Зонты - Галина Маркус 2 стр.

Прогорклым летним днём сквозь мути пелену
О будущем, ты прав, загадывать без толку.
Ах, как бы проскользнуть в ещё одну весну!
По краешку, тайком продрогшей богомолкой

Зачерпну я горсткой самоцветы 
Яшму, хризопраз и аметист.
Рассыпая по полу конфеты,
Выйдут из-за ситцевых кулис

Клоуны, дюймовочки в носочках,
Зайчики в смешных своих ушах,
Будут улыбаться мне нарочно,
Думая, что славно рассмешат.

Только по щекам струятся слёзы,
Спрячу за руками я лицо,
Станет всё печальней и серьёзней
С громким перезвоном бубенцов.

Морды медвежат моих лохматых,
Вы простите эту мне печаль!
Только я сама и виновата
В сумерках души своей. А жаль,

Что меня наивность не излечит,
Что иду на ощупь в темноте.
О, мои лохматые медведи!
Где же облегченье моё, где?

Две ладони сложены ковшиком,
Но дырявы они, увы.
Что ни сыплется в них хорошего,
Всё сквозь пальцы  ну впору выть!

И не собрано, не засчитано,
Не упрятано в закрома
Знай, сокровища беззащитные
Попадают в чужой карман.

Сколько было тебе отпущено,
А осталась-то  горсть трухи!
Не роняй же из рук опущенных
Мне под ноги свои стихи

Нахальной клеткой сарафан
И в тон  серёжки из пластмассы.
Тетрадка тайная. Графа:
«Любимый цвет». «Конечно, красный!»

Давным-давно узнала ты
Секрет притворства и успеха.
«Твои типичные черты?»
«Не плачу. Не жалею смеха».

А я  жалею и храню,
Кому попало не вручаю.
Я в солнечном живу краю,
И это  повод для печали.

Всё меньше яркая приязнь
К вещам, всё трепетней  к вещицам.
«Какая в жизни цель?» Лечась,
Ни от чего не излечиться.

«Что для тебя любовь?» Ого
Ты там зачёркиваешь что-то.
Всё просто: притворись нагой,
Сними на пять минут заботу.

«А есть ли дружба»? Дружба есть.
Но как горька чужая чаша
«Друг познаётся это  честь!»
Нет, нет, скорее, степень фальши.

«Инициалы укажи
Своей симпатии сердечной».
Какой уверенный нажим!
А это кто, кого ты  вечно?

Ты, с тонкой талией, вдали
Маячить перестанешь скоро.
А всё, что у тебя болит,
Меня теперь возьмёт измором.

Когда всё взыщут зеркала,
Найдётся  красная тетрадка,
Что ты когда-то завела,
А я  писала в ней украдкой.

Чёрный мир вверх ногами  сквозь мокрый асфальт
Так и тянет в свою невозвратную темень
Невозможно молчание наше прервать:
Мы страдаем с тобой, но опять параллельно.

Охраняя усталый вечерний покой,
Ты ответишь  но мельком, расспросишь  но вкратце,
Ведь иначе с моей невозможной тоской
Ты рискуешь, слова зацепив, повстречаться.

Из бесцветных и страшных туманных миров
Я тяну себя, словно Мюнхгаузен. Жажду
Возвращения к норме из действий и слов,
Заглянув в эту бездну лишь мельком, однажды.

Ты не видишь?  Живу от одной до другой
Только мною придуманной даты, а вины
Подсчитала давно. Засыпаешь? Постой
Можно, просто к тебе я поближе придвинусь?

Ты прости, что опять о себе, о себе
Тусклый свет фонарей отражаться не хочет
В тёмном мире асфальта, в душе, в октябре
Потому не гашу электричество ночью.

Словно тень острых крыльев пропал позади
Этот час. В воскресенье схожу до обедни!
Слава Богу, не хочет пока уходить
Та, что всех покидает обычно последней.

Я механическая кукла 
Пришита ленточкой улыбка,
Включаюсь только в промежутках
Меж забытьем и страхом липким.

А ночью, потерявши право
Входить туда, где всё нормально,
Я в сундуке своих кошмаров
Дышу сквозь дырчатую марлю.

