Поливанов усмехнулся. Правильно. Берите свое и проваливайте по-хорошему. А дай нам еще тогда коротыш поскреб щеку, и картошечки с полведра, если не жалко. И соли чуток
Сидевший на корточках у печки Вовик неуверенно предложил: Давай уж, Бобер, и ночевать попросимся. Куда мы сейчас, в такую погоду, я и так до нитки мокрый.
Поливанов, удивленный простодушной наглостью непрошенных гостей, покачал головой. Устав стоять, он присел на кухонный стол, ружье положил на колени. Ну, чего? Мы располагаемся, а? спросил коротыш без каких-либо просительных интонаций в голосе. На одну ночку всего тормознемся? Нет, твердо ответил Иван Сергеевич. С хамами я сам хам. Проваливайте.
Вовик со вздохом поднялся, достал из кармана курточки одноцветный с ней беретик, пришлепал берет блином на голову. Похожий на кирпич коротыш продолжал сидеть на табуретке, невозмутимо покачивая ногой. Эх! Думаешь, мы в самом деле бандюги какие. Боишься за свою жизнь и собственность. А мы простые, честные люди, только маленько того, выбитые из жизненной уютности по простоте своей душевной. Вот он, к примеру, Кирпич кивнул на приятеля, из алкогольного санатория сбег. Его туда жена с тещей зачипужили, чтоб он им глаза не мозолил. А он что, алкаш? Ты посмотри на Вовика, похож он на алкоголика? А? Вовик скромно потупил глаза. Кирпич стукнул себя кулаком в грудь и пророкотал: А я сам! Я сколько обид перенес, одному Богу известно. Да что там говорить, он махнул рукой, утерся под носом рукавом и сник, как подвешенная на гвоздик кукла. Люди, скажу тебе, папаш, что ни есть сволочи, удавы, акулы Так и жрут друг дружку, так и жрут. Без соли и чеснока. Прямо с сапогами
Поливанов, насупившись из-под седых бровей, поглядывал на незваных гостей, наворачивающих ложками за обе щеки горячую картошку с грибами. Говорливый Кирпич макал ломоть хлеба в банку с килькой в томате, облизывал пальцы с траурными каемками под ногтями, подмигивал с лукавым видом Вовику. Тот, разомлевший от тепла и еды, к концу ужина уже клевал носом. Ну чо, отодвинув грязную тарелку, Кирпич похлопал себя по животу, телевизор посмотрим и спать. Нет у меня телевизора, проворчал Иван Сергеевич. Мойте посуду и ложитесь Вон там тюфяк, а вон там еще какого-нибудь барахла наберете. И чтоб мне тихо было. Ясно? Подбросив дров в печку, Поливанов поднялся на второй этаж в свою спальню.
Он лег, вытянув поверх одеяла руки, и подосадовал на себя, что не выпил снотворного. Но снова выбираться из-под одеяла не хотелось и вдруг почувствовал, что его и без снотворного быстро разбирает сон.
Утром, когда Поливанов проснулся, снизу слышались голоса и шарканье веника. Небо было все затянуто облаками, лил сильный обложной дождь. Иван Сергеевич спустился на первый этаж. В кухне было прибрано, Вовик заканчивал уборку, сметая остатки мусора на газетку. Кирпич, уже выбритый, в трусах и рубашке склонился над электроплиткой, что-то помешивал в ковшике. Пахло крепким чаем. А-а, хозяин, улыбнулся он. Как говорится, с добрым утром. Привет, хрипло буркнул Поливанов. Вы еще не смотались? Куда ж? Кирпич кивнул на окошко. Вон какой дождище наяривает. А у моего товарища после профилактория здоровьице слабовато, часто кашляет и соплёй исходит. Ты не боись, папаш, мы сейчас чифирку хлебанем и тебе по хозяйству подмогнем. Оправдаем, так сказать, честным трудом доверие Свиней-то не держишь? Чего? не понял Иван Сергеевич. Свиней, говорю, не держишь? Не свинаришь, нет?.. И зря дело выгодное. Всегда своя свинина и деньги при кармане. Воды нет, недовольно сказал Поливанов, тронув носик умывальника. Мы искали не нашли, где тут у вас воду брать, отозвался Вовик. Я хотел полы вымыть. Вовик у нас молодчага, добавил Кирпич, чистоту любит. Вода за домом. Увидишь в стене маленькую дверку, там насос. Включишь черную кнопку, откроешь кран.
