Вскоре Макс сдался; память упрямилась принимать слова, как и новые смыслы. Он объяснился: хочет пройтись.
Вскоре Макс сдался; память упрямилась принимать слова, как и новые смыслы. Он объяснился: хочет пройтись.
По выходу, в свете зарева он заметил высокий, в копоти, плоский правильный потолок Искусственный? обтесали пещеру? Макс двинул к площади в середине посёлка, где пробудился после истории, когда он встретил призрак в дальнем тоннеле и был придушен. Близ костра женщины колдовали над вертелом; дети бегали тихо, как в сновидении. Углядев его, все попрятались; площадь вмиг опустела. Макс стал у шкуры, тронул нож для скобления. Шкура толстая, под стать буйволу. У кишок, где кормились собаки, пачкали кровью ровный и серый пол исполинские лапы. Макс одну поднял. В путаной шерсти веером когти, загнутые, огромные Зашипев, вертел вспыхнул. Макс, бросив лапу, двинул к лачуге; перед оборванным ветхим пологом задержался, глянул поверх стены. Шкуры значили ложе да и являлись им; на стене, на подобье крюков одежды; миски из глины были на плоском матовом камне; рядом ребёнок плюс двое взрослых.
Пламя! звал Макс.
Молчание.
Слушай! вывел он громче.
Женщина вздрогнула, а мужчина пал ниц на шкуру. Макс, войдя, резко поднял хозяйку, что трепетала, ладя свалиться.
Он повторил:
Огонь!
Индианка пришла в себя. Он толкнул её к выходу. Вид горелого мяса значил помимо слов, и она затрусила охая к пламени.
Макс присел у костра на камень и примелькался. Взрослые, не валясь ниц, лишь обходили гостя по кругу; дети храбрились и приближались. Вызнав обзором, что, кроме ста лачуг, в зале есть дровяной склад и продуктовый да ещё нечто вроде уборной, Макс возвратился к белому дому, что был поодаль.
Знать насыщалась. Сидя за столиком у лежанки, старец ел мясо c золота чаши. Тощий тип в жёлтой робе с вышитым солнцем и зверовидный тип в красной робе ели поодаль с мисок из бронзы. Макс, оглядевшись, сел подле старца, кой, устремив взор в пол, перестал жевать; рыхлый нос набряк кровью, щёки зарделись. Макс тронул чашку, дав понять, что он голоден, и прислужница принесла шмат мяса. Вилок не ведали, обходились руками.
Трапеза кончилась омовением ртов и щёк, лиц и рук из кувшина. После прислужница унесла поднос с опустевшей посудой. Старец изрек, ткнув в сторону, где был тощий с вышитым солнцем:
Виль умъу Чкау-о7.
Зверовидного типа старец представил: Áпу. Наш áпу Йана-макана.
Ткнув в грудь себя, он кончил: Интъип Чурън Уáскар8. Двадцать Второй мы! Главный владыка мы!
Чкау-о и рыгнувший тип в красной робе Йана-макана низко склонились.
Долго молчали. Макс взял из ниши жёлтую шкуру и с нею выбрел, чтоб расстелить её да и лечь пластом. Он зевал-зевал и заснул вдруг мертвецки.
Три вождя собрались близ. Жрец, скрестив руки, что-то обдумывал. Нудно спорили. В результате из дома белого камня вынесли звероптиц из золота и приткнули у шкуры. Тройка отвесила три глубоких поклона спящему гостю.
5
Минули дни. Макс понял: он вместо бога. Он «Интъи Кáча» «Посланный Солнцем», или «Посланник», ранг «Лучезарный». Повод фонарь, «луч Солнца», и пистолет «глас Грома». Жить не давали: жрец созывал мужчин, «Интъи Кáчу» носили в жёлтых носилках. Вызналось, где он. Мир звался грозно «Супнъ-васинсуй» («Адово Царство», или «Империя Подземелий»). Главным был согнутый, сизоносый, вечно как пьяный, тот дряхлый старец в искристой, в мелких жёлтых алмазах, сплошь златотканой тоге до пола, именем Уáскар («Двадцать Второй» причём, дополнялось). Вот что Макс понял. Больше он не сумел узнать. Люд боялся с ним говорить; знать кланялась, уходя от ответа.
