До зари просидел Джаркын рядом с телом жены. Он переложил ее на кошму, бережно укрыл одеялом, как бывало прежде, когда она, разгоряченная жаркими объятиями, засыпала, раскинувшись, пыша огнем молодого тела. Воспоминания, одно за другим, пролетели в голове старика. Вот она пугливой девушкой сидит в юрте его родителей, впервые ожидая мужа, которого еще и не видела ни разу. Вот лицо сияет от счастья, когда первая дочь заголосила, возвестив миру о своем рождении, вот суета и скорбь соединились вместе во всем ее облике, когда провожали в последний путь его отца, ее свекра. А как умела Айтулин веселиться! И ревновал ее Джаркын! Ведь стреляет глазками, вертится в танце, все на нее смотрят, любуются И последнее, что запомнилось из их жизни сундук в озере. Как Айтулин бегала по берегу, когда он поплыл к сундуку, а как она хлопотала над ним, когда болезнь лишила его сил и разума! Айтулин
Новый день пришел светлым, солнечным, будто нет на земле горя, будто все счастливы под синим небом. Джаркын никак не мог понять, что случилось, почему умерла его Айтулин. Он походил вокруг юрты, нашел желтый камень, оброненный ею. Пошарил внутри их скромного жилища, надеясь найти сокровища, которые Айтулин наверняка спрятала. Но не нашел. И тогда одна мысль вкралась в его одурманенную горем голову: кто-то чужой был! Пришел незваным гостем, обокрал и, убив его старуху, скрылся, как трусливый пес. И подтверждение тому нашел Джаркын! Следы копыт! И как он сразу их не заметил?! Два было всадника! Пришли с запада, ускакали на восток, вдоль берега озера. Джаркын сжал кулаки. Досада, стыд, что не смог защитить ни свою жену, ни свое добро гложила его сердце. Проспал все! Жизнь свою проспал! Жену свою не уберег!.. На сухие щеки выкатилась слеза. Обожгла хуже плети!
Э-эх! в сердцах воскликнул Джаркын.
Да и что теперь он мог сделать?! Но день нарастает, время бежит вперед, а его старуха все еще лежит на земле, все еще ждет погребения. Самому не справится с похоронами. Надо идти к людям, просить помощи. Да и разузнать, не встречал ли кто чужих вчера, рассказать всем о свершившемся злодеянии. Молва людская быстро летит, глядишь, и догонит убийц, и схватят их воины, и отомстят
Стойбище его племени стояло у самого начала ущелья, там, где река с шумом вырывалась из скальных объятий и растекалась по долине не пологой, но плавно спускающейся к Теплому Озеру. Десяток юрт примостились между стелющимися ветвями можжевельника и валунами, так давно спящими под открытым небом, что и забыли, когда были единым целым со скалами, разрубленными водой пополам. Еще не все люди вернулись с летников, но у каждой юрты хлопотали женщины, просушивая кошму под пока греющим солнцем, готовя суп из остатков сушеного мяса или сухих творожных шариков, которые каждая хозяйка катала из сквашенного молока. Скоро весь скот спустят с гор, посчитают приплод, отдадут дань вождю и устроят пир! Вот тогда приготовят хозяйки бешбармак из свежего мяса, приправив его кусочками теста, сваренного в густом бульоне. В такие дни Джаркын с Айтулин ездили в гости. Айтулин готовила боурсаки. Ох, и вкусные они у нее получались! Джаркын менял барана на муку. Айтулин топила курдючное сало и обжаривала в нем кусочки теста.
Стариков принимали радушно. Бывает и побурчит какой хозяин, но блюдо бешбармака не пожалеет. А Джаркын с Айтулин и не к каждому захаживали! Были среди поселенцев их родственники, с ними и благодарили Тенгри за покровительство, а Умай за приплод и детей, не забывая попросить и о здоровье.