И всё не знаю, что похуже:
Проснуться? В снах застрять подольше?
Мир сундука  насквозь простужен,
А мир снаружи  лоб наморщил.

И ключ повёрнут до предела
Ещё чуть-чуть  пружина лопнет.
Но я опять иду «по делу»
И внутрь втягиваю сопли.

От окошка  пятно на снегу,
Вот тебе и домашний очаг.
Я расстаться с тобой не могу,
И остаться снаружи  никак

Обо мне беспокоишься ты,
Прогоняешь  погреться в тепле.
Я, и правда, немного простыл,
И прийти не смогу в феврале.

Как коротенькой встрече ты рад!
Не скучай, потерпи, хорошо?
Но внезапно случается март.
Я не знаю, куда ты ушёл

Белый снег и чёрные стволы.
Голо и стерильно, как в больнице.
Новые реальности малы,
Не хочу ни плакать, ни лечиться.

Лампа за спиной, окно без штор.
Вот, стою  мишенью чёрных улиц.
Тьма слепит, в упор глядит Ничто 

Где-то я с собою разминулась.
Нет, там кто-то целится, молчит.
Может, обозналась  вечер, тени?..

Не спасут врачи и палачи,
Если убивает отраженье.

Этот парк ни в чём не виноват.
Разве он  в трубе глухой, шершавой,
Всё меня гонял вперёд-назад,
Словно я дышать ему мешала,

И стремился выплюнуть мой страх
Поскорей  в метро, куда подальше?
В имени заносчивом Петра
Слышался аккорд московской фальши.

Имя  пусть, но парк  совсем другой;
Он ко мне поднялся тихо в мае,
Тонкой неуверенной рукой
Вымерзшее небо обнимая.

Небу всё равно кровоточить,
Падать на меня  всегда нежданно.
Голые бессмыслицы причин
Где-то с краю глаз  дурная данность,

Не уйдут, не глянут напрямик,
Ржой его подпорки разъедая.
Хрупко восстановленный мой мир
Держит только истина простая

Этот парк  ни в чём не виноват.
Сотни лет в нём жилипели птицы,
И цвели деревья. Что ж тогда,
Каясь, захотел он расплатиться?

Разве я позволила упрёк,
Разве припечатала приметы,
Что он опустился вдруг и лёг
В ноги мне, рассыпав самоцветы?

Нам Оле-Лукойе вручает с утра по зонту 
Зелёному или в цветочек, с погнувшейся спицей.
Тому, кто ночами не спит  вот и сказка не снится,
И птицам, которые могут устать на лету 

Всем тем, кто пытается как-то набрать высоту,
Вручает с утра по смешному цветному зонту.

Мы кнопками щёлкаем, прыгаем, делаем взмах,
В полёте стихи сочиняем и мысленно спорим,
И точно к крыльцу приземляемся к нашей конторе,
С трудом привыкая к опоре при первых шагах.

Но мы на земле ощущаем беспочвенный страх
И ждём, когда кнопкою щёлкнем и сделаем взмах.

А есть у него ещё черный и будничный зонт
Для тех, кто летать не умеет и сказок не любит.
И мрачные люди бредут по болотистой хлюпи,
И думают, как бы скорее закончить ремонт.

 Всем тем, кто склонился под грузом нелёгких забот,
Вручает волшебник надёжный брезентовый зонт.

Бывает, зонтами случайно меняемся мы,
И вот надо мною  бесцветный, бескрылый, убогий.
И я черепахой горбатой ползу по дороге,
В толпе посреди деловитых слепых горемык,

И пусть спасены от дождя, от тюрьмы и сумы,
Но там, под зонтами, бывает, меняемся мы.

А может, тогда попытаться совсем без зонта?
И полностью вымокнув, вдоволь заляпавшись грязью,
Подняться хотя бы чуть-чуть. Ведь когда-нибудь разве
Мы сможем забыть, что умели немножко летать?

Ах, Оле-Лукойе, ответь, ты научишь нас  да?
Взмывать над дождём без цветного смешного зонта

Нам Оле-Лукойе вручает с утра по зонту 
Зелёному или в цветочек, с погнувшейся спицей.
Тому, кто ночами не спит  вот и сказка не снится,
И птицам, которые могут устать на лету 

Всем тем, кто пытается как-то набрать высоту,
Вручает с утра по смешному цветному зонту.

