Но то в мыслях. На деле же я больше отмалчивался, иногда кивал головой, порой вставлял глубокомысленную или не очень реплику и платил за пиво. А Валера чем сильнее напивался, тем жаловался всё настойчивей так, будто уже и я ему был чего-то должен.
В итоге мне это надоело, и когда к барной стойке подошёл тот длинноволосый в кожаной куртке, чтобы расплатиться с барменом, я понял, что настал удобный момент избавиться от забравшегося мне на шею чёртова собеседника раз и навсегда. Свалить домой. Тем более что я вообще-то тоже порядком набрался.
Всё, мне пора домой. Давай, пока, заявил я твёрдо, в какой-то мере резко, дабы у Валеры даже мысли не возникло меня останавливать. За пиво можешь не благодарить. Удачи в делах.
Однако Валере мой, весьма для него неожиданный, соскок совсем не понравился. В его голосе, теперь очень неожиданно для меня, появились властные нотки:
Эй-эй, подожди! он схватил меня за рукав. Тебя, Сеня, чего, дома жена дожидается? Сядь, я тебе кое-чего скажу. К вопросу о делах. Да, и запомни: Валерий Олегыч умеет благодарить.
Я с силой ударил его по руке, так что он чуть не упал со стула.
Я не женат. И это, слышь, Валерий Олегыч, я терпеть не могу, когда меня называют Сеней. Я Семён, понял? Всё, счастливо оставаться.
Я вышел из бара и направился к дому, но он вскоре догнал меня.
Семён! Ну чего ты обиделся-то? Я тебе добро хотел сделать, а ты ломаешься как девочка Да подожди ты, дело есть
А может, тебе просто в хлебальник надо дать и всё? я сжал кулаки.
Он взял паузу, отдышался. А потом ошарашил:
Бабу хочешь?
А ты сутенёр, что ли? скривился я одновременно и удивлённо, и недоверчиво.
Можно и так сказать. Баба высший сорт. Красивая, стройная, жопа, сиськи, всё как надо. Своё дело знает на сто процентов. Чистая, так что не бойся, никаких проблем. Отвечаю. Моя жена. Если хочешь, могу фотку на телефоне показать. Я её до тебя тому хмырю в «Дзене» предлагал. Он, дурак, отказался. Показать фотку или как?
То есть как это твоя жена?
Да так. Все по-разному зарабатывают. Ну что, да или нет?
Бабу я хотел, а вот попасть в историю нет. Поэтому осторожно спросил:
Ну, допустим, да, и что дальше? Во-первых, сколько стоит? Во-вторых, где?
Пять косарей за ночь. Это шикарное предложение. У обычных, беспонтовых шлюх ты таких цен не найдёшь, а у фирмовых тем более. Цена за такую бабу просто грошовая. Живём в центре, на такси минут десять.
Я задумался, мысленно считая деньги в кошельке и просчитывая возможные риски. Голова пошла кругом. Бабу захотелось ещё больше.
Ну, допустим, да, и что дальше? Во-первых, сколько стоит? Во-вторых, где?
Пять косарей за ночь. Это шикарное предложение. У обычных, беспонтовых шлюх ты таких цен не найдёшь, а у фирмовых тем более. Цена за такую бабу просто грошовая. Живём в центре, на такси минут десять.
Я задумался, мысленно считая деньги в кошельке и просчитывая возможные риски. Голова пошла кругом. Бабу захотелось ещё больше.
Дорого. После бара где-то тыщи четыре наличности осталось.
Идёт, сразу согласился он. Для хорошего человека не жалко. В качестве благодарности за добро. Ладно, давай тыщу в задаток.
Деньги сейчас не дам, предупредил я. Расплачусь по факту.
Да не бойся ты. Никто тебя обманывать не собирается. Задаток на бухло и закусь пойдёт. Как же ты думаешь к женщине едешь! И на такси тоже деньги нужны.
Валера выглядел очень убедительным, и я доверился ему.