Теперь же Джаркын шел к людям один, и не в праздник, а с бедой. Не готов он к ней к беде. Сколько раз они с Айтулин перемывали косточки той, что в прошедшую ночь явила свой страшный лик! Спорили, кто кого переживет. Вот теперь и спорить нечего. Он остался. Один. Еще лежит жена на земле, а сердце опустело, тоска заполнила обмягший мешок старой плоти, каким-то чудом еще умеющий чувствовать. Любил ли он жену?.. Любил! Ласкал, пока была молода, жалел в старости. Обижал тоже бывало. А что обижал-то? Она и поворчит, да и то за дело, а он Как-то совсем плохо стало, все тепло из груди как из перевернутого бурдюка вниз слилось, и потяжелели ноги, не поднять Джаркын грузно осел, оперся заскорузлыми ладонями о холодную землю. Открытым ртом ловит воздух, а он мимо рта, и сжалась грудь, и сердце то стукнет, то замрет.
Дедушка, вы чего здесь?
Джаркын поднял голову. В тумане перед ним в жарких одеждах сидит лягушка. Влажной лапкой поводит по щеке, завела свою песню. Джаркын отмахнулся, а она толкает, тормошит. Старик воротит голову, да не отвертишься настырная! Да как плеснет водой, туман сразу рассеялся, и превратилась лягушка в девушку.
Кто ты? Что тебе надо?
Я Айгуль! Пойдемте, я вас до дома провожу.
Айгуль Джаркын узнал внучку родственника. Ой, дочка, не домой мне надо, старуха моя померла, лежит там, людей позови
Всем миром проводили Айтулин. Высокий холм насыпали. Джаркын сам воткнул в него длинную палку с конским хвостом на конце. Кто-то из женщин повязал на нее моток цветных нитей. А людская молва понесла весть о разбойниках, погубивших душу. Да мало ли их бродит по земле? И не всякий отличит хорошего человека от плохого. И разбойник на людях старается быть как все, чтобы его привечали, делились кровом и пищей.
Как ни горевал старик о своей старухе, а мысли о мщении вяло провисали в его больной голове, как те нити на погребальном холме. Если и была какая-то живость в старом человеке до того, то теперь он чувствовал себя никчемным, бессильным, и не осталось в нем никаких желаний и никакой заботы. Одиночество холодило его сердце, забирало последние силы.
Поначалу люди помогали. Кто еды принесет, кто посидит рядом, поговорит о том о сем. Но горе близко только тому, кто хранит его в своем сердце, а у других и так забот хватает.
Джаркын, ты бы перебрался к нашему стойбищу поближе, предложил вождь племени, навестивший старика. Овец в общее стадо отдай, не прокормишь зимой. А тебе найдем место в теплой юрте.
У меня своя есть, ответил Джаркын.
Оно-то так, но пустая она без хозяйки, а у нас всегда найдется чашка горячей похлебки.
Не убедил вождь. Не пошел Джаркын к людям. Как ни тосковал он по старухе, а обычные хлопоты по хозяйству отвлекали. Овец пасет, дрова к зиме готовит, юрту починяет. Разобрал вещи, ненужные стал менять на еду. У кого курт возьмет, у кого сухого мяса. Летом они со старухой запаслись травами, целебными корешками, насушили ягод, навялили яблок зиму продержится!
Старый пес всегда с ним. Разве что куда улизнет, чтобы еды раздобыть. От хозяина мало что перепадало! Но пес свою службу нес, как положено. Не еда привязала его к человеку. Богом он поставлен охранять его от всякого зла. Хозяйку не уберег, за что помнил свою вину. Но нет страшнее врага, чем человек! А за хозяином следил исправно. Как кто чужой к юрте, так кидается в ноги, лаем исходит.
Совсем пес твой озверел! жаловались гости.
Джаркын для острастки цыкнет на него, но не бьет. Понимает, что за него пес горло дерет. Да и кроме безмозглых овец никого у него не осталось. Вот и выходит, что пес самый близкий из всех живых.
