Залив белого призрака
Фантастика
Николай Бойков
Редактор Александра Быстрова
© Николай Бойков, 2017
МОСТ, ПРОВИНЦИЯ, ЛИНКОР
Николай Дмитриевич Бойков автор нескольких книг поэзии, прозы, пьес, капитан дальнего плавания, романтик и публицист, автор многих идей по проектированию и применению морских катамаранов, сын морского офицера и мальчик из гарнизона, уехавший в первую свою экспедицию из Геленджика на Каспий после восьмого класса
Первым его приключением стала дорога в школу: мимо казарм, стадиона, поля, по мосту через речку Бельбек, через качинское шоссе, на сопку по тропке, мимо двух дзотов с окопчиками на виду знаменитой севастопольской батареи, полчаса вверх, пока не откроется вид на далёкий рейд, с линкором и горизонтом, и школа над виноградниками совхоза имени Софьи Перовской просто фантастика!
Почему так подробно? Все подробности от старых татарских названий до труб линкора всё отразилось в характере и мечтах, в порыве к движению, увлечённости, в провинциальном отсутствии всяких амбиций, легкости поворотов судьбы и занятий.
Поступал в медицинский, учился на мехмате и в горном институте, окончил литературный и мореходное училище. Работал техником-топографом, техником-геофизиком, судоводителем, стал капитаном дальнего плавания все это с памятью о мальчишках из гарнизона, башнях батареи из окон школы, мечтах о далёких плаваниях и о белой луне на дневном небе.
Когда послал первые рассказы на творческий конкурс во ВГИК на сценарный и в Литературный институт одновременно, оказалось, что срок официального приёма во ВГИК закончился, но в письме за подписью Марка Захарова предлагалось приехать и поступать. Увы, выехать из экспедиции летом большая проблема, думать положено быстро выбрал литинститут, полагаясь на будущее. Будущее увело в провинцию, далёкую как ссылка, по морям-океанам, к письму и творчеству по законам морского жанра. Так пишут в судовом журнале кратко и быстро, факт раздроблен пунктиром на обрывках времени
Поэзия и проза, составившие первые книги, были не чётким отражением моря и морской романтики. На море не служат, а живут теми же муками и страстями, что и на берегу, только любовь с навигацией путают и наколки рисуют мальчишеские парус, якорь, чайка. Фантастика.
Первые рейсы проявили стремление видеть жизнь шире, чем байки на камбузе и команды на палубе, но владеть механизмом выкладывания слов и событий в буквы и строки на белом листе оказалось не просто. Сложился свой стиль не торопливый, обрастающий массой подробностей, сочных как спелая вишня. Взгляд обрёл фокус двойного зрения, как дерево в свете заката: яркие краски с одной стороны, с другой длинная тень мне под ноги Пытался реконструировать тему приёмом другого жанра: переписывал собственные рассказы в вариантах пьес и киносценариев. Но и этого оказалось мало попробовал жанр фантастики. А что не фантастика в нашей жизни? Россыпь талантов на свалке страны советов? Капитан и одесситка на Пересыпи? Моряки в африканских клетках? Абрикосовый сад в оранжевом цвете рассвета? Любовь и одиночество за одну ночь? Лёд Антарктиды в бокалах с виски и моряк в космическом корабле? Слова из далёкого детства более честные и справедливые, чем законы цивилизованного правосудия? Все это из книг «Африканский капкан», «Берега и волны», «Залив белого призрака».
Фантастика реальной жизни и фантастического выживания. Космический робот Финк пытался понять людей, любопытно повторяя приём путешествий «из Петербурга в Москву» или «Гулливера», но потерял свою голову на усталой дороге. Чему удивляться? Сам Лев Николаевич Толстой с его «Анной Карениной» и «Воскресением» не выдержал и ушёл босиком на станцию, бросив труды и книги Тысячи лет: белая луна в дневном небе, мост через речку, гарнизон, провинция, линкор Фантастика!
Ничего нового. Антология одной жизни в стихах или в прозе, в морях и на сцене. Фантастика быть вдвоём, один на один с автором, с книгой, с самим собой.
ЗАЛИВ БЕЛОГО ПРИЗРАКА
Моим друзьям в морях и вьюгахУлитка по склону Фудзи
Судно замедлило ход. Береговой бриз гнал нам навстречу мелкую рябь, обломки льдин и редкие барашки волн всё остро холодное и противное нашему приближению. Залив, казалось, остывал на глазах, и воздух его замерзал и сковывал всякое движение, даже ветер вдруг сжался и стих, когда мы повернули в сторону ледника.
Берег смотрел на нас глазом воды, сине-зелёным, настороженным и предупреждающим.
Он следит за нами, заметил третий помощник.
Кто? Чиф1 повернул голову.
Берег.
Ты ещё скажи, что он открыл глаза от нашего приближения?
А что?
Третий принял вызов:
Я читал, что в Якутии мамонтёнок почти ожил, когда его раскопали археологи.
И побежал?
Нет, третий стушевался, ноги разморозились, а головы у него не было.
Ты не путай север с югом здесь пингвины, а не мамонты, улыбнулся чиф.
На мостике четверо: капитан, два помощника и матрос. Звуков судового двигателя не слышно только лёгкая вибрация под ногами. Звуки моря обрезаны контуром рубки только горсть жестких снежинок в лобовые иллюминаторы бросил шквальный порыв, и они побежали по стеклу, шурша и подпрыгивая, как живые. Разговаривали в полголоса, будто дома:
Температура воздуха быстро падает, заметил третий помощник, было минус двенадцать, а теперь двадцать. Почему?
