Кто способен, по своей же воле,
Оправданья честью низвергая,
Знать, что делать следует, но боле
Отвечать за то, что совершает?
И тогда откроется картина
Мир перевернётся вверх ногами.
Что же за таинственная сила
Совершила этакое с нами?
Дети заседают на трибунах,
Женятся и машут кулаками,
Распускают друг пред другом нюни,
Взрослых обзывают дураками.
Взрослые же сами, словно дети:
Кто-то ростом мал, а кто-то старый.
Так что не всегда, увы, на свете,
Приструнить детей возможно стало.
Зарвались, проказники, на воле
Так и синяков наставить можно!
Так когда ж младенца на престоле
Унесут подальше осторожно?
Чтобы подрастал, ума набрался,
Научился говорить и слышать
Взрослые, скорей объединяйтесь!
Вам давно беда в затылок дышит.
Воспитайте нового ребенка
Да не будьте так авторитарны!
И в конце назначенного срока
Дети будут очень благодарны.
Игра и жизнь
Игра и Жизнь как близнецы.
У них единые отцы,
Одни начала и концы,
Свободы и пороги.
Небесных рек бежит вода
Из ниоткуда в никуда,
И жизнь с игрою как слюда,
Невидимы в потоке.
Тверды пороги, и бурлит
Вода у неприступных плит,
В ущельях пенный вал шипит,
Взрываясь ежечасно
Отсюда цель едва видна.
Корёжат тело камни дна,
Неважно пусть борьба трудна.
Игра она прекрасна!..
Игра
Когда-то, в незапамятные годы, томясь в себе от скуки и безделья, имелась жизнь, и вот она решила, что будет мир, и будут в мире боги, и будет в мире проходить Игра.
Игра
Когда-то, в незапамятные годы, томясь в себе от скуки и безделья, имелась жизнь, и вот она решила, что будет мир, и будут в мире боги, и будет в мире проходить Игра.
Вверху она поставила, над всеми, властителей Игры, богов-титанов. Они, придумав правила и доску, слепили игроков и подмастерьев из тех, кто поджидал Игры начало. Игра известна, судьи наготове, и создана реальность игроками, и грянул выстрел Старт! И пала лента, что отмечала времени начало, когда, напрягши мускулы едино, со старта игроки рванули вместе. Кто совершил ошибку, кто споткнулся, и так бегут. А между ними ветер
И как в любой Игре, какие знаем, вдруг появились люди, что желали обманом захватить в Игре победу, не смелостью, а лестью и подлогом. И вот они, договорившись тайно (лишь небольшая доля общей массы), решили обойти «глупцов несчастных, толкущихся на поле без разбору». Но, впрочем, даже супротив друг друга мысль злобную на время затаили
И вот тогда-то, в этой суматохе, тогда был создан План и Механизмы. Решили отщепенцы переделать Законы, что закреплены согласьем всех игроков, принявших их. Законы, что созданы, чтоб цель достигнуть верно, использовать пусть правильно, но всё же лишь для того, чтоб помешать другому.
И Механизм. Он роздан был всем людям, но обманулись те, приняв на веру, что это панацея от ошибок, что это заменитель ясной мысли, и вот людьми он по сей день хранится, оберегаем, как зеница ока. Впоследствии он всё же будет найден и назван, но тогда он был в новинку, и заменял собой обычный опыт. И человек, попав ещё раз в стычку, уже быстрее действовал, и дальше он избегал подобных ситуаций.
Все было хорошо, пока в прекрасный быть может, день, а может быть, и вечер, один игрок, разведав путь приятный, к другому подбежал сказать об этом, и получил удар. Легко качнувшись и не успев подумать, что случилось, он, безотчётно преклонив колени, поднял с земли увесистый булыжник, и замахнулся Он забыл, бедняга, что битва далеко, и светит солнце.