Мы кнопками щёлкаем, прыгаем, делаем взмах,
В полёте стихи сочиняем и мысленно спорим,
И точно к крыльцу приземляемся к нашей конторе,
С трудом привыкая к опоре при первых шагах.

Но мы на земле ощущаем беспочвенный страх
И ждём, когда кнопкою щёлкнем и сделаем взмах.

А есть у него ещё черный и будничный зонт
Для тех, кто летать не умеет и сказок не любит.
И мрачные люди бредут по болотистой хлюпи,
И думают, как бы скорее закончить ремонт.

 Всем тем, кто склонился под грузом нелёгких забот,
Вручает волшебник надёжный брезентовый зонт.

Бывает, зонтами случайно меняемся мы,
И вот надо мною  бесцветный, бескрылый, убогий.
И я черепахой горбатой ползу по дороге,
В толпе посреди деловитых слепых горемык,

И пусть спасены от дождя, от тюрьмы и сумы,
Но там, под зонтами, бывает, меняемся мы.

А может, тогда попытаться совсем без зонта?
И полностью вымокнув, вдоволь заляпавшись грязью,
Подняться хотя бы чуть-чуть. Ведь когда-нибудь разве
Мы сможем забыть, что умели немножко летать?

Ах, Оле-Лукойе, ответь, ты научишь нас  да?
Взмывать над дождём без цветного смешного зонта

Затянулся этот день,
Затянул в слепые лужи.
Складки на земле утюжит
Вечер  скучный телепень.
Мир внутри и мир снаружи
Чаще сходятся теперь.

Завтра, угадаю  снег,
Белым тестом всё слепляя,
Ноты, провода, сараи,
Щёлки между сонных век,
Край вселенной с дома краем,
 Снова выпадет  навек.

Все мы, знаешь, за окном,
Кто  внутри, а кто на ветке,
И у нас теперь не редки
Снега ком и в горле ком
От всего дают таблетки
В мире белом и простом.

Залетев в своё гнездо
И укрывшись с головою,
Слушаем, как ветер воет:
Ми-ре-соль соль-ля-си-до
И живущая с живою
На два такта  заодно.

Холодный дождь накроет трассу,
И чудится, что финиш смыт.
В потоках утекает праздник,
А по спине струится стыд.

В упор не вижу конкурентов,
Не распознать, где дождь, где пот.
Ни зги, ни рефери, ни ленты
Всё через
задом наперёд.

В балансе  пусто.
Zero.
Нечто.
Позор залез на пьедестал.
Бежала я  но всем навстречу.
Народ с трибун рукоплескал.

Так что  опять? Так что мне  снова?
А мой рекорд, а результат?
Брык  на коленку
всё готова
На ста-а-арт

А счастье бывает: бояться  несильно,
Нестрашно болеть и ругаться нечасто.
Чтоб в зоне доступного  нужный мобильный,
А исповедь не отменяла причастья.

А горя-то нет. Расставанья  недолги.
И дверь мне откроют где выход  для входа.
Слова утрамбуют, а мысли  в засолку
Отправят. Вот только стареть неохота.

Буреть неохота. А тратить  приятно.
Стихи и рубли опускать в чьи-то кружки.
Бросать и не требовать больше обратно
Ведь мне ни к чему, а кому-нибудь нужно.

И руки должны быть от сумок свободны,
Пусть ноги устали  так выправлю крылья.
Ну да, разумеется крылья  не модны,
До дырок затёрли, до слизи  замыли.

И что? У меня ещё пара хранится 
Коротких, оранжевых  прятала с детства.
Не ангел, конечно. И даже не птица.
Но раньше-то я не стеснялась раздеться?

Слетаю к Врачу. Там и счастье  подкожно,
И горе становится воздухом горным.
Из штопора выйду. Из ступора тоже.
Я верю. Изменчиво. Редко. Упорно.

Меня ты узнаешь легко,
В сумбуре роящихся улиц,
Людской меня схватит поток
И выплюнет, как несъедобное.
Пальто мне всегда велико,
Гримасой привычною хмурюсь
От новых и старых тревог,
Да обуви неудобной.