Ледник. Произнёс капитан одно слово, считая объяснение исчерпывающим.
Чиф глянул на эхолот и произнёс успокоительно:
Дно ровное, как линия горизонта. Эхолот показывает 92 метра.
Ледник проутюжил и выровнял. Капитан посмотрел на горизонт, будто там это было видно, и пояснил кратко: Здесь он сползает с берега, касается дна и колется ледяными полями, скользя в океанское плавание.
Дистанция до берега две мили, доложил старпом.
На мостик поднялся начальник экспедиции, услышав последнюю фразу, спросил капитана:
Может, нам не надо подходить ближе? Расхождения берегов на картах до шести миль2, будто они живые и ползают. Это не опасно?
Не употребляйте незнакомых слов, сэр, капитан снисходительно покачал головой, это вредно.
Капитан второго судна ближе трех миль к берегу не подходит. Соблюдает Кодекс3 предосторожности.
Безопасности.
Да, точно. Разведчиков высаживаем на катер, к берегу они идут сами.
Что вы говорите? Трёх человек в резиновой лодке вверяют воле волн? Странная предосторожность, вы не находите?
Почему?
Шлюпку на воде и в сотне метров не всегда увидишь, а на дистанции трех миль она для нас потеряна. Это, уважаемый, отсутствие хорошей морской практики, а не Кодекс безопасности.
Им платят за риск.
Извините, риск это ответственность капитана. Я её на чужие плечи не перекладываю. Не зарплатой меряю, а людьми. К берегу постараемся подойти максимально близко, чтобы катер наблюдать и отслеживать, а в случае опасности будем иметь шанс оказать разведчикам помощь.
Они прошли спецкурс выживания: туман, пурга, холод Риск это их работа.
Моя работа беречь экипаж. По моей команде на риск идут, по моему разумению возвращаются.
Да-да, я помню: капитан на борту бог. Я не вмешиваюсь. Спросил ухожу. Я могу записать в журнал наш разговор?
Разумеется, сэр.
Спокойной вахты, как у вас говорят. Начальник экспедиции привычно поправил рукой живот, направляя его с мостика.
Сэр-начальник! иронично промолвил чиф, когда дверь за сэром закрылась. Капитан посмотрел на помощника и тот понял, что комментарий не нужен. Простите, мастер4.
Прошло еще полчаса. Голос третьего помощника затрепетал, как флажок от ветра:
Глубина пошла вниз! 120, 165 Вверх! 90, 95, 80 Вниз: 130, 148, 171 Вверх: 127, 70, 50 Горы какие-то.
Такие же, как и на берегу. Старпом повернулся к рулевому: Будешь голосом эхолота! Сможешь?
Рулевой начал считывать показания глубины с интонацией автомата:
57, 75, 94, 111, 62, 78, 151
Юра перешёл к штурманскому столу.
Капитан взял чашку кофе:
Добро. Ход сбавить до среднего. Предупредить машину о возможности маневров Боцмана на бак! Пусть оденется потеплее. Сейчас повернём в залив.
150, 140, 130, 105 Дно выравнивается
Судно задрожало от порыва ветра, прилетевшего из-за мыса. Загудели мачта и ванты. По всему корпусу прошла реактивная дрожь и отлетела, как стая испуганных птиц.
Зыбь метр-полтора, ровная.
Это хорошо, чиф. Капитан повернулся к старшему помощнику. Теперь самое важное вместе с Юрой замечайте на воде изменения цвета и водовороты.
На карте подводных препятствий нет, отреагировал третий, молодо и уверенно. Промеры делали с борта английского эсминца. Это на карте написано.
Зыбь метр-полтора, ровная.
Это хорошо, чиф. Капитан повернулся к старшему помощнику. Теперь самое важное вместе с Юрой замечайте на воде изменения цвета и водовороты.
На карте подводных препятствий нет, отреагировал третий, молодо и уверенно. Промеры делали с борта английского эсминца. Это на карте написано.
Юра, а вы прочитали в лоции, что в акваторию залива эсминец не заходил, съёмку прибрежной зоны выполняли по льду, выборочно, между торосами и полыньями.
Не читал. А как же тогда мы подойдём ближе?
Зыбь рвётся и крутится над мелководьем, понимаете, Юра?
Не понимаю.
Видите на берегу фигуры чёрных скал? Они говорят о местных особенностях геологии: столбами стоят над заснеженным полем. Вон тот, справа, метров сто высотой. Так они и под водой стоять могут.
С берега в море не спустятся, Юра улыбнулся и развёл руками для наглядности. Нам не опасно.
Сомневаюсь, что не опасно. Рельеф берега продолжает геологию дна. Продолжает и демонстрирует нам с вами: «Смотрите, господа штурмана, на эти восклицательные знаки! Смотрите и предполагайте стоячие фаллосы под волной». Вспомните, как далеко в море тянется белый прибой от скалистого мыса в штормовую погоду? Волны пляшут на мелководье, как ангелы над покойником. Поэтому мы и крутимся уже два часа, присматриваемся. К малоизвестному берегу безопаснее подходить не в штиль, а в хорошую зыбь, господа помощники.
Нас такому не учили.
Учитесь.
Сомневаться в карте? обиделся Юра.
Сомнения рождают вопросы. Капитан опять смолк, поднимая к глазам бинокль.
Молодой помощник не успокаивался. Разговор отвлекал от дурных предчувствий, он снова посмотрел на мастера, спрашивая почти шепотом:
Разве капитанам позволено сомневаться?
В сомнениях наша суть.
Чья?
Ваша, моя, чифа Но сейчас, Юра, вахта, берег, опасности. Не отвлекаться. Хорошо?