На новогодние праздники Тагиров выкроил почти неделю внеочередного отпуска. Они никуда не поехали, никого не пригласили в гости. Загодя запаслись праздничными яствами, закрылись в доме, предоставив дождю полную свободу барабанить по крыше, заливать реками и озёрами двор, и да, новый, 2245 год они встретили с нарядной ёлочкой, шампанским, шикарным пирогом из размороженной малины. Но всё это было лишь внешними атрибутами праздника. Главное, они постарались повторить за эту неделю свой медовый месяц.
Когда четвёртая медовая ночь подходила к концу, на часах было за полдень, но какая разница? и силы осталось только на то, чтобы лежать, обнявшись, и касаться губами губ друг друга, Тагиров прошептал неожиданное:
Мышонок, ты что, голодом себя моришь, пока меня нет?
Елена удивилась:
Тебе мои пироги не понравились?
Очень понравились. Я не понял, почему ты спросила?
И я не поняла, почему ты спросил. Как можно морить себя голодом, когда учишься печь пироги? Наоборот, я за талию опасаюсь!
Тагиров засмеялся.
Нет-нет, с талией у тебя всё в порядке. Но здесь и здесь моего любимого Мышонка стало меньше, и провёл рукой по груди, по бедру Елены.
Пристинская тоже засмеялась.
Не думала, что ты предпочитаешь пышных женщин. Увы мне, сравняться с Кариной я не смогу при всём желании. Особенно, если речь о «нижних девяноста».
Хм пожалуй. Зато в «верхних девяноста» ты ей ничем не уступала, уж поверь! У меня отличная тактильная память.
Ага! Да ты у меня тактильный эйдетик! Ну-ка сейчас проверим!
Елена перевернулась на бок, сжала груди ладонями, готовая притиснуть их плотнее к плечу мужа и застыла. Словно холодом обдало вспомнились собственное ощущение, будто бельё привычного размера становится слишком свободным. Когда-то отмахнулась от него, как от несущественного.
Что, проверила? поинтересовался Тагиров, так и не понявший, к чему клонит жена. Я прав? Признавайся, ты затеяла какую-то диету, чтобы спасти талию от пирогов?
Ага, Елена изо всей силы постаралась, чтобы голос не сипел сдавленно. Неудачная диета.
Обещай, что ты больше не будешь над собой экспериментировать! Не хочу терять ни одного грамма моего любимого Мышонка.
Обещаю, Елена закрыла глаза, не позволяя слезинке вырваться из-под века.
Разговор с Дианой состоялся три дня спустя, когда Георгий улетел на корабль. И начала его Половинка.
«Ленка, я не могу это контролировать!» «Ты о чём?» «Наверное, существует какая-то обратная связь. Моя эээ душа? сознание? не вписываются в твоё тело, и оно пытается приспособиться. Я понимаю, что это антинаучно, но против фактов не попрёшь, сама видишь!» «Вижу. Значит, я всё-таки превращаюсь в тебя?» «Скорее, во что-то среднее, тело пытается найти равновесие Ленка, оно у тебя такое шикарное, а я его порчу!» «Глупости. Подумаешь, попа станет чуть поменьше, бюстгальтеры будем носить не третьего размера, а второго» «Угу. Волосы не пойми какой масти, глаза как болотная водичка, скулы» «Цыц! Не верю, что мы в дурнушку превратимся. А вот то, что изменения заметными становятся проблема. Как быть?» «Не знаю».
Елена помедлила. Предложила осторожно никогда прежде не решалась заговорить об этом, откладывала, теперь, получается, в самый раз: «Мы можем родить. После родов внешность женщины изменяется, это общеизвестно. Бёдра станут шире, грудь увеличится. А прочее спишем на изменение метаболизма».
Реакция Половинки была именно такой, как Елена и опасалась: «Родить?! Ребёнка?» «Лучше двоих. Мальчика и девочку. Дин, это же здорово маленькая жизнь внутри тебя! А потом этот малыш будет расти рядом с тобой, изучать мир, взрослеть». «Не знаю. Я как-то не готова к такому. Слишком уж радикальное решение ты предлагаешь. Давай не будем спешить». «Спешить? Мне почти сорок, давно пора рожать! Бабушка маму родила в тридцать два, мама меня вовсе в двадцать пять. До сорока никто не тянул». «Тебе не сорок, а тридцать восемь. Есть ещё время». «Тридцать девять через два месяца стукнет, если уж быть точной. И не забывай, ещё девять месяцев потребуется. Чтобы до сорока успеть, этой весной постараться надо. Дин, ну пожалуйста! Я очень-очень-очень хочу детей!»
Диана молчала. Долго. О чём размышляла? Елена пыталась подсмотреть её мысли, но не получалось. Пусть тоненькая, но перегородка между их сознаниями продолжала существовать.
Наконец Половинка ответила угрюмо: «Только не говори, что девочку хочешь назвать Дианой». «Хочу. Но не назову, чтобы не путаться между вами. Дочь я назову Вероникой, как маму, а сына» «Рихард», буркнула Диана.
Елена застыла. Не веря в счастье, переспросила: «Так ты согласна?!» «Куда ж мне деваться, я же твоя Половинка». «А я твоя!» «Честно говоря, мне страшно, Ленка». «Не бойся, ничего страшного в этом нет». «Не рожать вообще».
Пристинская помедлила. Призналась: «И мне. Я тебе говорила, что не боюсь попасть в сектор сигма. Но на самом деле случишь что, нам ведь никто не поможет, никакие, самые засекреченные спецы. Земная наука будет бессильна». «Да уж, никто не разберётся. Разве что Генезис». «Вот этих не поминай на ночь глядя, прошу!»