За зиму Джаркын прирезал пару овец. А что их жалеть? Помрет, кому они достанутся? То-то же! И не жалел. Зима прошла. Сердце успокоилось. С весной и силы в тело вернулись. Крепким стал чувствовать себя Джаркын. И все чаще всматривался вдаль, за озеро, на далекие горные хребты. Что там за ними? Выйдет пасти овец и все смотрит в небо. Сокол пролетит напомнит ему старый сон. Достанет Джаркын заветную лягушку всегда ее с собой носит! и вертит в руках, разглядывает. А сокол своим полетом все тревогу нагоняет. Потерял Джаркын покой.
Совсем пес твой озверел! жаловались гости.
Джаркын для острастки цыкнет на него, но не бьет. Понимает, что за него пес горло дерет. Да и кроме безмозглых овец никого у него не осталось. Вот и выходит, что пес самый близкий из всех живых.
За зиму Джаркын прирезал пару овец. А что их жалеть? Помрет, кому они достанутся? То-то же! И не жалел. Зима прошла. Сердце успокоилось. С весной и силы в тело вернулись. Крепким стал чувствовать себя Джаркын. И все чаще всматривался вдаль, за озеро, на далекие горные хребты. Что там за ними? Выйдет пасти овец и все смотрит в небо. Сокол пролетит напомнит ему старый сон. Достанет Джаркын заветную лягушку всегда ее с собой носит! и вертит в руках, разглядывает. А сокол своим полетом все тревогу нагоняет. Потерял Джаркын покой.
Когда воздух наполнился ароматами молодых трав, когда песни птиц стали веселее, когда пастухи племени начали собираться на выпасы, Джаркын раздал людям скот и все добро, спрятал агатовую лягушку за пазуху, взгромоздил хурджун с припасами на плечо и пошел. Куда? Куда дорога повела!
Пес, оставшийся без дома, без стада, без хозяев, встал в нерешительности. Где-то там блеяли овцы, которых он охранял у своей юрты. Где-то там лежала и разобранная юрта. Где-то там в земле покоилась хозяйка. А хозяин пошел, не позвав его. Пес поднял морду, потянулся к небу и завыл. Джаркын оглянулся. Пес с готовностью напрягся. Джаркын, помолчав, кивком позвал его. Сорвавшись с места, как щенок, кобель рванул к хозяину и, благодарно ткнувшись носом в его колени, посеменил рядом.
Глава 2. В дороге
Тихое журчание ручья навевало сон. Джаркын смотрел на чистые струи и как зачарованный погружался в иной мир грез ли, своих мыслей или призрачного сна, в котором он пытался думать, не позволяя духам увести себя туда, где все возможно. Но глаза закрылись. Ласковое тепло пригрело веки. Джаркын обмяк, отдавшись неге, и только музыка ручья еще звучала в его ушах. Расслабленный слух различал переливы воды, то текущей плавно, то попавшей под камень, то струящейся между корнями куста, капризом природы выросшего на кромке речного ложа. Наконец, духи победили, и Джаркын провалился в беспамятство, дарующее отдых телу и уму.
Картины пережитого за все его нелегкое путешествие вновь пронеслись перед внутренним взором, пугая холодом снежных перевалов, прощальным воем старого пса, потерявшегося в снегах, страшного гула лавины, едва не поглотившей его самого хищным снежным оскалом.
Впервые за всю свою жизнь Джаркын почувствовал горечь потери собаки. Разве что в детстве он любил собак, которые росли вместе с ним. Он делился с ними куском хлеба на выпасе отары, грелся у теплого бока, засыпая в ложбинке. Но прошли детские годы и, став взрослым, Джаркын забыл о нежных чувствах и, как и все, был строг с собаками, кормил редко, оставляя им право самим добывать себе еду, прогонял грубым словом, а то и пинком, когда преданная животина кидалась под ноги пришлому человеку. Но пес, с радостью отправившийся с ним в дальние дали, стал самым близким другом, единственным живым существом, которое напоминало о прошлой жизни. Джаркын разговаривал с ним, вспоминал свою старуху. Слыша ее имя, пес вставал и, навострив уши, прислушивался, вглядывался вдаль, ища хозяйку. Джаркын вздыхал, теребя пса по холке, и погружался в свои думы. В них он пребывал всегда, но пес умел вытаскивать его из прошлого лаем, прикосновением мокрого носа, скулежом.