Русский крест. Первая книга. Архангельск-Новосемейкино (сборник) - Александр Алексеевич Образцов 8 стр.

Совет шестой. Если пьеса все же пошла широко, и на ваш счет в банке сыплются переводы со всех концов света  прочтите совет первый и придерживайтесь его до конца дней своих.

Буй, город в 768 км от Архангельска, через него проходит железная дорога до Москвы и до Владивостока. В Буй в 1587 году был сослан будущий царь всея Руси Василий Шуйский. Стоящий на реке Костроме Буй был в основе Русского государства. По реке сплавляли лес, шли лодки с призывниками для похода в Китай, Индию, Египет, Европу. Сейчас Буй мерцает красными семафорами, в дождь старухи смотрят в окошки и пьют водку из граненых рюмок. Потом хором поют непонятные им древние песни.

Гуманитарии и разнорабочие

Мне очень нравится социологическая разбивка населения. Она так деловита, так аморальна, что я с удовольствием перечислю всех нас по порядку: неквалифицированные рабочие, квалифицированные рабочие, служащие без квалификации, служащие средней квалификации, студенты и учащиеся, техническая интеллигенция, гуманитарная интеллигенция, руководящие работники, военнослужащие и милиция.

Здесь меня интересуют две категории: неквалифицированные рабочие и гуманитарная интеллигенция. Потому что остальным есть что терять. А этим терять нечего. И именно они являются кулаками и мозгом любой русской неприятности.

Неквалифицированные,  чернорабочие, по нашему,  носят свой инструмент, руки, всегда с собой. А гуманитарии не нуждаются ни в компьютерах, ни в таблицах. Все у них в голове. Поэтому не случайно взаимное притяжение дворников и поэтов, кочегаров и актеров, вахтеров и художников. Они всегда готовы к перемене мест и времен. Им все равно где жить  при феодализме или в постиндустриальном обществе. Везде они парии. В самом деле  каждый сможет кинуть лопатой. И, с другой стороны, каждый сможет книжку надиктовать. Поэтому вершинные люди современной литературы  Венедикт Ерофеев и Олег Григорьев  были уже попросту растворены в этих двух состояниях: неквалифицированном и гуманитарном одновременно.

Так получилось, что русской культуре удалось-таки замкнуть вожделенное объятие: слившись с землекопами и бомжами, она достигла внутреннего и внешнего единства с народом. Однако народ (весь) оказался как бы прокладкой в этом объятии. Еще и этим объясняется беспрецедентное охлаждение масс к отечественной культуре.

Однако, какова история вопроса?

Общеизвестно: как только гуманитарная интеллигенция в России собиралась в поход, остановить ее не мог никто  ни Бог, ни царь и не герой.

Где-то во времена Радищева-Белинского обозначился  то ли под воздействием коренных славянофилов, то ли европейские ветры какую-то гуманитарщину нанесли  но обозначился социальный наклон интеллигенции. Потянулась она к самому простому человеку, страдающему под ярмом (бурлаку, босяку, беглому каторжнику). Никто этого человека до революционных демократов не защищал. Впрочем, он, этот простой человек, и не предполагал, что его защищать и освобождать надо. Жил себе и жил, купаясь в фольклоре и подчиняясь общине. А крепостное состояние почитал естественным. Надо всем должен быть хозяин: над простым человеком  господин, над господином  царь, над царем  Бог. Когда же в щели между сословиями стало набиваться много постороних, машина начала буксовать. После Октября гуманитарная интеллигенция, засучив рукава, принялась воспитывать народ.

И здесь выяснилось окончательно  к величайшему изумлению гуманитариев  что народ воспитываться не желает. Народ хочет сам по себе.

Тогда за него, отодвинув гуманитариев, принялся товарищ Сталин. А Сталин, можно сказать, сам был плоть от плоти интеллигент-гуманитарий. Нельзя же отказать ему в начитанности, в почитании русской культуры прошлого века и развитой до чудовищных размеров памяти. А некоторая жесткость концепции была обусловлена идеей освобождения простого народа.

И после Сталина, и после Хрущева, и даже после Брежнева гуманитарная интеллигенция в массе свято верила в свою основную идею и служила ей, как могла. Хотя, как известно, гуманитарии всегда оплачивались хуже всех, наравне с разнорабочими.

И после Сталина, и после Хрущева, и даже после Брежнева гуманитарная интеллигенция в массе свято верила в свою основную идею и служила ей, как могла. Хотя, как известно, гуманитарии всегда оплачивались хуже всех, наравне с разнорабочими.

Что же отбросило гуманитариев от коммунизма?

Здесь надо сказать, что система спецхранов, куда гуманитариев допускали не по необходимости, а по блату, развила в них такие обиды, что от этих обид закачался и рухнул дворец коммунизма.

Действительно, ведь ничего люди не просили, кроме знаний, фильмов и музыки!

К тому же в начале 80-х годов появилась некая растерянность в среде гуманитариев: а такие ли мы передовые в литературе и везде? Действительно ли Распутин наследник Льва Толстого, а Трифонов  Флобера и Диккенса? Что у нас в кино? Почему Тарковский нас покинул? А главное  Набокова нам не показали, мерзавцы!