Мы вызвали такси, доехали до его дома и успели в ближайший в том районе супермаркет, пока там ещё продавали алкоголь. Взяли много пива и литр водки. Ну и жратвы всякой набрали.
Дома ни крошки, пожаловался он.
Валера жил в типовой блочной пятиэтажке 60-х или 70-х годов прошлого века, на четвёртом этаже. Когда мы поднимались по лестнице, мне не давал покоя вопрос: как всё будет? Валере-то, скорее всего, не привыкать подстилать свою жену под других мужиков, а я, хоть раньше и имел дело с проститутками, на этот раз, по правде говоря, побаивался.
В уме я представлял фото своей жены Валера отчего-то так и не показал вульгарную бабищу с пропитым лицом, говорящую прокуренным голосом скабрезные глупости и прочий «профессиональный» вздор. Думал, что лишь бы она была ещё достаточно молода, чтобы не перебить мне всё желание.
Кисуля моя, принимай гостей! с порога, услужливо пропуская меня вперёд, объявил о нашем приходе Валера. Я заметил, как его тон опять обрёл прежние властные нотки, теперь даже более жёсткие.
В прихожую, к моему приятному удивлению, вышла девушка лет двадцати пяти, очень симпатичная, брюнетка, стриженная коротко, «под мальчика», невысокая, но утончённая, с изящной и по-девичьи упругой фигуркой такой, какие бывают у молодых женщин, не утративших ещё в себе образ невинной юности.
Это вот наш сегодняшний, так сказать, благодетель. Сеня вернее Семён, ему не нравится, когда его Сеней зовут Хороший человек, представил меня ей Валера, а потом её мне: А это Аня. Моя жена.
Моё удивление было столь внезапным, что я растерялся и ничего не сказал при знакомстве. Правда, и она тоже промолчала. Промолчала так, что меня вообще посетили большие сомнения в реальности нашей с её мужем сделки. Внешне всё выглядело кошмарно: припёрлись два пьяных кретина на ночь глядя с пакетами винища к одному из них домой, а там рассерженная жена, и вот-вот разразится поистине грандиозный скандал.
Однако мои сомнения Валера сразу развеял, сказав Ане:
Ты должна быть одета так, как я тебе говорил. Сегодня играем в сексвайф.
Когда он ушла в спальню, прикрыв за собой дверь, я спросил его:
Что значит «играем в сексвайф»?
Ну, муж отдаёт свою жену попользоваться другому мужику, это и есть сексвайф. Ты что, порнушку не смотрел? усмехнулся он.
Это я знаю. Я спрашиваю, что значит «играем»?
А, на это не обращай внимания. Для неё это называется так. Ты не волнуйся. Снимай куртку, проходи в зал.
Я повесил куртку на вешалку в прихожей и прошёл в зал.
Валерина квартира имела вид жуткий и заброшенный так, будто застряла во времени где-то в начале девяностых, и с тех пор никто никогда не делал в ней уборку.
Обои, когда-то светло-зелёные, почернели и покрылись пятнами сырости, точно лишаём, а частью отошли от стен и топорщились рваными лоскутами, как отмершая кожа. Углы обросли жирной паутиной. На полу и старом шкафу-стенке, произведённом мебельной фабрикой «Заря» в эпоху развитого социализма, с хрустальной посудой за стеклом, мхом клубилась пыль. Промеж этой незыблемой пыли, той, что на полу, просматривались протоптанные тропинки к телевизору, тоже допотопному огромному ящику под названием «Весна», письменному столу с компьютером и дивану, разложенному на две половинки раз и навсегда.
Извини, у нас беспорядок. Времени нет, бросил Валера таким тоном, словно у него на коврах валялись носки и ему хотя бы ради приличия полагалось немного за них постыдиться.
По правде говоря, это место меня как-то совсем не вдохновляет, сказал я.
Да? А что так?
Грязно. Я не люблю грязь.
Я не люблю грязь в душе, а на это мне плевать.