Вовик с двумя ведрами, одно из них надев на голову, выбежал на улицу. Тебя как зовут? спросил Иван Сергеевич, рассматривая в зеркальце свое лицо. Меня-то? переспросил Кирпич. Фамилия Попов, имя Жора, а зовут Бобром. Это за что же тебя так обозвали? Не помню уж. Кажется, из-за какой-то басни, что ли Жора тут разулыбался, широко открывая рот. А ружье-то твое, папаш, не заряжено было И вообще оно у тебя не фурычит, курки ржавчиной заело. А ты кричал «шкуру изрешечу». Ну, даешь. Ну, артист Разве? слегка удивился Поливанов, намазывая щеки мыльной пеной. Вполне может быть, давно им не пользовался, смазать все руки не доходят но бывает, что и незаряженные ружья стреляют. Это я знаю, поговорка такая есть А ты кем работаешь, если не секрет? На пенсии. Но так, по специальности я инженер-конструктор. Даже изобретатель. Ну-у, удивился Жора. Прям изобретатель?.. А телевизора не имеешь. Что ж ты изобрел такого, если это не военная тайна? Передаточные устройства, в основном и еще кое-какие штуки. Но это сугубо специальные и тебе непонятно будет. Что ж ты меня за дурака принимаешь? Жора сделал вид, что обиделся. Я с детства сметливый, только в жизни невезучий.
Вовик с двумя ведрами, одно из них надев на голову, выбежал на улицу. Тебя как зовут? спросил Иван Сергеевич, рассматривая в зеркальце свое лицо. Меня-то? переспросил Кирпич. Фамилия Попов, имя Жора, а зовут Бобром. Это за что же тебя так обозвали? Не помню уж. Кажется, из-за какой-то басни, что ли Жора тут разулыбался, широко открывая рот. А ружье-то твое, папаш, не заряжено было И вообще оно у тебя не фурычит, курки ржавчиной заело. А ты кричал «шкуру изрешечу». Ну, даешь. Ну, артист Разве? слегка удивился Поливанов, намазывая щеки мыльной пеной. Вполне может быть, давно им не пользовался, смазать все руки не доходят но бывает, что и незаряженные ружья стреляют. Это я знаю, поговорка такая есть А ты кем работаешь, если не секрет? На пенсии. Но так, по специальности я инженер-конструктор. Даже изобретатель. Ну-у, удивился Жора. Прям изобретатель?.. А телевизора не имеешь. Что ж ты изобрел такого, если это не военная тайна? Передаточные устройства, в основном и еще кое-какие штуки. Но это сугубо специальные и тебе непонятно будет. Что ж ты меня за дурака принимаешь? Жора сделал вид, что обиделся. Я с детства сметливый, только в жизни невезучий.
Вовик втащил ведра с водой и услужливо наполнил умывальник. Поливанов благодарно кивнул. Умывшись, он начал что-то искать на туалетной полочке, затем спросил с недоумением, куда задевался флакон одеколона. А-а, отмахнулся Жора. Он совсем пустой был. Как пустой? Больше чем половина Ну упал он и разлился. Тоже мне забота. Купим тебе одеколон Изобретатель а из-за пустого пузырька расстраивается. Правда, Вовик?
