Ну, блин, рассмешил. Я чуть не лопнул, сказал он. И вытер с лица следы чистосердечно нахлынувшего, исступлённого веселья. Нашла бы Малышева такому явлению логическое объяснение?
А и не смешно, продолжал Бим. Так оно и было. Вот он говорит: а ты вот эту сыграй песенку. А я ему: ну ты даешь! Я без нотов не могу, а по нотам я сыграю. Бемоли и мне, диезы, ну и это давай, мол. А он говорит: а ты ето без нот на слух никак? А я ему: не-е-е, ты напиши, а я все сделаю. Он: Ага, и бумагу просит Я не-е-ет! Ваня их всё понял, ну Ганс: ну слуха нет, блин и грамоты. Найн! Нихт! Вот, блин, ну мы вот домой приедем, долго переучиваться будем на русский язык
Через минуту-другую: «Знают Руссию нашу! Воевали скоко?»
Четыре года, уверенно отвечал Кирьян Егорович.
Что-что, а тема войны Кирьян Егорычу знакома.
В отрочестве сей любознательный книголюб и воевода пластилиновых человечков (компьютерными игрушками в те годы даже не пахло) Кирюша запоем и тайком от родителя, под подушкой с фонариком читал огромную книгу «Weltkrieg». Издательства Stuttgart, одна тыща девятьсот пятьдесят седьмого года издания, в русском переводе, с редкими зато меткими картинками. Писали там немецкие генералы и офицеры, обеляя свои поступки (боролись с мировым коммунизмом), красуясь перед самими собой и переваливая всю вину на фюрера. Будто насильно гнали.
А не всех снасильничали своих. Кто-то по желанию шёл, утверждал Кирьян Егорович.
Бим замолк, но не на долго. И талдыкал о своём:
Язык никакущий. А я их на пальцах: шпрехен зи дойч? Дойч, дойч, говорят. Гут зер! Понимэ! Руссия, во! А пусть боятся. Мы их ещё, если они опять.
Хэнде хох и на стройку, поддержал Кирьян Егорович.
А у СС под мышкой наколка, сказал Бим. Значок зэт-зэт две молнии, как у нас на трансфер трансфор я правильно говорю? Это, ну ты понимаешь: на ём, на ма-торе то есть. Транс. Фэ в середине. Наши как их в плен брали, первым делом: «Руки вверх, типа. Если значок есть, то к стенке. А простых в плен: а поживите пока!
Ещё у их шпиёнов в паспортах скрепки из нержавейки, добавил Кирьян Егорович.
Ему это ещё отец рассказывал. Байка эта столь правдива, что от этого, видимо, и сильна. Просто анекдот. До сих пор с регулярностью раз в три года мелькнёт эта история то в СМИ, то расскажут в ресторане: делясь знаниями о войне и немецкой пунктуальности, доходящей до абсурда. Даже в шпионском деле.
Забыты настоящие истоки знания. Может, и было-то один раз всего. А запомнилось. И растрезвонилось. Так эта байка, правда ли, русским нравится.
Они ж аккуратные, а мы-то русские. У нас ржавые у всех скрепки железо, блин. Если не ржавые, то шпион! Так и отловили половину. Они до сих пор понять не могут как же их всех тогда растудыкали.
Бешеная таможня
Теги иллюстрации:
Бешеная таможня с нашими старичками-пацанами, пень в багажнике
Дорогу от татарского мотеля через Москву до Бреста Бим помнит. Но помнит смутно. Звуками как путешествие ёжика в тумане как путешествие ёжика как путешествие ёжика В тумане тумане тумане
Он преимущественно молчал и, странное дело, после Москвы даже не требовал пива. Преданный огласке его босой поход по Москве развеселил одного только Малёху, до того считавшего выпущенных метеоров.
Кирьян Егорович дулся вовнутрь себя невесть с какой целью.
Ксан Иваныч считал, что с Москвой вообще пронесло: милиция могла запросто обвинить Бима в неуважении столицы.
Надо же, даёт! Сверчок Сибири!
Всё шло по маршрутному графику, прописанному генералом, единственно только, что с приличным отставанием по времени.
Своё необычно вялое и по-депрессивному непивное, обобщающе говоря довольно-таки фаллосное настроение Бим не мог объяснить толком даже себе.
Ковырялся в ухе, чесал нос, издевался над лямблиями.
Через час завёл речь о вреде курения.
Чуть позже вспомнил колумбийскую мафию.
Раз десять интересовался любимыми сортами Кирьяновского табака.
Пару раз слюбопытничал: А не подсыпал ли, мол, дедушка Кирюня в трубчонку (ну, случайно, ошибочно как-нибудь, ну так он разумеет) ну чего-нибудь лишнего? Простите его, если что не так, ну такой уж он прямой человек. И так далее, и тому подобное. Etc, как говорится.
Конечно же, Кирьян Егорович ничего не подсыпал.
Прочие двое заговорщиков с рыльцами в ещё большем пушку (на правах заказчиков), само собой тоже ничего не подсыпали. Более того, слышать подобных наговоров на честных мэнов они не желали.
Вообще, если рассуждать дальше, «сидят», где положено сидеть в таких случаях, чаще всего не заказчики, а исполнители замыслов.
Тайна до поры оставалась скрытой семью печатями.
На границе Бим вёл себя предельно послушно и, как показалось Егорычу, преувеличено любезно.
И вот же диво дивное: ни лохи советикус белорусо, ни изощренные на всякие такие дела продажные до НАТОеврополяки не расчухали в Биме не только следов лекарства от буйности, но даже последствий распития славных брестских напитков.
Таков уж тип человека дедушка Бим.
