Как никакого? Должно же что-то быть, все говорят необыкновенное?
Абсолютно ничего, ерунда какая-то.
Тогда почему на этой ерунде все помешаны?
Вот и я поражаюсь почему? Ничего хорошего я не нашла, только страдания приняла понапрасну, вот что и обидно.
Она долго молчала, а я испугалась, что опять сделала ей больно, совершенно безразличным голосом она ответила:
Да никакого.
Как никакого? Должно же что-то быть, все говорят необыкновенное?
Абсолютно ничего, ерунда какая-то.
Тогда почему на этой ерунде все помешаны?
Вот и я поражаюсь почему? Ничего хорошего я не нашла, только страдания приняла понапрасну, вот что и обидно.
Люсь, неужели все мужчины такие?
Не знаю, может, и не все, но видишь, как я ошиблась.
Расскажи, как у тебя с учебой?
Да какая учеба, хожу на лекции, что-то пишу и ничего не понимаю, не знаю, как меня еще не выгнали из университета.
Ты что несешь или действительно хочешь заболеть страшной болезнью? Надо думать о будущем, о здоровье и образовании, а мужики найдутся. Ты умная, добрая, симпатичная и душа у тебя красивая. Да будь я мужчиной никогда бы не оставила тебя. Надо радоваться, что избавилась от недостойного. И пойми, ты еще легко отделалась, без осложнений, а могла залететь. При этих словах, Люся вся перекосилась, будто я хлестнула ее по лицу.
Да что ты понимаешь в этом? Он же у меня первый! Вот если бы с тобой такое, я посмотрела, как бы ты запела?! Не приведи Господи, но все-таки тебе не ведомо, как это больно, когда доверилась, а тебя бросают.
Не надо отчаиваться, тебе всего 20 лет, еще будешь счастлива!
Не говори мне ни о каком счастье! нервно закричала Люся.
Конечно, я слукавила, хотела успокоить, да только рану разбередила своей девственностью: ведь у меня еще есть шанс встретить настоящую любовь, а у нее нет! Но тяжело видеть ее горе, оно невольно передается мне.
Люся, но ведь сексуальная революция началась после Отечественной войны, прошло больше четверти века. Да сейчас чуть ли не с первого свидания в постель ложатся, потом разбегаются и никто из-за этого не заболевает! Замуж по залету выходят. Ты сильно преувеличиваешь значение плевы. Всего-то какая-то пленка паршивая и столько горя из-за нее? Ну ты сама подумай, разве дело в ней?
Не знаю, как другие, не думала, что это меня убьет, даже объяснить не могу, одно только знаю, обидно и больно.
Люся, значит, этого нельзя делать?!
Если ты хочешь, чтобы с тобой так было делай, сказала она равнодушно.
Жаль терять, парень хороший, заботливый, внимательный
Мне тоже казалось, хороший и любит знаешь, я поняла, этим не удержишь, ну на какое-то время можно, а потом все равно бросит. Так что жди, может, замуж предложит, не предложит значит, не нужна. А от того, что отдашься, ничего не изменится, горе наживешь и все.
Выходит, мужчины с нами могут сделать, что угодно? Захотят, вознесут до небес, а захотят сломают и бросят, и не поинтересуются, что с нами сталось? Выходит, мы полностью в их руках? Люся, ответь что-нибудь, почему ты молчишь, так выходит?
Выходит, что так, тяжело вздохнув, согласилась она.
Так как же жить, Люсенька? Совершенно невыносимо мириться с такой несправедливостью? Ведь это же не нормально, мы не в крепостном праве! И где же тут любовь?
Не знаю, жди, может, замуж предложит, а нет другого парня встретишь.
Другой тоже будет требовать. Я одно поняла, как только парень чувствует, что нравится, так он власть над тобой берет! Ты хоть пропади а дай! А замуж предлагают те, кто не нравится.
Не знаю, Татьяна, я уже ничего не знаю.
Люся, но неужели все так гадко и безнадежно, неужели нет любви?
Не знаю, может, и есть, мне не повезло.
Выходит, любовь нечто вроде гаданья на кофейной гуще: повезет не повезет? Разве это подлинные отношения? Нет, здесь что-то другое должно быть, должна быть встреча, но как же ее распознать? Да и можно ли на нее рассчитывать всерьез? горячась, спросила.