Так появились битые фигуры
Поверженный не умер. Это было в те времена, когда живые люди причиной были над своей вселенной, и не было ещё того Закона придумано, что люди умирают. Он встал, и понял вдруг, что был ограблен. Сознание туманилось немного, и где же те приятные моменты, что он копил, чтоб вспомнить на досуге? Их нет, а в голове теснятся только усталость, гнев, и битвы, битвы, битвы
На поле игровом скопились кучи остатки тел и мыслей, вместе с ними осколки интеллекта и желаний, оставшиеся от ночей бессонных. Игра идет, но неужели та же? Она. Видны тела людей бегущих, но почему-то в разных направленьях, а некоторые уж бредут устало, а кто-то помогает пострадавшим, оглядываясь нервно временами
Игра идет, но цель уже забыта, оставлена Примерно половина забыли даже правила, которых придерживаться надо было строго. А дальше будет вот что: эти люди забудут, что Игра вообще ведется, что старт был дан когда-то, и когда-то давно все люди были игроками. А дальше эти люди позабудут, что всё вокруг их собственное чадо, что создано с большим воображеньем самими ими, и никем иначе. И позабудут, КТО на самом деле есть люди, и что люди СУЩЕСТВУЮТ
Встречайте век двадцатый Новой Эры.
Игра идёт Игра не прекращалась.
* * *
Друзья, но мы забыли тех, кто раньше, желая победить без напряженья, еще у старта встали в отдаленьи, лелея мысли о победе скорой. Вернемся же назад, всё в то же время, как План был создан, хитрый и коварный.
Сначала отщепенцы побеждали. Среди людей они, согласно плану, толкали их на боль, и воровали, бывали часто третьей стороною, и вышли далеко вперёд. И тут-то вдруг поняли, какое злодеянье они свершили, но себе не людям. Бездумно разорвав согласий узы, в то время, как совместное движенье держало их внутри, а не снаружи, они всё время РУШИЛИ ЗАКОНЫ, КОТОРЫЕ СЕБЕ ЖЕ И СОЗДАЛИ!
И вдруг забыли, что такое «бегать».
Они все здесь, вы видите их часто на улицах, в семье или в эфире. Узнать их можно просто: это время, что пролетело до сего момента, не изменило их, они доселе не могут осознать, что там, в начале, они ошиблись Это очень больно для всех людей признать себя неправым. Для них же это так невыносимо, что хоть потоп, но я был прав, и точка!
* * *
И вдруг забыли, что такое «бегать».
Они все здесь, вы видите их часто на улицах, в семье или в эфире. Узнать их можно просто: это время, что пролетело до сего момента, не изменило их, они доселе не могут осознать, что там, в начале, они ошиблись Это очень больно для всех людей признать себя неправым. Для них же это так невыносимо, что хоть потоп, но я был прав, и точка!
* * *
Создатели Игры, титаны-боги, которых люди часто называют кто Богом, кто природой или жизнью, а кто-то и больным воображеньем, скорее всё же есть. Иначе как же в различные эпохи мирозданья на свете появлялись эти люди такие, что их помнили веками и до сих пор ещё не позабыли. Они рождались в нужные моменты, когда уже вот-вот наш мир проходит ту точку между светом и забвеньем. И мир чуть-чуть становится светлее, несомый на руках таких титанов, что с виду даже мухи не обидят
Впервые за твои тысячелетья ты знаешь, КТО ты есть и ЧТО ты можешь. Так неужели не найдешь ты силы продолжить ту игру, где потерялся, где нет конца и побеждает ЖИЗНЬ?!
Исповедь маленького человека
Пред вами исповедь Она
Написана не кровью,
Не болью, как сказал бы вам
Зарвавшийся поэт.
Гнала не муза ото сна,
Склонившись к изголовью
Меня, кто пишет только сам
Мне помощи здесь нет.
К чертям условности стиха
Погибель для рассвета!
Лишь дети творчество хранят
От пресса мощных догм
И тех, чья логика суха,
И ищущих поэта,
Чтоб истребить его, кляня,
Чернильным топором.
Увидев это, отложи
Перо, почтенный критик,
Чернила сбереги для всех,
Кто внемлет строкам тем
Лишь дети жизнь вдыхают в жизнь!
