Завтра днём по «железке» прибывают к нам имиджмейкеры из сердца страны. Нанял пиарщиков мой соучастник по либеральному подполью по просьбе мэра, ставленника партии порядка. Но на самом деле они будут трепать вымя патриотической корове и оводами крутиться над её головой. А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь!
Почему-то идейный жулик Модест Петрович аргументировал свои мысли выдержками из старорежимных басен и в этом пассаже своей привычке не изменил. Упоительная же новость пришла к нему от поддерживающего с ним приятельские отношения начальника отдела по социальной политике городской администрации Безвольного Аркадия Дмитриевича. В знак утешения и скорого освобождения из каземата новым хозяином города. Тот, по его разумению, обязательно проявит снисходительность к частнособственническим выкрутасам Крутикова.
И рождённый в зловонной тюремной атмосфере план Захара Тимофеевича по насильственному внедрению в избирательную кампанию градоначальника начал обретать реальные черты. Бомж вкрадчивым манером подкрался к столичным мажорам и стал слезливо предлагать свои услуги носильщика за бутылку дешёвой водки. Те, ничтоже сумняшеся, восторженно согласились.
Захарка подхватил увесистую ручную кладь барствующих господ и засеменил по каменному полу вокзала, торя путь к выходу на площадь. Залётные гости поспешили за ним. И тут в ноги Захара Тимофеевича бросилась размалёванная тётка с испитым лицом и вываливающимися из растерзанной кофты грудями. По-цыгански надрывно она жалобно заголосила:
Вернись ко мне яхонтовый, ненаглядный мой! Вернись!
Царапая рваные ботинки Захарки обломанными ногтями, довёдшее себя до состояния среднего пола лицо забилось в судорожных конвульсиях. Тот выронил кожаные чемоданы пиарщиков на вокзальное покрытие и сочувственно склонился над ней исхудавшим торсом. А привлечённые истошными воплями полураздетой женщины пассажиры взяли в плотное кольцо живописную кампанию. Имиджмейкеры с трудом вырвались из осады и токмо тогда вспомнили о своих пожитках. Энергично растолкав осаждающих бабу людей геркулесовыми локтями, они вырвали Захарку из центра круга. Тётки же и след простыл, равно как и ручной клади.
Пиарщики вытолкали несостоявшегося носильщика на разогретый солнцем воздух и учинили тому зубодробительный допрос. И Захар Тимофеевич с рвением пленённого диверсанта вызвался им помочь в поиске испарившихся чемоданов.
Вся малочисленная кавалькада тронулась в направлении домов частного сектора. Незаконные строения опятами облепили привокзальную площадь и стоически держались за свою землю. Впрочем, дни нелегальных избушек были сочтены: все кандидаты в мэры хозяина города клялись уничтожить противоправное поселение на корню.
А последнее, что запомнили столичные залётные гости, перед тем как оказаться в плацкартном вагоне поезда на Москву через неделю это зловещий скрип открывающейся двери, истошное квохтанье и неистребимый запах сивухи. Да, ещё бульканье во рту травянистой жидкости зеленоватого оттенка несколько капель её зелёнкой окрасили ландышевого цвета рубашки имиджмейкеров. Кто они, куда едут и зачем не ведали. И снятые с поезда за безбилетное проникновение пиарщики так и потерялись на бескрайних российских просторах.
Зато в дерябинской гостинице «Приют» появились два чисто выбритых, напомаженных фанфаронов. В них не угадывались черты Захара Тимофеевича Красина и выдворенного женой из родной квартиры за пьянство бывшего хирурга городской больницы Гладова Александра Александровича. Они были надёжно укрыты за толстыми стёклами тёмных очков без диоптрий и тонким слоем пудры.
В этом собственно и заключался план Захарки по изобличению коварных планов либералов и низведению приспешников капитала до состояния половой тряпки. Его политические симпатии были на стороне умеренных социалистов и он «елико возможно» вознамерился им помочь таким экзотическим манером.
Поселение же бывших бомжей в отель ознаменовалось сверканием перстней на пальцах перед сомлевшим администратором, букетиком из найденных в портмоне пиарщиков хрустящих изумрудных купюр и отказом предъявить паспорта в целях конспирации.
По вселении в кричащий роскошью люксовый номер, Захарка под видом столичного имиджмейкера связался с начальником отдела по социальной политике городской администрации Безвольным Аркадием Дмитриевичем, чья визитка покоилась в нагрудных карманах пиджаков столичных гостей. Тот давно поджидал московских умельцев по стирке грязного белья проворовавшихся господ и даже начал беспокоиться по поводу длительного отсутствия прачек. Между ними состоялся презабавный разговор. Аркадий Дмитриевич приглушённым голосом идейного доносчика спросил мнимого пиарщика:
Как здоровье вашего патрона? Долгие ему лета Кстати, укропа передал достаточно? У нас тут грандиозная засолка перезрелых овощей предвидится. И недозрелых, кстати, тоже.
Не посвящённый в тайны шифра Захарка перестуком в тюремную твердь заметил на всякий случай:
Не совсем Но, даст бог, хватит и на тех, и на других. Ждём вас на постоялом дворе «Приют» завтра утром.
