Ну да, ну да Совсем разжиреют, потеряют сноровку, хмуро ответил Эл-Эм. Ладно. Я буду устраивать им специальные сборы, семинары и тренинги, чтобы не потеряли форму. Расширю спортивную базу А то надублируете растяп, которые еще и раствориться не успеют, как их сцапают. Послушные, говорите? Вот языки-то и пораспустят.
Послушные Вам. Вы прикажете они и не распустят, убедительно молвил Гастрыч. «Ты не встанешь он не взлетит», процитировал он Роберта Рождественского. Для них первое слово главнее второго. Первое слово сказал Ленин, а второе Гитлер Первое слово съела корова Ну, со временем мы насобачимся печатать их вообще без языков.
Хорошо, тогда наше слово купеческое, несъедобное, важно сказал Куккабуррас и начал вставать. Извлекунов и Гастрыч метнулись к нему, чтобы поддержать за локти. Вы бы хоть попрыскали тут чем одеколоном, что ли, посоветовал тот на прощание.
Глава третья. Давным Давно
22. Давно
Корысть была не очевидна, вопрос был задан неспроста.
«Зачем я должен платить им за отвар, когда могу просто взять его?» мрачно размышлял Куккабуррас по дороге домой. Гориллоиды, хранившие его искривленное тело, сидели безмолвно и только сияли зелеными, таксистскими огоньками глаз, словно придуманные чучела для детского аттракциона ужасов и неожиданностей. «Мы свободны, предупреждали таксисты. Присаживайтесь. Больно не будет».
«Затем, что ты не знаешь, как его делать», Артур Амбигуус-младший раздумывал о том же, и мысли их каким-то образом соприкасались в эфире и сообщались друг дружке.
«А ты мне расскажешь, отзывался Куккабуррас. Ты же догадываешься, что мне рассказывают все и про все, когда мне этого хочется».
Свечение глаз гориллоидов, ловивших куцые обрывки этих неизбежных телепатических переговоров, усиливалось. Когда шеф просил, они побуждали к откровенности молчаливых упрямцев.
«Я расскажу, немедленно согласился собеседник. Но только сначала я все расскажу Давно»
Куккабуррас помрачнел еще гуще, став похожим на ящера, которому приставили вилы к горлу, предварительно подсунув зубья под защитные пластины панцирной чешуи. «Давно» не было словом, обозначавшим время свершения какого-то важного события убийства, грабежа, зачатия, разборки, отсидки. «Давно» было кличкой, погонялом, и говорило, скорее, о любимом действии Давно: давить, да так, что из раздавленного получалась рифма Такое разъяснение обычно вызывало всеобщий смех по ситуации. Эл-Эм поморщился. Когда и как этот молокосос узнал про Давно?
Ответ прилетел сам собой, соловьем из никогдашнего лета: «Я не знаю Давно. Но с этим Давно чалился Гастрыч»
Куккабуррас сделал знак, повелевая налить себе коньяку.
Гориллоид исполнил его порочное желание, одновременно без спроса включив музыку Малера не громко и не тихо, а так, чтобы лучше думалось. Малер, Вагнер, Шопен, Шнитке и Таривердиев были любимыми композиторами Эл-Эм, и все они, в неузнаваемом виде, томились в его сотовом телефоне, прислуживая музыкой.
«Да, там сидел этот фраер, и фраер, на счету которого не одна ходка. Этот мог запросто познакомиться с Давно. Если Давно узнает, и мы еще пуще пересечемся в интересах, начнется война. Надо, чтобы Давно узнал позже. Самым последним. Надо, чтобы Давно не стало вообще!» осенило Куккабурраса.
Идея универсальных услуг привлекала его все активнее.
В конце концов, все точки будут его, Куккабурраса. Он будет осведомлен в расположении и планировке лабораторий; все документы останутся у него на руках. Он будет числиться генеральным директором через подставное лицо да хоть бы и через собственную копию. Правда, ему придется заплатить за Давно с чего он взял? Ничего не придется платить!
Идея универсальных услуг привлекала его все активнее.
В конце концов, все точки будут его, Куккабурраса. Он будет осведомлен в расположении и планировке лабораторий; все документы останутся у него на руках. Он будет числиться генеральным директором через подставное лицо да хоть бы и через собственную копию. Правда, ему придется заплатить за Давно с чего он взял? Ничего не придется платить!
Куккабуррас изобразил новый знак.
Дай мне Давно, приказал он гориллоиду.
Обезьяньими, не приспособленными для сотовой связи пальцами, гориллоид защелкал по кнопкам. Дождавшись ответа Давно, протянул Куккабуррасу трубку.
Приветствую тебя, брат, произнес Куккабуррас малоприятным скрежещущим голосом. Он выбрал относительно нейтральный тон, дабы Давно не заподозрил ни опасность, ни еще более опасную в устах Эл-Эма любезность.
Капитан Флинт! послышалось обрадованное Давно. Куккабурраса прямо-таки перекосило сверх мыслимого: он ненавидел, когда этим пакостным погонялом намекали на его одноглазие. Он сразу забывал и о славных мужах, Нельсоне и Кутузове, которыми его утешали льстивые прихлебатели и проститутки. Мрачные мысли сопряглись с окулистом, симпатии к которому тоже мигом поубавилось: авторитет, страдая циклотимией, вообще тяготел к довольно частым переменам настроения. «Капитану Флинту» он предпочел бы простого «Пирата». Хотя и эту братию не жаловал там попугаи, а от таких недалеко и до петухов Давно между тем продолжал: Ты как, при делах? Давай повидаемся, заруливай ко мне, я только что мангал поставил, в бассейне у меня резвятся золотые рыбки, охочие для фигур твоих пропорций и форм Я словно чувствовал, когда заказывал.
