давить на то, что клейстиху убил именно я».
Когда наш корабль причалил к каракатице, я сказал девчонкам:
Вы должны переводить все, что я буду говорить клейсту. Слово в слово. Не задавая вопросов, не споря со мной. Понятно?
Девчонки молча кивнули. Им тоже было страшно.
К нам вползли три слизня. Двое забрали «бурдюк», третий велел нам раздеться. Я не мог понять, было ли это дурным знаком. Клейсты не носили одежды. Возможно, наше появление перед главарем одетыми казалось им неприличным. А может, они просто опасались, что под одеждой мы могли прятать оружие.
Девчонки молча кивнули. Им тоже было страшно.
К нам вползли три слизня. Двое забрали «бурдюк», третий велел нам раздеться. Я не мог понять, было ли это дурным знаком. Клейсты не носили одежды. Возможно, наше появление перед главарем одетыми казалось им неприличным. А может, они просто опасались, что под одеждой мы могли прятать оружие.
Я впервые увидел Машу и Анну обнаженными одновременно. Невольно я стал их сравнивать. Они обе были высокими; Маша немного стройней, зато Анна фигуристей. Но обе они были настолько близки мне, были настолько моими, что сладкий ком закупорил горло.
Я поскорей выскочил из каюты за клейстом, чтобы девчонки не увидели моих слез.
Нас вели длинными извилистыми коридорами, точнее, рифлеными трубами, похожими на кишки огромной живой твари. Пол был теплым и упруго пружинил под босыми ногами. Возможно, каракатица и впрямь была живым существом стенки «кишок» розовато светились и заметно пульсировали. Порой по ним пробегала волна судорожных сокращений, словно каракатице было неприятно присутствие внутри себя чужеродных элементов, и она с трудом сдерживала рвотные позывы.
Пахло, на удивление, приятно, как в сосновом бору в жаркий день. Потом я учуял запах кожи. Он становился сильней и сильней, пока не перебил окончательно запах сосновой смолы.