Не нужно, папа, пожалуйста! попросила я, я сейчас возьму себя в руки. Почему-то в этот момент попасть на выпускной вечер мне захотелось ценой собственной жизни. Может, потому, что в платье я выглядела изумительно, и мне хотелось после четырех лет унижений показать всем, что я НЕ ЛЕСБИЯНКА! НЕ СИНИЙ ЧУЛОК! НЕ ТАКАЯ! Или, потому, что Вовка Кондратенко, тайный, почти неосознанный мной предмет робкой влюбленности, мог увидеть меня НОРМАЛЬНОЙ!
Тогда ты выпьешь лекарство и ляжешь, может быть, к трем тебе станет лучше, смилостивился отец и накапал мне в стакан смесь лекарств. Взгляд его был удивленным, а в голосе проскальзывала едва скрываемая ярость. Наверное, я его разозлила, когда выделывалась перед зеркалом! Я покорно выпила отвратительный раствор и улеглась в постель. Но на вечеринку я все равно не попала. Я так сильно волновалась, что к двенадцати дня меня начало тошнить и рвать, а к двум начался сильный понос.
Диплом об окончании колледжа забрала в деканате мама.
5.
А потом мне разрешили устроиться на работу.
Это был магазин, книжный. Я работала консультантом с графиком два через два. Это означало, что два дня подряд с девяти утра и до девяти вечера я была на работе, а потом два выходных. Какое это было счастливое время! Наверное, самое счастливое, в моей неудачной никчемной жизни!
В магазине всегда было сказочно уютно. Через огромные витражи в торговые залы проникал пыльный солнечный свет, и, казалось, делал значительнее все предметы, на которые он попадал. И книги, и красные яркие стеллажи, и деревянные подиумы, и рекламные стойки. Мне чудилось, что я нахожусь в прозрачном домике. Ведь и солнце, и дождь и снег всегда были рядом. Их отделял от меня тонкий стеклянный слой. Казалось, стоит протянуть руку, и ты почувствуешь теплые капли дождя или обжигающий холод снежинок на своей ладони! Но, одновременно, находясь рядом со стихией, я чувствовала тепло дома, запах типографской краски новых книг, слышала негромкие переговоры людей, влюбленных в литературу. Это был особый мир!
Я раскладывала книги по полкам, консультировала покупателей. Никто из них даже не догадывался о моем недостатке порочности. В первый раз в жизни я смогла забыть, кто я на самом деле. Какая я тварь. Моя вина стала, как будто отдаляться от меня, становиться все меньше и меньше. Иногда мне удавалось по нескольку дней не вспоминать «об этом». Особенно, когда отец уезжал в командировку, и мы оставались дома вдвоем с мамой. Коллеги по работе тоже ничего обо мне не знали и считали меня немного стеснительной, но, в общем, нормальной девчонкой. Но самым главным были книги! Много книг! Можно было выбирать любые и читать, читать, пока прочитанное не вытесняло из меня почти полностью мой изъян или воспоминания о нем.
Прошло два года, и память стала тускнеть. Болезненные воспоминания о моем диком поступке молодости, моей испорченности и уродстве стали отступать. Мне казалось, что все это было не со мной. События вспоминались мной расплывчато и отрывисто. Только ночные кошмары остро, но ненадолго вторгались в мое сознание. На работе меня повысили, я стала администратором торгового зала. В моем подчинении были целых пять человек! Я удивлялась несколько месяцев этому повышению, а потом поверила. Я поверила, что могу жить нормальной жизнью. Меня ценят! Меня уважают! В меня верят! И, спустя время, с трудом, преодолевая подозрения, я поверила тоже.
Прошло два года, и память стала тускнеть. Болезненные воспоминания о моем диком поступке молодости, моей испорченности и уродстве стали отступать. Мне казалось, что все это было не со мной. События вспоминались мной расплывчато и отрывисто. Только ночные кошмары остро, но ненадолго вторгались в мое сознание. На работе меня повысили, я стала администратором торгового зала. В моем подчинении были целых пять человек! Я удивлялась несколько месяцев этому повышению, а потом поверила. Я поверила, что могу жить нормальной жизнью. Меня ценят! Меня уважают! В меня верят! И, спустя время, с трудом, преодолевая подозрения, я поверила тоже.
Но жизнь для меня не стала менее мучительной. Моя вечная вина, черная точка моей биографии, не давала покоя моим родителям. Господи, если бы не они, я навсегда бы забыла об этом. Вычеркнула из своей жизни, вырезала бы прогнивший кусок из нити своей судьбы, завязала здоровый узел и стала бы жить. Жить дальше! К черту прошлое жалкое существование! Но они мать и отец вечные порицающие свидетели «того самого», как они это называли, не давали горю померкнуть.
И я стала отдаляться от них. У меня даже появилась подруга! Ритка. Она была кассиром в нашей торговой точке. Веселая, искренняя, она заражала меня своей жаждой жизни, заставляя забыть «то самое», заставляя смеяться, учила радоваться мелочам! Но дома начались скандалы. Почти как тогда, когда я совершила «поступок». Отец считал, что мне нельзя читать любовные романы, но я больше всего любила именно этот жанр! Книги пришлось прятать в тумбочке возле кровати. Когда у меня был выходной день, я, занимаясь домашними делами, с радостью предвкушала наполненный чтением вечер! Уже лежа в постели, я вытаскивала из тумбочки свою книгу, открывала и с упоением вдыхала запах недавно напечатанных страниц! А потом погружалась, полностью вживалась в перипетии жизни героини! Ведь если нет своей любви, можно жить чужой!