Не знаю, мне вот показалось, что любовь, а оказалось она остановилась, задергалась, я не могу больше об этом, и мне надо на лекцию.
Я почувствовала себя подавленной и виноватой и вдруг поняла, что едва выношу комнатную духоту и темноту. Выйдя на улицу, я облегченно вздохнула и подумала, тяжелая встреча, а подруга даже чаю не предложила, да вообще чуть не выставила. Такое невнимание, но и обижаться негоже, в ней едва теплится жизнь. Озлобилась, словно помешалась ничего не видит, кроме своего горя. Да мне после всего услышанного и чаю-то не хочется, зайду в кафе и выпью вина, надо прийти в себя после этого кошмара. Я ехала за утешением и советом, а столкнулась с безутешным горем, самой пришлось утешать.
Бокал сухого вина с запеченной рыбой несколько развеял угнетенное настроение. Однако когда я села в автобус, страшный разговор опять завладел мной, что же он с ней сделал, что она из добродушной веселой девушки превратилась в горемычную страдалицу с оголенными нервами? Какую такую власть над ней заимел? Неужели и мне не избежать этого горя? Выходит, они сначала добиваются нас, потом развлекаются, а потом избавляются. Нет, я на такие жертвы не пойду, мне горя не надо: ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него убиваться. И уж тем более Василий, я даже не люблю его, ну нравится, ну подумаешь, это вовсе не любовь. Зачем же мне рисковать ради его же удовлетворения? Это нужно ему, это его трясет от неудовлетворенности, а я даже не знаю, что это такое, может, впрямь ерунда, как Люся сказала. Нет, я не позволю издеваться над собой из-за непонятной ерунды! Пусть замуж предлагает, а уступать не стану. Но если все будут бросать из-за недоступности, как замуж выйти, вот в чем вопрос. Но ведь должен же быть какой-то выход? Я тупо смотрела в окно автобуса, пытаясь найти утешение в мелькающей панораме. Мозг настойчиво стучал в поисках выхода, и вдруг пробило: мне рано замуж, до диплома еще далеко, а за это время все как-нибудь образуется.
Я уговаривала себя теми же словами, которыми успокаивала подругу, однако это не приносило облегчения, внутренняя тревога вопрошала: какое будущее уготовано мне? Дело не в Василии, а в том, что от этого каверзного вопроса не уйти. А его надо забыть, найти другого, удалось же забыть Женьку, теперь надо забыть Василия. И до каких пор придется их забывать, всю молодость, всю жизнь? На какую любовь можно надеяться? Не буду думать за всю жизнь, сначала надо покончить с Василием, пойду на танцы и познакомлюсь, может быть, еще лучше найду? Я стала красивее.
В автобус вошел парень и сел рядом. Я многозначительно посмотрела на него и подумала, да вот хотя бы этот, вполне ничего, главное высокий и приятный. Интересно, могу ли я понравиться? Смотрит вроде заинтересованно, а что думает? А впрочем, нет мне до него никакого дела, все они кобели. Я уставилась в окно, однако парень заговорил:
У вас плохое настроение, вы такая печальная.
А вы что, можете помочь? спросила я ехидно.
Не знаю, но хочу помочь симпатичной девушке.
А вы только симпатичным помогаете или всем подряд?
Но вы же рядом, так почему бы не помочь.
Так вы спасатель? съязвила я.
Нет, будущий врач. Меня зовут Валентин.
Вот-вот, подумала я, Люсин парень тоже из медицинского, все они там циники. Но с виду ничего, сойдет.
А может, вечером сходим куда-нибудь? предложил парень, и я согласилась.
Вопреки ожиданиям он никуда не пригласил, мы просто пошатались по улицам. Я подумала, этот не только в кафе, даже в кино не пригласил, а как красиво ухаживал Василий. Когда мы подошли к дому, Валентин порывисто обнял меня и притянул к себе. Я вывернулась, сказав, что мы едва знакомы. На второй день мы опять бесцельно шатались по городу. А когда вошли в подъезд, он поинтересовался моим возрастом, потом спросил, был ли у меня парень, и, с силой схватив меня в охапку, впился в губы. Было такое чувство, что он хочет отгрызть от меня кусок, но настоящий страх охватил, когда я поняла, его бьет током.