И всё же мои слова его встревожили, и он, подумав, предложил:
Может, тогда в маминой комнате? Там чисто. Мама умерла два года назад. Мы туда почти не заходим, только по крайней необходимости. Я думаю, сейчас именно такой момент.
Маминой комнатой оказалась спальня, в которую отправилась переодеваться Валерина жена. Но там никого уже не было. В ванной шумела вода по-видимому, Аня принимала душ.
Спальня действительно выглядела чистой. Но в ней отсутствовал главный элемент кровать. И вообще всякая мебель. Просто пустая комната. Только древний, полуразвалившийся шифоньер и табуретка, на ней покоился небольшой красный чемодан с надписью «Happiness». На полу лежал ковёр что интересно, тоже чистый. Красивый и мягкий.
Когда мама умерла, я продал почти всё, что здесь было Всё, что смог продать Потерять самого близкого человека очень тяжело, а вещи только лишний раз напоминали бы поведал Валера скорбным голосом и шмыгнул носом.
Как без кровати-то? Не на полу же? расстроился я. Меня мало волновали его сентиментальности по поводу матери. Честно.
На полу, конечно. Где же ещё, раз тебе в зале не понравилось? Давай пока так, а там посмотрим, окей? Сейчас Аня всё сделает.
Аня вышла из душа и всё сделала. Постелила покрывало на ковёр и накрыла «поляну». Мы уселись на пол я во главе «стола», Аня напротив меня, Валера на уголке рядом с ней.
Он налил всем водки и, взяв стакан, сказал:
Ну, как говорится, прощай разум, встретимся завтра!
Собственно, на этом разум с нами благополучно и распрощался.
Мы пили водку, запивали её пивом и закусывали колбасой. По ходу Валера болтал без умолку. Опять жаловался на жизнь. Ностальгировал. Вспоминал маму. Аня немного повеселела, ожила, но была немногословной да, нет, не знаю. Временами бросала на меня острые, изучающие взгляды. А я от нечего делать разглядывал плакаты-календари на стенах все прошлых лет, за 1993 год, за 1997-й, 2001-й, 2003-й, 2007-й, 2009-й, 2010-й, самый поздний за 2013-й; все церковные, с храмами, Богородицей и святыми.
Разглядывал Аню. Она сидела, поджав по себя ноги, в свободной, видимо, Валериной, майке белого цвета на голое тело, так что соски торчали, как совесть на исповеди, и мне чертовски нравилась эта девушка.
Валера внезапно замолчал, будто что-то вспомнил. Посмотрел на меня, затем на Аню, и лицо его сделалось красным и влажным.
Кисуль, ты в трусиках? спросил он её. Сними.
Она встала, быстро сняла трусы, и снова села, как прежде ноги под себя. Я мельком увидел тёмный пушок там, где у неё то, что мне было нужно, и, отчего-то устыдившись этого, отвёл глаза в сторону. Бездумно поискав ими другую цель, нашёл календарь 1993 года с иконой Богородицы. Богородица посмотрела на меня, как мне показалось, слишком осуждающе, и я сосредоточился на пиве.
Странно, но вся эта ерунда развеселила меня. Я еле сдерживался от смеха.
Валер, а что ты делал в 1993 году?
Он меня не сразу понял. Нахмурился настороженно.
Как что? В школе учился. Чудной какой-то вопрос
Уроки не в этой комнате учил случаем?
Может, и в этой. Не помню. Я не люблю то время вспоминать, мне не нравилась школа. Да и кому какая разница, где я уроки учил? Почему ты спрашиваешь?
Школа не нравилась, потому что учился плохо?
Нет. Учился я хорошо. Только там уроды одни были.
В школе? Одноклассники, что ли, чмырили?
Тут до него дошло, что я над ним подшучиваю, и он заулыбался.
Да ну тебя Это не интересно никому. А вот это тебе будет по-настоящему интересно. Солнышко моё, иди-ка сюда! Знаешь, что мы сейчас для этого хорошего человека сделаем?