Оба приятеля сели на чурбачки перед открытой дверцей печки. Жора разлил из ковшика по стаканам. На, будешь? предложил Жора Ивану Сергеевичу. Тот понюхал и брезгливо поморщился. Ну, как хочешь. А завтракать вы не собираетесь? спросил Поливанов. Не-е, мы не хотим, замотал головой Вовик и прикурил от уголька папироску. Чифирь, он, как сметана, от одного стакана сытым становишься.
Иван Сергеевич с таким лицом, какое бывало у него на собраниях, когда слышал в свой адрес от коллег-сослуживцев всякие слова типа «индивидуалистического отрыва и рваческого творчества» молча отобрал у приятелей ковшик, вылил в ведро остатки заварки и взялся готовить кашу. Жора с Вовиком внимания на него не обращали. Дымили папиросами и думали о своем.
В таком же насупленном молчании Иван Сергеевич позавтракал. Поднялся наверх в свой кабинет. Часа через два снизу раздался по-хамски громкий голос Жоры: О-обед готов! О-обед гото-ов! Пошли обеда-ать!..
Поливанов нервно передернулся, он шмякнул на стол массивный справочник, вслух выругался. Шлепая тапочками по ступенькам, спустился вниз. Чего вопишь? накинулся он на Жору. Жора стоял у плиты, повязанный фартуком и помешивал в кастрюле половником. Какой обед? Я только что позавтракал. Черт возьми! Мне работать надо! Во-о врать Работать ему! Папаш, ты ж говорил, что на пенсии, Жора искренне не видел никакой своей вины и улыбался на все тридцать два зуба. А мы с Вовиком думаем, пора уже обедать, что-то жрать хочется Ну, как хочешь, если сытый, семеро одного не ждут.
Поливанов вздохнул и покачал головой. Я не для того строил себе этот дом, чтобы всякие латрыги мешали мне работать. Это вам не гостиница и не туристский кемпинг. Ясно?! Ну чего кричать-то, миролюбиво, со смиренным видом сказал Жора. Конечно, ты нас можешь попрекать, можешь выгнать прямо под дождь. Ты, так сказать, при полном праве А я вот из трех блюд обед сварганил, показал Жора на кастрюли. Что тебе, пообедаешь да полезешь опять к себе на чердак дальше изобретать Вот, гадом, папаш, буду, а после такой супешки ты, верняк, что-нибудь путное изобретешь. Изобрети, например, такую штуку. Сажаешь, значит, человека в кресло, ну, как у зубного врача. Потом подсоединяешь ему куда надо всякие провода, врубаешь ток вольт под тыщу. Чтоб этого мурзика всего бр-р-р Жора затрясся всем телом, показывая, как он это представляет. И выходит после такой процедуры человек, как на ничку вывернутый, весь чистый, как говорила моя бабушка, точно слеза боженьки весь благородный, прямо Иван-царевич. И ни дури в нем никакой, ни подлости. Ни жмотничества. Короче, форменный ангел Тьфу, гадость какая в голову лезет, Жора сплюнул и растер плевок подошвой. Заметив, что Поливанов слишком долго взирает на мусорное ведро, полное выпотрошенных банок из-под тушенки, успокаивающе сказал: Да ладно, не жились, папаш. Мы вот с Вовиком доберемся до Севера и вышлем тебе оттуда какой хошь консервы. Там, я знаю, ее полно. А где же сам Вовик? огляделся Иван Сергеевич. Пошел дрова рубить. Дров-то нету, развел руками Жора. Как нету, вот где дрова, Поливанов подошел к стене, нашел какой-то рычажок и часть стены поднялась с бумажным шуршанием. Внутри была темная кладовка, до потолка заполненная поленьями. Жора восхищенно покрутил подбородком. А Вовик, дурень, деревья валит. Какие деревья? испугался Поливанов. Где? Да тут, рядышком, наверное Сдурели! Затопал тапочками Иван Сергеевич. Меня за вас оштрафуют, в полосе нельзя рубить. А-а, ничего. Все можно, если осторожно. Никто не заметит.