Действительно: солнце палило в полную силу. И жарило, не разбирая ступеней криминальных иерархий. Но самому Давно недавно это сезонное неудобство стало в сладость после того, как в косметическом салоне ему откачали полцентнера жира. А то он вообще не умел появиться ни на людях, ни на солнце, ни в тени.
Глядя в красное, хамское рыло Давно, Куккабуррас вежливо отказался от горячительных напитков.
Я лучше освежусь, он улыбнулся и взял себе бутылку нарзана.
Вах, какой недобрый гость! Давно покачал головой. Сначала еда, потом уже серьезный базар. Так у нас принято, брателло Флинт.
Да что в нем серьезного, пренебрежительно молвил тот, выказывая неуважение: мол, не специально пожаловал, а так, проезжал мимо и завернул на огонек. Пустяки. Такие мелкие, что даже неудобно заводить разговор.
Тут ему пришла в голову блестящая мысль:
Послушай, Давно, сказал Куккабуррас и решительно вонзил трость в песок. Мирная и хищная жизнь глубинных, никчемных обитателей песков оборвалась моментально, здесь и сейчас.
Я слушаю, разнеженным эхом ответил хозяин. Я слушаю покуда плеск волн. И веселые крики рыбочек-цыпочек. Пока что я не слышу ничего другого, достойного внимания, не говоря уж об интересе.
Ты владеешь двумя платными сортирами на окраине, приступил к делу Эл-Эм. Уступи мне их по-братски.
Ты, наконец, занялся надежным сортирным бизнесом, похвалил его свинообразный Давно и залпом выпил добрую половину фужера; в фужер был налит крепкий и сладкий ликер. По-буржуйски закусил ананасом и рябчиковым крылом. Зачем тебе сортиры, Эл-Эм? К тому же ты помнишь
Да-да, поспешно согласился Куккабуррас. У нас возникли досадные разногласия из-за пары дерьмовых бензоколонок. Какой-то Лук? Какой-то Ойл? Жареный лук. Я готов на обмен, любезный брат. К чему ругаться братским душам?
Давно отставил бокал и внимательно уставился на гостя. С чем он пожаловал? Ищет конкретного мира? С чего бы вдруг? На кой-такой ляд ему сдались сортиры, еще и не перестроенные под фешенебельные рестораны? Или это всего лишь прикрытие, обманный ход, усыпляющий бдительность?
Давно отставил бокал и внимательно уставился на гостя. С чем он пожаловал? Ищет конкретного мира? С чего бы вдруг? На кой-такой ляд ему сдались сортиры, еще и не перестроенные под фешенебельные рестораны? Или это всего лишь прикрытие, обманный ход, усыпляющий бдительность?
Спеша закрепить сказанное, Куккабуррас вымолвил дополнительно:
И вот еще что мне помнится, мы немного повздорили насчет игрового павильона. Я готов уступить его. В качестве, если тебе будет угодно, дружеского жеста. Хозяйничай там, Давно.
Это он вымолвил зря. Давно смекнул, что затевается нечто серьезное, превосходящее прибылью все сортиры и павильоны, вместе взятые.
Так сразу решить не могу, дарагой, он начал поигрывать двузубой рыбной вилкой. Зубы делались на заказ из мамонтова бивня; Давно еще шутил: хорошо бы, мол, из маментового, чтобы всех их, ментов, под лед, в тундру, и драть потом клыки тысячелетней выдержки. Здесь надо подумать. Вопрос непростой, он не решается так вот, с наскоку, с кондачка. В бизнесе участвуют и другие люди. Ты думаешь, Давно владеет земным шаром? с усмешкой спросил Давно, ибо в его понимании земной шар давно свелся к предметам торга, тогда как самим-то шаром он давно владел, но каким-то другим, не земным. Я должен перетереть с людьми.
Перетирай, но не затягивай, кивнул Эл-Эм, пытаясь подняться. Давно не двинулся с места, чтобы ему помочь. Уже уходишь? Зачем? А как же рыбки? банька? баиньки с рыбками в баньке?
Он не успел продолжить и модернизировать слово «баиньки», чтобы оно лучше отражало процесс: недоставало еще одной буквы, самой первой, гласной. Куккабуррас брел к машине, а гориллоиды спешили к нему навстречу, молча проклиная песок.
Созвонимся, бросил через плечо Эл-Эм.
Обязательно, брат, крикнул ему в спину Давно, чуть-чуть растерянный. Может быть, он упустил случай пойти на весьма своевременную мировую? И так уже положили много людей возле этого павильона. А теперь еще и сортиры попадут под нешуточный артиллерийский обстрел. Подобный визит дело серьезное, вопреки усыпляющим речам гостя.
Надвинув солнцезащитные очки, он следил, как авторитет загружается в салон лимузина.
«Ладно, решил про себя Давно. Ему важнее, чем мне, коли сам приехал, а если так, то он еще раз придет. Или пришлет кого».
Давно был прав на три четверти. Куккабуррас, во-первых, вернулся сам, а во-вторых, прислал кого.
Прошло полчаса с той минуты, когда лимузин умчался к воротам и выехал на шоссе, и вот из ближней рощи вышла скрюченная фигура, довольно бодро и все бодрее шагавшая вниз по склону. Она спускалась к пляжу, где так и стоял питательный стол, за которым Давно разбирался с шампанским и виски. Давно любил смешивать самые разные напитки даже больше любил, чем закусывать.
Невзрачный, кривой, да одноглазый человек спускался удивительно быстро и выпрямлялся при спуске в полный, хотя и невысокий рост; на сей раз он обходился без трости, но в нем и так нетрудно было признать Куккабурраса. И охрана его признала. Эл-Эм шел один. Поэтому она не стала крутить визитеру ноги и руки, а лишь напряглась, а самый ближний к Давно охранник что-то сказал. Давно, прощаясь воздушными и водными поцелуями с рыбками, развернулся вместе с креслом.