После скоротечной беседы с законсервированным в городской администрации космополитом наделённый недюжинным умом Красин проник в тайный смысл его вопросов. И не без воодушевления обнаружил в двойном дне чемоданов москвичей долларовые залежи, то бишь пучки укропов. Стало понятно и кого подразумевает под перезрелыми и недозрелыми овощами подсевший на измену Аркадий Дмитриевич: партию порядка, радикальных коммунистов и умеренных социалистов.
А приветившая новых постояльцев администратор сочла насущным долгом временно покинуть свой пост и проникнуть в кабинет хозяина гостиницы Сергея Павловича Вьюна. По навеянному «пакетом Яровой» размышлению сделать это было необходимо. Тут на днях одна московская подружка презентовала ей белоснежное целлофановое изделие с выведенными на нём чёрными буквами словами «пакет Яровой». Вот она и вдохновилась.
Потерявший единственную дочь Анастасию в прошлом году Вьюн между тем был погружён в неизбывную меланхолию, которая не покинула его и при виде ладно сколоченной фигурки сотрудницы. Что, впрочем, не мешало ему блюсти свои интересы и бдеть за порядком в фешенебельном отеле.
Сергей Павлович, робко начала доклад администратор, поглаживая располневший карман фирменного пиджака. Я тут москвичей поселила без паспортов. На вид приличные господа в очках и без бород. Говорят прибыли инкогнито и с тайной миссией из центра. Вы не против? Наверное, это с выборами мэра как-то связано.
Из всех осиротевших отцов Сергей Павлович единственный потерял интерес к политике: оставил опостылевшую супругу, женился на бывшей своей кухарке и ждал первенца мужеского пола. Идти на выборы не собирался, и вносить посильный взнос в избирательный фонд партии порядка бесстрашно отказался: дерябинские гостиницы «Приют» и «Приют+» перешли к нему по наследству и экспроприации не подлежали. Как ими завладел его достопочтимый папаша никому неизвестно разве что раскалённому паяльнику и разогретому докрасна утюгу.
И Вьюн рассеянно выпроводил администратора вон и выплыл из кабинета, дабы лично убедиться в лояльности столичных гостей существующему режиму. При виде заставленного знакомой снедью журнального столика в номере беспаспортных постояльцев он пришёл в расчудесное состояние духа: в гостиничном буфете хозяйничала его новоявленная жена и не без успеха для семейного бюджета. О чём свидетельствовала и подаваемая им ежегодно декларация о доходах. По ней выходило, что пищевая точка приносила сопоставимую с добычей якутских алмазов прибыль.
И Вьюн рассеянно выпроводил администратора вон и выплыл из кабинета, дабы лично убедиться в лояльности столичных гостей существующему режиму. При виде заставленного знакомой снедью журнального столика в номере беспаспортных постояльцев он пришёл в расчудесное состояние духа: в гостиничном буфете хозяйничала его новоявленная жена и не без успеха для семейного бюджета. О чём свидетельствовала и подаваемая им ежегодно декларация о доходах. По ней выходило, что пищевая точка приносила сопоставимую с добычей якутских алмазов прибыль.
К своему вящему удовольствию, владелец гостиницы «Приют» убедился в гладкости выбритых щёк, бледности ликов и тугости кошельков московских конспираторов. И Сергей Павлович с облегчением отринул от себя служащие охранению государственных устоев мысли, коротко взглянув на вальяжно раскинувшихся в креслах франтов. Однако, проявить бдительность на всякий случай не помешало бы и слегка принизить столичных гостей перед лицом местного магната. С видом зашедшего в разудалый кабак жандарма он исторг из упругой груди тройной призыв:
Баб не обижать, крамолу не чинить, посуду не бить!
Державно оглядев задрожавших ноздрями гостей, хозяин постоялого двора величаво удалился в свои апартаменты. И, уже сидя за столом в кабинете, внезапно подивился смиренному поведению представителей центра без свойственного им снобизма и фанаберии. «Конспирация!» подумал Сергей Павлович и предался приятным мыслям о приращении капитала к рождению будущего наследника.
Тем чередом подобревший днём от благостных солнечных лучей город к вечеру стал ворчать и наливаться желчью. В супермаркетах обыватели с недоверием разглядывали водянистые куриные грудки, пробовали на зуб лощённые сырные брикеты и остервенело отдирали от рыбьих тушек льдистые коросты. И краснобокие глянцевые томаты, и с жёлтым венчиком на макушке огурцы не внушали им доверия, а на вкус были не слаще лесной крапивы. Происхождение овощей терялось где-то в глубине санкций и контрсанкций.
Бойкие иномарки народных слуг подавливали нищебродов, где-то заливали гудроном детские площадки и разливали коллекционный коньяк по пышнобёдрым бутылкам из вонючей бочки. В кинотеатрах Дерябино шли забойные голливудские поделки и ковались непримиримые бойцы за англосаксонские «печеньки». Переливались всеми цветами радуги ночные клубы и рестораны, выплёвывая наружу одуревших от казённых денег мздоимцев и «за базар ответивших» государственных чиновников. И только телевизионные вести бодрили дерябинский дух, и какая-то дымчатая надежда на гаранта российской Конституции грела обывателей у остывающих домашних очагов. Под стрёкот швейных машинок и пыхтение самогонных аппаратов