И я решил ну, если так,
Моей любимой маме
Добром отвечу на добро,
Спасибо не приняв.
И в тот же день за просто так
Поел, как в ресторане,
На кухне разбросав ведро
И мусор обсосав.
Опять куда-то скрылась мать,
Платок накинув наспех,
Вернулась с дяденькой в очках
С седою бородой.
Где я видал его халат?..
И этот запах маски
О, Боже! Что за боль в руках?!
Ай, колет, как иглой!!!
Я заревел. Он осерчал
И взял меня за руки.
«А ну-ка, быстро замолчи,
Мужик ты или нет?!»
Я был мужчиной, и не стал
С ним радостно сюсюкать,
И сил набравшись, замочил
Ногой ему в лорнет.
Я загордился так, что вмиг
Вся боль моя исчезла,
На маму гордо посмотрел,
Но та бледна была.
Обескураженный старик,
Ворча, уселся в кресло,
А мать, швырнув меня в постель,
Осколки убрала.
Но я же защитил себя!
А где рукоплесканья?
Враг отступил, я жив-здоров,
Честь дома спасена?..
Но мама, фартук теребя,
Вздохнула под молчанье,
И вдруг заплакала без слов
Тихонько у окна
Врач встал и к ней просеменил:
«Гражданочка, терпенье».
Взгляд мама слезный подняла
«Весь мусор обсосал!..»
«Си Ди», ей доктор пробубнил,
«Расстройство поведенья».
Потом прошаркал до стола
И справку написал.
А у меня в моём уме
Взрывалось и сверкало
И факты, сплавившись в дугу,
Порвали мысли нить.
Неужто делать в жизни мне
Придётся столь же мало,
В бою послушным быть врагу
И тихо говорить?!..
Одно большое «может быть»
Плыло перед глазами,
Вводило в бешенство меня
И не давало спать.
Нельзя решить, нельзя забыть
«О, что мне делать, мама?!»
Ревел я маме, но она
Не стала отвечать.
И то был значимый момент
Для всей грядущей жизни.
Родные стали для меня
Вселенною чужой
И я, в ближайшие пять лет,
Стал смахивать на слизня,
Да и вообще при свете дня
Был словно сам не свой.
Какой-то страх А вдруг нельзя?
А вдруг накажет папа,
А вдруг неправильно, а вдруг
Окажемся в беде?..
И часто я, тайком скользя,
Пыль вытирал со шкафа,
Всё озираясь, но испуг
Преследовал везде.
Но часто всё же я влипал,
Когда, помочь желая,
К примеру, чаю всем налить,
Я сахар рассыпал.
И я, потупившись, стоял,
Расплаты ожидая,
Не смея что-то говорить.
Но плакать не желал.
И вот однажды мысль моя
Мне стукнуло четыре
Приподнесла такое мне
Я начал хохотать.
«Какого чёрта», молвил я,
«Я узник в сей квартире!
Я не согласен быть в тюрьме
Не буду помогать!»
А почему я сдалал так?
Ну посмотрите сами
Мы с мамой вышли побродить
В субботу во дворе.
А во дворе полно собак,
И мне сказала мама:
«К собакам близко не ходить!
Катайся на горе».
И я пошел. А мать скорей
Болтать к своим подругам.
И вдруг Один большой щенок
Породистых кровей
Сорвался вскачь и прямо к ней.
Я чуть не сел с испуга.
Я должен был и я не мог
Спешить на помощь к ней!..
И за секунду в голове
Мелькнула жалость к маме,
Её «К собакам не ходить!»
Настойчивый приказ,
И, только начал меркнуть свет
В глазах моих упрямых,
Решил я мама будет жить!
Пусть даже после нас
Я побежал наперерез.
Щенок рычал враждебно,
И мамин тонкий звонкий визг
Пространство заполнял.
Дурацкий страх почти исчез,
Он был почти целебным
Невроз ушёл куда-то вниз.
Я чётко размышлял.
Прыжок! Испуг собачьих глаз
Но только на мгновенье
И руки в хватке на века
Обвили шею пса.
И смрад переполняет пасть
И кажется движенье,
Которым я валю щенка,
Уж длится полчаса
Трещит разорванный пиджак
Но псина уж не лает!
И что-то тёплое в руках
Иль кровь, или слюна
Я победил, и снова враг
Стыдливо убегает!
Но сразу возникает страх
Где мама? Как она?