Их мысль в стихи отлита
Беспечно-девственна, как смех,
Свежа, как новый день.
Вы не заснете сладким сном
От вычурного слова,
Я здесь убрал, моя вина,
Словесных кружев дым.
Отвечу хитрым языком
Пруткова иль Крылова,
Иль Салтыкова-Щедрина
Но всё-таки своим.
* * *
Я был рождён на белый свет
В конце семидесятых
Врач, резанув живую ткань,
Сказал, что я есть сын,
А я реву! Уж мочи нет,
И холодна палата
О, мама, где ты? Ну же, встань!
Мне страшно, я один!..
И встала мать. И с молоком
Груди её горячей
Я мира нового хлебнул,
Но отрыгнул сперва;
«Почто рожаете силком?!
Хочу обратно, значит!»
Но не успел сказать заснул,
Лихая голова
Подумать только, в этот час
Уже успел изведать
Тоску, физическую боль,
Бесправность и испуг.
Тогда во мне, в тот первый раз,
Мне самому неведом,
Проснулся гриновской Ассоль
Неукротимый дух.
И с этих пор я мучал мать,
Отца и всех соседей,
Когда в ночи срывался в крик
И напрочь всех будил.
Лишь так пока я мог сказать,
Что есть я на планете,
Не ел, болел, ревел, как бык
И колыбель мочил.
В те годы мать сбивалась с ног,
Метаясь по аптекам,
Отец с работы плёлся злой
От истощенья сил,
Чтоб, перешедши чрез порог
Свободным человеком,
На вечер стать моим слугой,
Кормильцем и такси.
Мой ранее служивший дед,
Войну прошедший бойко,
Был завоёван мной забыл
Про вспыльчивость мою.
И он забыл за тридцать лет,
Что значит «делать стойку»
А потому расстрелян был
Безжалостно в строю.
И ни мозоли у отца,
Ни синяки у деда,
Ни просьбы, чтобы я утих,
Ни резкие слова
Не истребили до конца
Сего менталитета,
Пока мольбами всех родных
Не стукнуло мне два.
Я осознал, что мы семья.
Я так жесток с родными!
И мысли ход был так несхож
И странен для меня
«Какого черта!» молвил я,
«Мне жить всю жизнь с ними,
А я не ставил их ни в грош
За жизнь свою ни дня!»
И лёгши спать тогда, я там
Совсем другим проснулся.
Родные думали сперва,
Что я уж заболел!
Ну посудите сами: Сам!
Я встал! И сам обулся!
Сырой картошки сам! едва
Чуть было не поел,
Воды себе попить достал,
Разлив ее по полу,
Следы по кухне от штанов
Я сделал тоже сам,
Но только пальчиком нажал
На кнопку радиолы,
Прервав чреду спокойных снов,
Поднялся шум и гам!
Не понял. Что-нибудь не так?
Забота и вниманье
Со стороны моих родных
Окутали меня,
И в их натруженных руках,
Как в нежном урагане,
Среди потоков вихревых
Вдруг оказался я.
«Скорей, суши! Скорее, мать,
Простудится ребенок!»
Кипит работа в восемь рук,
Мелькают восемь ног,
И вот я водворён в кровать,
Надежно запелёнут,
И продолжаю свой досуг,
Взирая в потолок.
Я полежал минуток пять
Во власти размышлений.
Итак, расставим по местам
Моих поступков нить.
Каким мне всё же нужно стать,
Чтоб заслужить прощенье,
И что, таким примерным став,
Мне нужно совершить?
Когда я сплю все хорошо,
А значит дело в шляпе,
Когда же сделал что-то сам
Меня вернули спать.
Одно из двух возможно, что
Всё делать должен папа,
А может быть, пока нельзя
Мне покидать кровать?
И вдруг, как ясная гроза,
Сверкнуло озаренье
Конечно же! они же сим
Благодарят меня!
И по щеке моей слеза
Стекла от умиленья
Как чутко! Сделать всё самим,
Чтоб сил не тратил я.