Но иногда, отец находил эти книги и безжалостно портил. Рвал и выбрасывал в мусорку.
Проститутка! орал он в ярости, шалава, тварь!
А я молчала. Мне хотелось крикнуть в ответ, что я «не проститутка». Но я не могла. Ведь он знал всю правду обо мне.
И еще, его возмущала косметика. Дома я не красилась, и на работу уходила без макияжа. Но утром в магазинной подсобке мы с Риткой наводили красоту по журналам. Я выучилась красить глаза, чтобы разрез их выглядел кошачьим, а на свои полные губы наносила блеск. Получалось красиво. Лицо мое приобретало этакую породистость, и я часто ловила заинтересованные взгляды молодых парней и взрослых мужчин. И мне это льстило. Тем более, что вызывало неизменное одобрение Ритки. Но однажды в наш магазин зашли мои родители. Они гуляли в парке и решили проведать меня. Появление их в моем полу выдуманном мире было странным и неестественным. Я чувствовала смутную угрозу от их присутствия, но объяснить, почему, не могла даже себе. Может, мне было стыдно за старомодное бежевое пальто моей матери, ее затравленный, как будто просящий, взгляд? Или, за неграмотную, но уверенную речь отца? За его поведение оценивающее и властное, как будто он что-то понимал в книготорговле? Я не знала.
Но я забыла про макияж! И про облегающую блузку яркого цвета, которую мне одолжила подруга! Мать и отец сделали вид, что ничего не заметили, но вечером, когда я пришла домой, они не разговаривали со мной. Показывали мне свое порицание, свое осуждение, усиленно изображая, что меня не существует! Так продолжалось несколько дней. Я снова почувствовала себя маленькой и беспомощной. Интересно, они знали, насколько жестоко ранят меня?
И мне пришлось просить прощения, совсем как «тогда», обещать, и даже поклясться, что я больше никогда не буду так выглядеть! Они простили меня спустя месяц. Отец даже не обозвал меня.
Моя ненависть к ним скручивалась в тугой жгучий ком у меня внутри. Но я молчала.
6.
Я много раз спрашивала свою совесть: так ли я виновата в своем «поступке» на самом деле? Мне исполнилось двадцать. Сомнения зародились и стали одолевать меня сначала робкими, а потом более настойчивыми вопросами. Я все еще не могла успокоиться. Давление отца стало невыносимым. Я просто возненавидела его. И маму заодно с ним. Зачем, зачем они так часто напоминают мне «об этом»? Ведь всем нам было бы легче все забыть? Прошло семь долгих мучительных лет, и моя порочность больше не проявляла себя. Я была готова забыть, а они нет Вспышки ненависти к ним сменялись сожалениями. Мне все чаще и чаще хотелось сказать им: «Хватит! Хватит об этом! Ведь я была совсем ребенком!» Но я молчала, уверенная, что не буду услышана в своем отчаянном крике.
Наверное, нужно было кому-нибудь рассказать «об этом». Может быть, мне стало бы легче Но я с трудом признавалась себе в том, что все это БЫЛО СО МНОЙ! Даже Ритке я не могла открыться, а больше у меня никого не было. Кого я могла призвать к себе в судьи?
А потом появился ОН. Костя был совершенно несчастным, одиноким и добрым. В наш магазин пришла аудиторская проверка. Я тряслась и нервничала больше всех. Главным проверяющим был Костя, Константин Викторович. Он улыбался мне доброй улыбкой, иуспокаивал. Уверял, что наши нарушения незначительны и выдал положительное заключение о проверке.
Тань, ты ему просто понравилась, сказала мне уверенно Ритка.
Я смущенно улыбалась, ведь мне он понравился тоже Не то, чтобы он мне просто понравился. Я не могла думать вообще ни о чем и ни о ком, кроме него. Это была дикая влюбленность, наваждение, как в романах.
Если бы он не был таким старым, можно было бы продолжила рассуждения подруга.
Костя был старше меня на двадцать лет. Но это обстоятельство чудесным образом еще больше привлекало меня. Он жил один! Снимал квартиру. Ведь свое жилье он оставил жене и детям, когда ему пришлось оставить их. Он был не понят и одинок. Жена изменила ему. Это вызвало во мне изумление: как можно было изменить ему? Как мне хотелось его утешить!
Мне так хорошо с тобой, говорил он. И я гордилась. Я могу подарить ему радость! И он одобряет меня! Я могла продать половину жизни за эти чудесные слова: Ты моя радость, мое счастье. Я так люблю тебя!
Я снова стала пользоваться косметикой. Я должна, должна быть красивой для НЕГО! В глазах моих появился счастливый блеск, я беззаботно смеялась и часами разговаривала с ним по телефону. И еще, стала носить каблуки! И эти ЧУДОВИЩНЫЕ изменения не укрылись от моих родителей. Я совсем, совсем забыла про них! Отец наблюдал за мной пристально, но молчал. А мать, казалось, была рада моему хорошему настроению.
Вот только постель! Меня беспокоила близость с ним! Я так ее боялась! Почти так же сильно, как и хотела. Но, Костя был внимателен и нежен со мной! Он показал мне, как нужно правильно все делать, чтобы ему было хорошо. И я старалась! Он был благодарен мне, и это давало мне ощущение абсолютного счастья. Сначала я пыталась устраивать наши встречи в свои выходные дни, но потом нам стало этого мало. Мы все время хотели быть вместе! И он стал забирать меня с работы каждый вечер.