Я поднимаюсь, и с ещё
Нечёткой головою,
Но всё ж с улыбкой, как во сне
Рассматриваю двор.
Ушибы, ссадины не в счёт,
Я горд самим собою,
И вижу мамочка ко мне
Бежит во весь опор.
Я руки к маме протянул,
Обнял её улыбкой
И вдруг толчок в плечо меня
На землю повалил.
И я опять пошел ко дну
К бесчувственности зыбкой,
И ощущать металл ремня
Не оставалось сил.
Она меня хлестала так,
С такой слепою злостью,
Ремнём, руками, по лицу,
Себя не ведал я.
От этих яростных атак
Мои трещали кости,
Да так, что лаской тот укус
Казался для меня
И вот, старушки у крыльца
Привстали, побежали,
Почуяв близкую беду,
Разнять меня и мать.
И я, утёрши кровь с лица,
Всплакнул ещё устало,
А мама, переведши дух,
Вдруг принялась рыдать.
Сбежавший по ступенькам дед
Увёл меня от мамы,
Потом она была уже
Приветлива, добра
Мне было слишком мало лет
Я так осмыслил драму,
Что жизнь жестока, и вообще
Нечестная игра.
Я осознал, что ложь мудра,
Что лень обитель чести.
И эта мысль вела меня
По жизни пару лет.
Вся жизнь, нечестная игра,
Моей достойна мести,
И цель для шквального огня
Родительский совет.
И снова, лет так до семи,
Стонали мама с папой,
Когда водили за собой
Гулять иль на базар.
«Купи-и-и!!!» орал я им, «Возьми-и-и!!!»
Истошным благим матом,
Уткнувшись пальчиком в любой
Попавшийся товар.
Не то чтоб мне нужна была
Машинка или пушка
Мне нужно, чтоб я правым был
Я ж все-таки живой!
Но мама прочь меня везла
По полу от игрушек,
А я в истерике вопил
И маму бил ногой.
А дома дядя Гончаров,
Не покривлю душою,
С меня б рукою лёгкой мог
Обломова писать.
Тогда я, обходясь без слов,
Показывал рукою,
И был родным и царь, и бог,
И трон мой был кровать.
И чуть ли что я сразу в рёв,
И требовал, что нужно,
А было так, что и грозил
«Чуть что и убегу!
И потеряюсь без концов!»
И делали послушно
Родные всё, что я просил,
Боялись, что смогу.
И впрямь однажды убежал
Когда на остановке
В окне трамвая промелькнул
Игрушек магазин.
Я маму спрашивать не стал,
А просто очень ловко
Чрез дверь проворно прошмыгнул,
И вот уже один!
Как непривычно!.. Вот он я
И рядом нету мамы,
И папа, бабушка и дед
Остались вдалеке
И независимость моя
Вдруг стала кучей хлама,
Я понял эту пару лет
Я жил на островке.
Еду и кров, игру и сон
Я не искал по миру
По миру, коего не знал
И ведать не хотел.
Всю жизнь ко мне со всех сторон
Забота приходила,
Я получал и не искал,
Лишь спал, смотрел и ел.
Вошёл в игрушечный отдел.
Скользнул пространным взглядом
По тем игрушкам, что потом
Всё снились мне во сне
«Ты чей, сынок?» Я посмотрел
Со мной стояла рядом
Седая женщина в пальто
И улыбалась мне.
Я в замешательстве смолчал.
Застыл, пошаркал ножкой,
Скосил глаза однако нет,
Всё там ещё она.
Пришлось сказать, и я сказал,
Подвинувшись немножко:
«Я свой», и быстро стал смотреть
На краешек окна.
«Ну ладно!» засмеявшись вдруг,
Ответила мне дама,
Присела пред моим лицом,
Взглянула мне в глаза.
«Скажи-ка правду, милый друг,
А где же папа с мамой?»
А я все думаю о том,
Что мне о них сказать.
«Я убежал», и глазки в пол.
Она всё улыбалась.
Я всё никак не мог понять
Что думает она?
Последний человек ушёл,
И мы вдвоем остались.
Мне никуда не убежать
Ведь сзади лишь стена!
А я искал, куда слинять;
Она же изучала,
Ни слова мне не говоря,
Эмоции мои.
«Ну что ж, ты можешь помолчать»,
Скучающе сказала,
И странно, но боязнь моя
Уменьшилась внутри.
«А как зовут тебя?» «Андрей».
«А сколько лет?» «Четыре».