Отпусти меня, ты делаешь больно, закричала я.
Он нехотя ослабился, а я, приходя в себя, возмутилась, вот скотина, в своем подъезде чуть не изнасиловал, а еще будущий врач!
Не смей со мной так обращаться! закричала я. У меня есть парень, мы в ссоре, и встречаться с тобой не буду.
Я увидела, как его лицо налилось кровью и в гневе перекосилось.
Тебе уже двадцать, а ты все одна! А роженицу-первородку после двадцать двух лет называют старородящей! злобно крикнул он мне вослед.
Это не твоя забота.
Будешь такими, как я, бросаться останешься, прошипел он злобно, все еще не веря, что я даю отставку.
Меня трясло от возмущения и страха: оказывается, опасно знакомиться на улицах. А с Василием мне просто повезло, по сравнению с этим нахалом он просто ангел. А может, еще не поздно его вернуть? Неужели он отказался из-за невинности, а казался влюбленным? Сбежал, как подлый пес, даже не объяснился, придется самой выяснить причину. Я отправилась в студенческое общежитие накануне праздника Октября, в день его рождения.
Поздравляю, сказала я, протянув в подарок зажигалку.
Поздравляю, сказала я, протянув в подарок зажигалку.
Это мне? удивился он. Зачем, она дорогая.
Ты же тратился на рестораны, мне захотелось сделать подарок на память, или не нравится?
Ну что ты, очень нравится, большое спасибо. Я польщен, мне никто не дарил подарков.
Я рада, что угодила. Василий, я ждала тебя, что уже не нравлюсь?
Нравишься, нравишься, но нам лучше не встречаться.
Объясни, почему?
Что тебе объяснить? спросил он нервно и отвел глаза, дескать, ну что пристала.
К горлу подступил комок, все уперлось в постель, не любит, навязываться не стану. Выходит, свидание окончилось, сунула подарок и ступай обратно? Но это унизительно, надо развернуться и уйти.
Проводи до остановки, предложила я.
Он недовольно скорчил рожу и, ухмыляясь, спросил:
Что, сама не дойдешь, еще не вечер?
А я хочу, чтоб ты проводил меня в последний раз. Давай хотя бы попрощаемся по-человечески. Он нехотя оделся.
Василий, объясни, что происходит? преодолевая гордость, спросила я.
Мне рано жениться.
Мне тоже рано, но почему бы нам не встречаться?
Пионерские встречи меня не устраивают! отрезал он.
Более всего меня поразил не смысл слов, но раздраженная непреклонность его голоса. Его лицо вдруг сделалось чужим и холодным, всем своим видом оно выражало: отстань!
Значит, теряю его, вот прямо сейчас. Идем рядом, но между нами неодолимая пропасть. Неужели ничего нельзя изменить? Я напряженно вглядывалась в его профиль в надежде на перемену. Нет, не верю, он смягчится, передумает, он не может бросить: я нравлюсь!
Внезапно налетела метель, ветер пронизывал пальто, срывал шапку и валил с ног. А в голове металось отчаяние, почему я цепляюсь за него, ведь не люблю, но боюсь, будто моя жизнь в его руках? Внутри все дрожит, словно пришел мой последний час. Я вглядывалась в него и не узнавала: близкое и улыбчивое лицо вдруг сделалось жестким и неприступным. Ничем его не проймешь, но сама разобьешься! Так вот оно какое, его настоящее лицо, а раньше была маска, которую я принимала за истинное лицо. Ему даже провожать меня противно. Но что я ему сделала, отчего озлобился? Я впилась зрачками в жесткий профиль, и вдруг обожгла страшная догадка: всегда буду разбиваться о каменные лица мужчин! Эта жуткая мысль шла из непонятной глубины моего собственного «я», а возможно, откуда-то свыше, но когда до сознания дошел беспощадный смысл этой мысли, ноги подкосились. Снег хлестал в лицо, так вот она какая, эта правда, и это не ветер сбивает с ног, а эта жестокая правда. Неужели она неотвратима, мужчины жестокосердные, циничные эгоисты? Василий еще деликатен, а что же будет с другими? Захотелось заголосить: «Нет! Я не согласна! Не верю, что не нужна! Я растоплю его сердце!» Я обессилела, и вдруг поняла: не могу больше бороться с метелью.