И не важно, что без зубов. Вставную челюсть Бим в суматохе оставил на родине. Но, с регулярностью осужденного на виселицу, сомневался. И шмонал в поисках все автомобильные закоулки, и перерывал свои, слава богу, немногочисленные, авоськи. И предлагал порыться в чужих вещах мало ли, мол, что.
Поиски таможни ни к чему полезному для них не привели.
«Если вам при обыске случайно попадутся какие-нибудь челюсти, то непременно скажите», такая вертелось на бимовском уму фраза.
Но он молчал, так как слово «обыск» в данном случае не являлось корректным. А синоним «обыску» не мог подобрать, хоть и порывался. Начинаемая второпях фраза обрывалась на самом интересном месте, интригуя таможню: «Что же всё-таки важного хотел сообщить им этот будто незаметно побитый русский. Да уж не взят ли он в залог остальными, которые против указанного дедушки выглядели невыносимо, по-обидному дерзко?»
Трава наглухо отбила основную бимовскую память. Бимовский софт работал на мумийного типа оперативке с древнеегипетским интерфейсом.
Надо отметить, что битком набитый автомобиль Рено взору лукашенковских таможенников понравился больше остальных.
Ровно так, как объявлял на планёрках Бим.
Все роли в космической капсуле, называемой «Рено», были распределены между членами команды.
Бим брался работать агентом Гринписа стоп-стоп! Немного не так: если углубиться в историю вопроса, то, скорее он хотел быть как бы контроллером или датчиком-измерителем чистоты. Разумеется, по гринписовским ГОСТам. То есть, инициируя начало деятельности по указанной тематике, он собирался преимущественно наблюдать и руководить. Что, разумеется, не исключало его участия в сборе последних пылинок. Биму желалось экспертировать результаты, а не превращаться в главпылесос. Ибо, это уж слишком!
Задумка отличная! Всё чётко, как в приличной армии, где ничего не делается вне устава. Кто служил, тот знает, что вся деятельность в армии расписана Уставом: и никакой, блЪ, мать твою, самодеятельности.
Даже виды дозволенной инициативы прописаны и проклассифицированы Уставом.
Соответственно минимизируются ошибки.
Бим при всём своём желании не мог служить обещанным Гринписом. С Бимом всегда так. Что бы он не обещал, всегда проваливалось именно в час икс.
Машину подняли в значимости, выдернув из общего потока.
Велели вырулить на спецстоянку, устроенную в укромном уголке задворок.
Четверо чинов, не считая пятой подошедшей женщины с поводком, но без положенной собачки, чему поначалу угрюмый Малёха несказанно обрадовался, начали длительный досмотр.
Досмотр походил на милицейский шмон в напрочь засвеченном наркопритоне.
Фэйсконтроль остановленных лиц не дал таможне ничего, кроме убеждённости в наличии не раскрытых до поры преступных замыслов.
Испытанному в пьянствах и потому наиболее адекватному Кирьяну Егоровичу за всеми действиями чохом не усмотреть.
И он сосредоточился на главном: за передвижением денежных масс. Особенно возвратом личных накоплений.
Деньги были отняты таможенниками под странным предлогом.
Их считали и по нескольку раз пересчитывали, передавая из рук в руки.
Деньги группы порой исчезали из виду как бедные кролики в цилиндре. Потом появлялись снова, но в другой конфигурации и очерёдности листажа.
Настоящие напёрсточники, восхищён Кирьян Егорович ловкостью рук. Точно наибут.
Лукашенковские таможенники с пограничниками на нормальных служивых не тянули. Они больше напоминали весёлый цыганский балаган. А цыгане будто увлечены делёжкой только что и «по добру» подаренных им денег.
Содержимое набитого ерундой багажника заинтриговало больше всего. Лучше бабла.
К плохо скрываемому сожалению, ничего этакого особенного найдено не было.
Даже шины, бамперы и днище были в порядке. Ничего лишнего они не содержали.
Засучить русские рукава, чтобы проверить целостность вен, просить постеснялись. Да и в правилах досмотра такого нету.
Лёгкое недоумение (как и планировалось путешественниками-разгильдяями) вызвало сосновое полено (пень, бревно).
Отношение к нему у путешественников разное. Бим-Грин Пис молчал в тряпку, поджав хвост. Аргументация Бим-Грин Писа выветрилась ещё под Казанью.
Лёгкое недоумение (как и планировалось путешественниками-разгильдяями) вызвало сосновое полено (пень, бревно).
Отношение к нему у путешественников разное. Бим-Грин Пис молчал в тряпку, поджав хвост. Аргументация Бим-Грин Писа выветрилась ещё под Казанью.
Это что? спросила таможенница.
Полено, сказал Ксан Иваныч. И с выражением посмотрел на Бима: вот видишь, мол, я предупреждал.
Больше похоже на пень.
Пусть будет Пень, и Бим заулыбался. Он и сам знал, что этот живой предмет зовут Пнём. Добавил искренне: «Он мой товарищ».
Дама незаметно для Бима, предназначенно для своих покрутила пальцем у виска.
Куда везём товарища?
Хором: Никуда. Это всё для растопки. Мы туристы.
Печаль у одних. Недоверие у других. А в основном усмешка.
Путешественниками расшифровывается: «Май на дворе. В России в мае холодно».
Подозрение во лжи:
А почему до сих пор не использовали?
Холодно ещё ночевать в палатках.
Что, и палатки есть?
А как же.
Где?
Вот.
Царапаясь о пень, щупают палатку прямо в багажнике.
Можем развернуть, если что, предлагает помощь Ксан Иваныч.
Не желают. Лень ждать:
Ладно, не надо. Верим.
А зря: в палатку ВДРУГ завёрнут динамит или БОНБА.
???
Шутка!
На десять суток хотите?
Нет.
Значит, палатками, говорите, пользоваться будете на обратном пути?