С ростом щетины на его лике, ибо побриться здесь было нечем, все помрачнели. Макс ловил взгляды вплоть до враждебных и, в превентивных целях защиты, чаще и чаще, как бы случайно, вдруг доставал фонарь, что смирял агрессивность у безбородой «Супнъ-васинсуй».
И он скучал. Волнение улеглось, Макс чувствовал, будто киснет в деревне в тьмутаракани. Связь с Кейт и Блейком он не поддерживал, так как рация находилась у «бóльверка» в зале кактусов, где он вылез из речки. Что развлекало: каждый день жрец гонял в тоннель группу воинов при оружии, возвращавшихся часто в меньшем составе, драными, в ранах, но и с мешочками, кои жрец забирал у них. Старца сразу охватывал пыл наставника, он учил «Лучезарного» языку наверное, чтобы тот не расспрашивал о секретных мешочках? В общем, не выдержав, Макс решил пойти к рации, сообщить, что нашёл грот с людьми, и выбраться. Племя явно общается с миром, вот что он думал, а экспедиции за мешочками суть охотничьи рейды в чащи Гаяны. «Супнъ-васинсуй» осточертела.
Ели жаркое. Макс объявил троим:
Бог зовёт. Надо к залу с быстрыми водами. Там зажгу я свой Луч, говорить буду с Солнцем Он показал фонарь.
Жрец и старец застыли. Начал последний, крайне несвязно, с мясом в одной руке:
Наша эта Супнъ-васинсуй Но Лучезарному как Посланнику не ходить в него Лучезарный Ведь с Отцом Солнцем можно отсюда? Не утруждая стоп не ходить?
Верно! выпалил Чкау-о. Да! С Солнцем отсюда? Пусть Лучезарный с Солнцем отсюда!
Тройка воззрилась и ожидала, что Макс предложит.
Буду беседовать, согласился тот. А вы спрячьтесь, чтоб не сгореть живьём. Он стал «жечь» фонарь, но намеренно долго.
Жрец начал дёргаться; зверовидный тип сжался. Выронив мясо, Уáскар, волнуясь, стал щупать складки царственной тоги, сбивчиво мямля:
Луч?.. нам не надо Йана-макана он здесь наместник, мда поведёт в зал Йана-макана!
Встав, тот оправил красную робу, вытерев пот со лба. Жрец завыл, простерев к старцу длани:
О, величайший! Ты Пача Кýтек9!
Йана-макана стал у лачуги в местном посёлке.
Где ты, Батáки? К Красным Колючкам!
Вышел индеец с луком и пикой, бухнулся в ноги Максу с наместником и, вновь выпрямясь, отошёл от них. Был он росл и угрюм. Из соседней лачуги вызван был воин много моложе. Проинспектировав их оружие, зверовидный тип молча взял к стене зала. И побрели туда. Вслед смотрели домашние.
Сам тоннель был без света, тёмный и душный. Макс его помнил: здесь он носился в чёртовом панцире. У поста задержались. Йана-макана рыком скомандовал. Стражник тронул крюк. Блок содвинулся и ушёл вбок, словно по маслу. Им предстал коридор стылый, тёмный, широкий. Робы индейцев стал трепать ветер. Группа опять пошла; часть стены поднялась, скрыв собой свет костров.
Темнота, бросил Макс.
Темнота, Лучезарный, брякнул наместник.
Воины двигались. Макс ступал им пятки и спотыкался, но фонарь не включил (нарочно). Шли вдоль стены, вдоль правой, и проходили зоны проёмов, дувшие ветром. Макс решил, что здесь тьма ходов, лабиринтность. Это меняло взгляд на «Империю» как на комплекс двух залов с дюжиной гротов.