Я, между прочим, не хотел
Расшаркиваться с ней,
Но мне хотелось поскорей
Добраться до квартиры,
Поскольку я давно не ел
От вредности своей.
А дама, наводя мосты,
Рукою гладя раму,
Сказала, взглядом отразя
Всю нежность, как могла:
«Андрюш Скажи, а Хочешь ты
Обратно, к папе с мамой?»
И ласка слов, броню пробив,
Всю душу мне свела,
И я заплакал, и она
Взяла меня за руку
И повела к себе домой.
Я с ней в автобус сел
И так и плакал у окна
Переживал разлуку,
И, переполненный виной,
Ревел всё и ревел.
И как марионетка, с ней,
Зашел, не упираясь,
В квартиру скудную её
Два стула, стол, кровать,
Цветов букетик на столе
И пустота немая
Но появление мое
Способно оживлять!
И это было нужно ей!
«Я Таня. Т-т-тётя Таня»,
И челку нервно прибрала,
«Мне нужно позвонить,
А ты х-хозяйничай смелей,
А я н-найду нам маму»,
И завертелась, как юла.
А я пошел бродить.
Но нет! «Меня не обмануть!
Теперь Андрюша умный!»
Ворчал я тихо, проходя
До тёмного угла,
«Ага, хозяйничать Забудь!
Влетит за это крупно.
Хозяйка тётя, и всегда
Ей будет и была.
И больше я не попадусь!»
Я помнил День Рожденья,
Когда мне папа вдруг решил
Машинку подарить.
От счастья, думал я, взорвусь!
Он был как добрый гений,
Как светлый дух, когда вносил
Мой сон в мой детский быт.
Цвела улыбка вполлица,
Глаза добром сияли
«Андрюша! Сын! Дарю тебе!
Чтоб рос быстрей! Умнел!
И чтобы слушался отца!
И чтобы трали-вали»
Я благодарен был судьбе
Я так её хотел!
И вот Я прикоснулся к ней
С каким благоговеньем
Моя рука скользнула вдоль
Пластмассы на боках
Дистанционное реле
Антенна управленья
Я весь дрожал, я был король
На райских облаках.
«Моя машинка Лишь моя!»
Я пел под нос негромко.
А где моторчик? Под стеклом,
Где дяденька Сидит
И я, тихонько надавя
На лёгкую заслонку,
Её попробовал рывком
На сторону сместить.
Не тут-то было! Сим путём
Стекло не открывалось.
Я осторожно постучал
Машинкой о кровать,
Поковырял стекло гвоздём
Оно не поддавалось.
«Ну что ж» тогда я вслух сказал,
«Приходится ломать».
Но я не разозлился, нет!
Спокойный и серьёзный,
Я интересом был влеком
Осколки? Да плевать!
Мне нужен был один ответ
Как двигатель был создан?
Я обзавёлся молотком
И начал колдовать
Удар! Удар! Сплошной восторг!
И весело осколки
Взлетели синие, и вдрызг
Расквасилось стекло!..
«Ура!» Я крикнул в потолок,
И колкий, словно елка,
Фонарь издал негромкий писк,
И стёклышко сошло!
И вдруг горит в моих глазах
Оранжевая вспышка!!!
Она на несколько секунд
Мне всю башку снесла!
И боли нет, лишь дрожь в руках.
«Ну все! Мне это слишком!!!»
Кричит отец, «Я что, верблюд?!
Я что вам, за осла?!
Да в жизни больше на него
Гроша не выдам денег,
Да, чёрта с два я больше дам!!!
Горбатишься, как вол,
Потом «Андрюшенька, сынок»
Андрюше, блин, до фени!!!
Пусть зарабатывает сам,
Раз папочка козел!..»
Ну, мама с дедушкой его,
Понятно, удержали,
Варфоломеевская ночь
Была отменена,
Но для здоровья моего
Ночь даром не пропала
Стоять в углу совсем невмочь,
Как понял я, без сна.
И вместе с этим понял я,
Насколько здесь я жалок,
Когда у дедушки спросил
(Тогда был добрым он):
«Ну дед! Машинка же моя?..
Ведь это мой подарок?..»
Но дед лишь лампу погасил
И молча вышел вон.
Ну а потом я всем вредил
Из вредности, из мести
Я помнил всё. Крушил стекло,
Терял своих «солдат»,
«Нечаянно» тарелки бил
Был бестия из бестий.
Ну, ладно. Было и прошло,
Как люди говорят.