После окончания вуза, а Наташа после Псковского педагогического, приняли нас в аспирантуру. Помню, что я плакала, просила не зачислять меня на кафедру общего языкознания, ведь я русист. Но суждено было пройти по этому маршруту защитилась в 1956 г. и работала по этому направлению в ЛГУ до 1974 г.
А Наташу принял в свои руки профессор Б. А. Ларин. Он был кумиром не только русаков, но и всех филологов. Красивый, статный, высокообразованный по стандартам индоевропейской школы. Наследовал генетически духовную культуру он из семьи священнослужителей (кстати, и академик В. В. Виноградов также).
После разгрома марристов в 1953 г, к которому приложил руку Сталин, как известно, возник дефицит кадров среди лингвистов. Появилась аспирантура, приглашали молодых в эту сферу. Ларин как специалист по истории русского языка принял нескольких аспиранток по этой тематике. И Наташа рискнула. Думаю, что фундаментальной подготовки по этому предмету в Пскове не давали. Тему ей утвердили «Язык сатирических повестей XVII века». И на протяжении последующих лет работы по диссертации легкий юмор всегда сопровождал ее разговоры по материалу исследования.
В первые годы аспирантуры мы очень сблизились. Наташа часто бывала, и ночевала у меня на ул. Жуковского, в уютной 18-тиметровой комнате. Сколько было важнейших и интимных тем, бесед обо всем. Надо было открыть родные пенаты, близких родственников, места обитания, текущие контакты и проч. А общая линия аспирантских хлопот зачеты, экзамены, сроки представления частей диссертации и т. д. Да еще мы были активистками. Я была секретарем аспирантского комсомольского бюро. Обе мы были членами партии.
Особые страницы бесед, конечно, касались самого, самого девического влюбленности, первого большого чувства. Наташа была по уши влюблена в какого-то друга по Гжатску. Он отслужил на флоте. Конечно, был высоким, сильным, рослым. Среди ребят-юношей флот занимал первое место (тогда еще не было военно-десантных войск), и у девушек моряки были самыми модными героями.
Особые страницы бесед, конечно, касались самого, самого девического влюбленности, первого большого чувства. Наташа была по уши влюблена в какого-то друга по Гжатску. Он отслужил на флоте. Конечно, был высоким, сильным, рослым. Среди ребят-юношей флот занимал первое место (тогда еще не было военно-десантных войск), и у девушек моряки были самыми модными героями.
Как-то не сложилось с первой любовью, и у меня, и у Наташи. Хотя эта романтика юности остается на всю жизнь в глубокой памяти.
А потом, по ходу «пьесы», мягко, и увлекательно сменился вектор влюбленности. Наташа сдружилась с Риммой Николиной (она тоже была крутой общественник, из семьи первого секретаря горкома г. Луги). Интересы переместились в аспирантское общежитие, в котором в те годы было множество иностранцев. Со всех факультетов Ленинградского университета, в их числе и геологи. Римма вышла замуж на Сашу Игошина, а в его группе учился Франтишек Мрня.
Меня стали приглашать на Новый год в общежитие, я там уже чувствовала себя Золушкой. Веселье, жизнь кипела ключом. Были и поклонники.
Хорошо помню новогоднюю ночь на 1 января 1955 года. Наташа уже была «отдана» Франтишку. видно было по танцам. Она по внешнему складу, да и не только, отражала чисто русскую натуру. Фигура у нее выразительная с тонкой талией, высокой грудью. Сама гибкая как Рыба. И ведь Франт тоже Рыба. Браки в таких парах всегда счастливые. Так и сложилась та ДВОИЦА в год Двойки (1955).
Мне было заметно, насколько поменялись образы героев в представлении Наташи. Франтишек невысокого роста, кисть руки травмирована, но такой ласковый, внимательный, внутренне светлый, доброжелательный. А к русским особо благосклонный в те послевоенные годы.
И никакие материальные стеснения того времени не могли затмить счастья двух сердец, обрученных навеки своими душами. Это был рубеж нового периода жизни.
Наташе нелегко было начать расставание с родиной, Ленинградом, университетом. Помню ее слёзы и переживания по поводу того, что пришлось сдать в райком партийный билет. Единственно утешали слова Франтишка о том, что через пару лет границы СССР и Чехии будут сняты. Вот такой порыв мечты юношеской царствовал тогда в наших умах.
Так и завершился наш период аспирантуры сложились молодые семьи. Тут уж простительны задержки по срокам защиты диссертации. Наташа провела защиту уже в Пражском университете. Счастливо сложилась и ее филологическая карьера: она обучала русскому языку чехов. И настолько быстро и талантливо овладела чешским, что создала свою авторскую методику обучения, с учетом тонкостей чешского языка. И до последних дней пользовалась спросом на свои уроки. И не только среди богемистов, но и среди диспетчеров аэропорта.
Наша дружба после аспирантуры продолжалась по всем направлениям. Много фотографий осталось на линии детства милейшие мордочки Павлика (названного в честь любимого шурина.) и Милана попали в наш альбом. И сколько впечатлений от поездок по миру Франтишек работал и в Африке, и на Кубе. И Наташа раскрыла все свои материнские таланты любящей супруги, в счастливой межнациональной, славянской семье.
Но под сердцем была упакована Россия. Поэтому так много сил было отдано организации поездок в Прагу родственников, друзей. Сама она не мыслила себе отложить приезд к родителям, к сестре, которую очень любила (видимо, как вторую маму), в Питер, к подругам.