Проскрежетало и Макс коснулся лбом восходящих по профилю без ступеней чьих-то сандалий Быстро светлело Профиль ввёл в паз вверху. Вышли в нишу, что открывалась к светлому от лучистых лохм гроту или тоннелю. Макс шагнул дальше Йана-макана сдержал, хрипя:
Не сейчас, погодим-ка!
Рослый Батаки взял лук и стрелы наизготовку. Воин моложе выставил пику. Йана-макана глянул из ниши и осмотрелся; после шагнул вперёд. Путь продолжился Макс, как все, стал таиться, медленно красться и, в лад попутчикам, нагибаться под лохмами, ниспадавшими сверху. Часто грот сёкся сходными гротами, поддувавшими вихрем. Макс в них косился и налетел на внезапно застывшего на пол-шаге туземца. «Стой!» тот, втолкнув его в боковой ход, тёмный и узкий, тихо ругнулся.
Близились звуки лёгкого свиста сталась медуза с белыми крыльями, преогромная.
Макс взглянул на Батаки, влипшего в стену.
Тварь чуть помедлила и исчезла с прежними звуками. Вновь Батаки ругнулся.
Йана-макана вышел к тоннелю с яркими лохмами, осмотрел его и позвал всех продолжить путь. Макса стал думать о монстре, очень похожем на атлантических цианéй (медуз); но у тех только щупальца сорок метров длиной, не крылья.
Лохм поубавилось Зашумела вода вдали Вышли в схлёст двух тоннелей (где Максу встретился белый призрак). Опередив всех, Макс пошёл по короткому и знакомому ходу в зал красных кактусов с золотым валом-бóльверком, а наместник твердил вслед сдавленно:
Мы ждём здесь!
В зале пол был в песке; грохотало за дамбою, отражавшей свет кактусов, красных, плотных, приземистых. Забрели сквозняки, возбудившие смерч. Макс, пройдя к вещам, вынул рацию.
Макс?! послышалось. Что с тобой?.. Ну, ответь!
Стоп, Кейт, стоп. Чуть помедли Спишь, что ли, с рацией?
Фред привёз блок с сигналом. Рация перманентно в работе.
Ты я соскучился, нёс Макс, чувствуя, что фальшивит. Но скоро буду, Кейт. Обещаю. Только поймаю птице-медузу да препарирую лист от кактуса и светящейся лохмы Главное, предстоит искать выход, прежним не выйти.
Макс Кейт умолкла. Чем ты питаешься, как здоровье?
Брось, я не спятил, Кейт, хмыкнул он, уловив подозрительность в интонации. Потерпи. Дай профессора.
Ты я соскучился, нёс Макс, чувствуя, что фальшивит. Но скоро буду, Кейт. Обещаю. Только поймаю птице-медузу да препарирую лист от кактуса и светящейся лохмы Главное, предстоит искать выход, прежним не выйти.
Макс Кейт умолкла. Чем ты питаешься, как здоровье?
Брось, я не спятил, Кейт, хмыкнул он, уловив подозрительность в интонации. Потерпи. Дай профессора.
Но донёсся вдруг вопль. Немедленно Макс помчался к индейцам, выключив рацию и втолкнув её в спец. кармашек комбинезона.
Воин был на полу с лицом, скрытым слизью медузы, что била крыльями. Зверовидный наместник сёк мечом двух медуз в отдалении, а Батаки топтался, лёгши на пику в теле четвёртой крупной медузы. Дальний сип вторил: «Мы с вами братья» С хрустом медуза вдруг отлетела прочь, унося в студне голову. Из артерий погибшего била кровь струёй, и он дёргался Макс стоял столбом; а наместник взывал шепча:
Белый дух идёт!! Лучезарный! Мы пропадём здесь! Надо бежать!!
Оглядываясь, слыша сип вдали, Макс помчал за туземцем. Кубарем прокатились вниз винтовым прежним профилем без ступеней и перешли на шаг.
Что за гадины?
Псы летучие. Белых Духов, молвил устало Йана-макана.
Зря мы суёмся к ним, встрял Батаки.
Тихо, безмозглый! рявкнул наместник. Судишь Великого и Святейшего, да продлятся их жизни?.. Очередного, злился он, съели.