И поехало. Гуманитарная интеллигенция снова собралась в поход. Куда? А кто его знает! Главное  по коням! И вдаль от коммунизма!

А что же простой народ? На кого он покинут? На самого себя.

И слава Богу.

Но не зря,  ох, не зря простой народ так ворчлив по отношению к гуманитарной интеллигенции!

Народ всегда прав: заведут незнамо куда, а потом ищи, кто первый позвал.

Однако народ и на себя должен принять часть вины: не лезь, если не доверяешь. Но как же не доверять, если ведущие сами голы-босы и ни на какие материальные блага не претендуют? Если живут еще хуже простого народа? Если власть завоюют и тут же отдадут ее первому встречному (а первый встречный по закону подлости еще и самый наглый, и самый злобный, и самый глупый)?

Однако сказать, что гуманитарная интеллигенция и простой народ не любят друг друга  значит, сказать сущую нелепицу. Дело-то все в том, что они жить друг без друга не могут, образуя временами комическую парочку.

 Так ты идешь?  строго спрашивает гуманитарная интеллигенция у лежащего на боку простого народа.

 Да ну тебя,  говорит народ.  Прошлый раз пошел, и что? Мне морду набили, а тебя в выгребную яму сунули. Не пойду. И не приставай, а то по шее получишь!

 Ну и черт с тобой!  говорит гуманитарная интеллигенция и идет. Идет, зная, что народ поворчит-поворчит, а встанет и следом тронется.

И еще, если уж смотреть беспартийно и в корень, кто был инициатором и вдохновителем побед над самодержавием, Временным правительством, немецким фашизмом, КПСС, КГБ и прочими монстрами? Конечно, гуманитарная интеллигенция. Слеза восторга просится нечаянно из глаз при виде подобного невиданного в мире упорства,  да тут же ее и осушит суеверный ужас, как только вспомнишь, что из подобного самоуправства происходит, когда эмоций до хрена, а голову напрячь  это уже прагматизм и бесовство.

И нет ответа на один вопрос  куда? Куда  лезли и лезут? Куда несет ее, нашу родную и беззащитную учительницу, нашего нищего непризнанного режиссера, нашего замордованного адвоката и неоплачиваемого журналиста?

Приходится признать, что гуманитарная интеллигенция на этот раз, в отличие от прошлого века, не имеет в своем движении определенной цели. Она бежит от себя самой. Она бежит от дела рук своих и готова к покаянию. Она сардонически хохочет над вчерашними своими идеалами и смертельно тоскует по новым.

Где они, новые идеалы? За кого заступиться, кого свергнуть?

Даже порнографию нет сил задвинуть в сексшопы. Даже на журнал нет воли подписаться. Даже в церковь стыдно пойти.

Однако именно от нее ждет русское общество основного решения  куда идти?

И приходится, сцепив зубы и пальцы, входить в лихорадочный мир. Приходится в элементарном, убогом, двухмерном пространстве наживы и покупок отвоевывать уголки для шестого чувства и четвертого измерения. Ибо Россия выделилась в варварском евразийском просторе снегов и пустынь только одним  качеством мозгов своих париев.

Россолово. Окрестные реки Шача, Векса, Ноля, Тебза. И все они стремятся к Костроме. И впервые появляется пашня. Пашня! Основа жизни.

Интересно, все ли телеграфные столбы, проносящиеся на фоне пашни по всей стране  из сосны? Если бы не было столбов с проводами, природа заглядывала бы в окна вагонов всею своей силою, утренней, дневною и ночною.

Добро и зло

Добро и зло  враждующие стихии. Всегда добро было сушей, зло  морем. Добро более совершенная структура. Зло существует за счет мгновенной отдачи: возненавидел, убил  и тут же получил наслаждение от этого. Наслаждение от добра тоньше, оно, если можно так сказать, мазохистского толка.

Но зло и добро  не первоначальные, а промежуточные стихии. Они в прошлом. Они остаются шуметь под полом, оделяя своих фанатиков.

Человек стихийно, по рождению, добр или зол. Все зависит от того, какого рода наслаждения ему близки: истязательные или самоистязательные. Очень большое число людей  промежуточного «пола». Они и определяют, качнувшись, эпохи насилия или милосердия.

Язык и нации возникли, как произвольно поставленные вехи, чтобы хоть как-то ориентироваться в хаосе мироздания. Возвышение одного и падение другого народа заменяет истинный смысл бытия, неизвестно зачем скрытый от людей. Может быть в целях сортировки.

Вообще нарочитость действий высших сил производит на современного человека впечатление грубости, варварства. Он как бы стоит униженный, но спокойный, с мыслью: ну вот, я добр, я простил даже вампиров, я устал, но у меня есть силы для скачка  и я не жду наслаждений, мне важнее состояние спокойной, устойчивой деятельности, состояние великой целесообразности, где оно?

И ему отвечают: в тебе самом.

Галич, город в 819 км от Архангельска. В Сибирь мы попадем, если свернуть на восток,  сворачиваем на запад, чтобы побывать в Костроме. Это моя слабость. Люблю Кострому, первую столицу Руси.

13 век