«Точно знает!» мелькнуло в голове Куккабурраса.
Девочки не брезгают бандажами и протезами?
Девочки не побрезгают даже многоразовыми бандажами и протезами, уже давно, заверил его Давно. Эти вещи милее им апельсинов и абрикосов. Это бананы-кокосы для них, как поется, апельсиновый рай. Просто блестящие девочки! Давай, не отказывайся, будешь первым!
Первым? насторожился Эл-Эм. У вас там сходняк?
Первым рыбок отведаешь! расхохотался Давно. Рыбки! Трески! Хек и готово!
Куккабуррас думал недолго.
Буду, брат, жди, за мною стол. Спасибо за приглашение.
Мы едем к Давно, распорядился он, и лимузин свернул на полуслове.
Направляясь к заклятому врагу и сопернику, Куккабуррас прикидывал, о каких мелких и незначительных конфликтах ему следует повести разговор с хозяином. Ведь не просто же в гости он едет, рыбок шлифовать! А может быть, Давно давным-давно собрался сделать ему серьезную предъяву? «Но тогда он позвонил бы мне сам», вполне справедливо рассудил Куккабуррас.
«Ты будешь первым клиентом агентства, Давно», нежданная радость заполнила сердце Эл-Эма, все сердечные камеры даже в сердце построены камеры, случалось пофилософствовать авторитету. В этой аналогии он солидаризовался с Гастрычем. Камеры с перегородками. Дефект которых не спасает, но убивает и перекачивает бабло тюремным лепилам, в бездонные карманы их неопрятных халатов.
Давно отдыхал у себя на загородной вилле. Курилась банька, она же сауна; голубел порою, иносказательно бассейн; в надзаборной колючей проволоке, уложенной аккуратными кольцами, гудел электрический ток сверхъестественного напряжения.
Сам Давно раскинулся за столиком на берегу. Он не ходил в обычные поликлиники, но если бы пришел и попал к Краснобрызжей, им наверняка не хватило бы места в маленьком кабинетике. Давно являл собой гору мяса, вернее фарша, некогда бывшего мясом с настоящими жилами, но золотые рыбки с напитками и закусками делали свое коварное дело. Теперь Давно страдал небольшой одышкой, подагрой, легким венерическим заболеванием и непомерно раздутым самомнением. Он не сумел сдержать улыбки при виде Куккабурраса, выползавшего из лимузина, ослепительно-белый цвет которого безуспешно компенсировал уродство тела и черноту души.
Давно приветственно помахал рукой.
Поспешай, дарагой, крикнул он, нарочито имитируя кавказский акцент, чтобы лишний раз напомнить гостю: с кавказцами у пришельца тоже имеются серьезные нелады. Да и в роду его давно был кавказец.
Куккабуррас, гордо увязая в песке, орудовал тростью. На этот раз телохранители покинули машину и вышли. Они взялись прогуливаться по травке, под сенью крон, присматривая белок, ежей и другую живность, способную доставить под кресло нежданного гостя взрывоопасный материал. В бассейне могли находиться специально обученные дельфины
Дома, в квартире Амбигуусов, задумчивый Гастрыч признался наркологу:
Посмотрел я на твоего Куккабурраса
Он нарочно ничего не сказал об Извлекунове, который пусть и брат брудершафта, и окулист, и свой человек, а все же ничтожество.
Моего, напомнил окулист.
Это он про тебя так может выразиться, а ты даже не пробуй, посоветовал Гастрыч. И вот что я тебе открою мутный он человечек. Зато вот я знавал одного Давно
Артур Амбигуус и сын терпеливо ждали.
Знавал давно кого? не выдержал паузы старший.
Нам можно выходить? крикнули из своей спальни Крышин и Ключевой.
Да вылезайте уже, гадливо позволил им Гастрыч, думая, что от этой парочки давно пора избавиться. Толку решительно никакого, а удобрения кончаются. Давно, он вновь обратился к Амбигуусам, это такая кликуха. Под нею шикует прешикарнейший человек. Так вышло, что мы познакомились сошлись немного.
Гастрыч не уточнил, где именно.
Окулист, не имевший криминальных связей помимо Куккабурраса, смекнул, что и здесь он останется в дураках.
«Настучу на всех и на каждого, подумал он злобно; под влиянием момента необдуманно. Плевать на прошлое, отмоюсь. Чуть что пойдет не по-моему настучу».
23. Давно минувшее
Были и мы рысаками, милый Флинт, Давно насильно втиснул Куккабурраса в плетеное кресло, для того неудобное. Он откровенно издевался, так как его если не по-, то со-дельник никогда не числился среди рысаков и в некоторых крайних случаях принимал виагру. Скакунами! Особенно ты выделялся Смотри, смотри, синхронное плавание! Иди окунись, освежись, порезвись! Я вижу, ты прямо взмок смотри, сопреешь опрелости, детский крем, грибок
Узловатые пальцы Куккабурраса пробежались по трости, гадая, что выбрать: бритву, шило, однозарядное огнестрельное оружие, удавку, которые все там притихли и спрятались, а то и просто вывинтить саблю за набалдашник. Но взял себя в руки при слове «грибок».
Ешь, пей, брат Флинт, Давно широким жестом окинул стол, и вправду богатый внаглую.
Спасибо тебе, любезнейший, и уже Давно, отреагировал Куккабуррас и выбрал грушу.
Что ты взял? Что ты такое взял? Ты коньяк пей, водку пей! Погода хорошая!
Я взял грушу. Это полезный, питательный, дозволенный плод. Иногда застревает в глотке, но лишь на Господних путях, неисповедимых, Давно