Елена и представить не могла, что Фонд «Генезис» сам о себе напомнит. Весьма скоро.
Она красивая, признала девушка, разглядывая на зависшим под потолком голографическом экране нагую светловолосую женщину. Женщина мылась в тесной душевой кабинке звездолёта, не подозревая, что этот процесс записывают. Я бы даже сказала, очень красивая.
Девушка тоже была обнажена лежала на широкой кровати, застланной кроваво-красными простынями. Рядом с ней лежал остролицый светловолосый мужчина, голова девушки покоилась на его плече. Мужчина мог показаться худосочным, а будь на нём одежда, то и попросту хлипким. Но тугие жгуты мышц, перекатывающихся под кожей при каждом движении, рельефный пресс, доказывали обратное.
Я бы сказал она опасно красива, уточнил он. Она заставляет себя любить, не прилагая к этому ни малейших усилий редкая психогенетическая аномалия. Без специальной подготовки трудно держать блоки против её обаяния. Даже наш Миша Воронин до сих пор сожалеет о ней хоть, разумеется, всячески это отрицает. Да что там Воронин! Я с трудом сохранял хладнокровие, общаясь с ней.
Девушка хихикнула:
Мне повезло, что я родилась не мужчиной. Так сказать, имею врождённый иммунитет.
Почему же, на женщин её обаяние тоже действует. Не так, как на мужчин, не в сексуальном ключе, но действует. Её подругами в конце концов становятся и те, кто поначалу чертовски завидовал её красоте.
Я была её подругой на Горгоне? Не помню, это ведь было после ментоскопирования.
Не важно, главное, она тебя помнит. Нет, по-настоящему подружиться вы не успели, ты слишком быстро погибла. Но кто знает, что будет завтра?
Послушай, если она так важна, почему ты не привёз её на Лабиринт ещё тогда?
Кто сказал, что я хочу видеть её на Лабиринте?
Но Джакоб Бова
Именно. Если она окажется здесь, Джакоб непременно захочет с ней говорить. Я не могу проследить все последствия их встречи, локальная сингулярность вероятностей. А я не люблю то, что не поддаётся анализу.
Ты боишься этой встречи? Бог мой! изумилась Дженнифер Рейнфорд. Тогда почему ты её не убьёшь?
Убить Елену Прекрасную? Джеймс Корриган насмешливо посмотрел на неё. Это интересная идея. Пожалуй, мы так и поступим.
Глава 2. Бессмертие самовывозом
За неделю до Крещения наконец-то приударил морозец и пошёл снег. Сперва робкий и редкий, снег становился всё настойчивее. Он валил двое суток без перерыва. Покрыл замерзающую грязь тонкой белой простынёй, затем простыня превратилась в одеяло, одеяло начало пухнуть. Пришлось разыскать в сарае лопату, чтобы расчистить крылечко и дорожку до калитки.
«Ну что, ты такой зимы хотела?» ехидно поинтересовалась у Половинки Елена. «Да!» «Вот и будешь снег раскидывать». «Без вопросов!» Диана и впрямь взвалила на себя битву со снежными заносами. Слабое утешение, спина одна на двоих.
«Нет, это уже перебор!» возмутилась Елена, когда и на третье утро, выглянув в окно, увидела, что вечерняя расчистка дорожки пропала втуне. «Да брось ты! Посмотри, красота какая! Настоящая зимняя сказка».
С этим Пристинская не могла не согласиться. Зима выдернула их из тихо умирающего города и отправила в совсем иной мир мир волшебного шара. Там небо и земля больше не противостояли друг другу, они сделались одним целым. За пеленой снегопада едва угадывались дома на другой стороне улицы, белые пушистые шапки выросли на крышах, на ветвях деревьев, на столбиках заборов. А стоило выйти на крыльцо, оказывалось, что и звуки в этом мире отсутствовали. И в нём было пусто ни прохожих, ни мобилей. Человечество осталось где-то далеко, снаружи пузырька квази-вселенной, выдавленной креатроном Путников в толще пространства-времени для неё, Елены Пристинской, персонально.
Елена плечами невольно передёрнула от подобной ассоциации. Диана, восхищённая живописной картиной, не поняла её жеста: «Что, замёрзла?» «Нет. Думаю, сколько нам ещё лопатой махать». «Фи, нашла о чём думать! Ты лучше скажи, где у вас здесь в прорубь ныряют?» «Что?» опешила Елена, «В какую прорубь?» «Так ведь Крещение скоро. Мы с отцом каждый год в этот день купались ритуал! Но там море под боком, а здесь где принято?» «Это ты шутишь так?» Елена вновь невольно передёрнула плечами, но теперь уж точно от холода. Вернее, от одной мысли о ледяной купели. «Какие шутки? Я же говорю ритуал! Пока время есть, найди, где мы купаться будем». «Да не буду я нигде купаться, кроме собственной ванны! Глупости какие» «Будешь-будешь, куда ты денешься!» и в подтверждение своих слов, Диана перехватила управление мышцами, схватила лопату, принялась энергично сбрасывать снег со ступенек. Пристинской оставалось лишь вздохнуть мысленно. Чем сильнее изменялась их общая физическая оболочка, тем очевидней была доминирующая роль Половинки-Дианы над Половинкой-Еленой в их симбиозе. Заговорить с подругой о том, почему это происходит, и правильно ли это, Пристинская не решалась.
Звонок от Тагирова раздался в неурочное время. Обычно «сеансы связи» они проводили в 21:00 по среднеевропейскому, во время «командирской вахты», но на этот раз Георгий позвонил задолго до полудня.