Удивительный природный дар общительности, дружеской эмпатии, сердечной теплоты отмечали все, с кем встречалась Наташа. Имя Натали (*родная) не случайно было выбрано родителями. Внешне она очень похожа на свою маму. А внутренне, и физиогномически на отца. С него часто брала образец решения трудных вопросов жизни, социальных проблем, которые постоянно оставались в поле зрения. И, возможно, так и не были завершены до конца дней.
В целом облик моей самой сердечной подруги юности остается богатым кластером информации, говоря учеными терминами. Всё прожитое закреплено навсегда, с огромной благодарностью судьбе, с добрыми воспоминаниями и готовностью развертывать производные веточки, оставленные Наташей в ее детях, родственниках, близких и не очень, её друзьях и знакомых.
2007 год год прощания, завершения большого цикла жизни, не только в личном плане, но и в измерении планетарном. Вот почему мне так долго не удавалось написать и записать воспоминания о Наташе. Умом событий не понять, память хранит живое, меняются только временные вибрации. Прошлое, настоящее и будущее единая троица, единит ся.
Слова несут энергемы смысла. Энергия отдается без возврата, но регистрируется в рекордах мира. Заканчиваю этот небольшой круг душа с душою говорит.
Римма Петровна Игошина, Заслуженный работник культуры РСФСР.
В 19521955 гг. мы вместе с Наташей Орловой были аспирантками филологического факультета Ленинградского государственного университета. Наташа на кафедре русского языка, я на кафедре советской литературы. И проживали мы в одном общежитии на Мытнинской набережной, неподалёку от Университета. Но познакомились мы только на второй год занятий в аспирантуре, в которую Наташа поступила после окончания Псковского педагогического института, а я после филфака ЛГУ.
На втором курсе аспирантуры, освободившись от комсомольской работы и сдав кандидатский минимум, я стала регулярно посещать Публичную библиотеку им. М. Е. Салтыкова Щедрина («Публичку», как мы тогда говорили) для работы над диссертацией и больше времени проводить в общежитии, ближе знакомясь со своими соседями. И тогдато моя однокурсница, аспирантка кафедры общего языкознания Лида Попова (в замужестве Засорина) познакомила меня с Наташей.
Наташа так же, как и я, жила в комнате на четверых, и мы стали навещать друг друга. Вместе ходили на аспирантские собрания и другие мероприятия. Но чаще встречались в Публичке. Садились за один стол с настольными лампами под уютными зелёными абажурами и занимались каждая своей работой. Ходили вместе обедать в столовую библиотеки, а вечерами там же пить чай. Наташа работала над темой о языке сатирических повестей русской литературы 17 века, а тема моей диссертации была посвящена особенностям поэзии периода Великой Отечественной войны.
Надо сказать, что работали мы очень старательно, просиживая часами над необходимой литературой, источниками, постоянно обращаясь к каталогам. Библиотека предоставляла для этого широкие возможности, и работать в ней было очень удобно. Но конкретно о содержании научных занятий друг друга мы знали мало, так как темы диссертаций у нас не имели никаких точек соприкосновения, и мы посещали обсуждения и заседания только своих кафедр. Знаю лишь, что работала Наташа над своей темой с увлечением и очень почитала своего научного руководителя профессора Бориса Александровича Ларина.
Вспоминая о работе в Публичке, нельзя не сказать добрых слов о её столовой в то время. За 3 рубля в ней можно было получить хороший обед, а за 5 рублей очень хороший, просто замечательный. Но особенно нам нравились вечерние чаепития. В буфете стоял большой самовар, из которого приветливая, радушно встречающая всех буфетчица заваривала великолепный душистый чай с лимоном, а к чаю подавалась очень вкусная свежая булочка с марципаном. Всё это располагало нас к отдыху, к задушевным беседам и способствовало всё нараставшему сближению. Библиотека и совместная жизнь в общежитии сдружили нас с другими нашими товарищами по аспирантуре: философами, филологами, юристами, восточниками Вспоминаю сейчас Катю Панфёрову, Валю Алексееву, Сергея Катькало, Бориса Новикова, Николая Яшкина, Лилю Даниленко, Леонида Радека и других.
Говоря о нашей жизни в общежитии, надо сказать, что оно имело свою особенность. Вместе с нашими студентами и аспирантами в нём проживали иностранные студенты и аспиранты, главным образом из стран Восточной Европы или, как тогда говорили, стран народной демократии: поляки, чехи, словаки, венгры, болгары, румыны, албанцы, но были также и немцы из ГДР и Западной Германии, были китайцы и корейцы. Например, в моей комнате во второй год занятий в аспирантуре вместе со мной проживали полька Зося, немка Урсула и кореянка Ким Ден Сук. Жили мы очень дружно. Такая же обстановка была и в комнате Наташи. А у меня, ещё до знакомства с Наташей, завязались дружеские отношения со студентами геологами из комнаты 131. У моего однокурсника и приятеля Сергея Игошина я познакомилась с его братом Александром, студентом геологического факультета, а через него со всеми его соседями по комнате. Всего их было шестеро, но наиболее тесные дружеские отношения у меня установились с близкими Сашиными друзьями Виктором Головенком и Франтишком Мрня, студентом из Чехословакии. С Сашей и Франтишком мы были в близкой возрастной категории, они были старше своих соседей, Виктор был помоложе, но тянулся к старшим товарищам.