Не надо, жалобно попросило оно. Я тоже хочу в погоню. Я попробую не бояться!
Ты? Хочешь в погоню? За Чудовищем? не поверил Венька.
Хочу, упрямо повторило Осинишко. Я боюсь за брата! Разве банный ковшик защитит его от морского зверя?
А ты? Защитишь?!
Да, сказало Осинишко так твердо, будто было вырезано из дуба. И скомандовало:
Дубишко! В погоню!
Лодка рванулась вперед.
Вскоре они нагнали пузырящийся след. В толще воды Венька увидел огромную тёмную тушу.
Желтоватые холодные глаза Чудовища пристально смотрели на Веньку из глубины. А само оно несуетливо двигалось вперед уж не заманивало ли лодку в ловушку?
Не выйдет! закричало Дубишко. Не уйдёшь! На глубине будем драться!
Не выйдет! закричало Дубишко. Не уйдёшь! На глубине будем драться!
Оно нырнуло в воду, пытаясь дотянуться до тёмной туши. И дотянулось: глаза Чудовища на миг закрылись, то ли от удивления, то ли от боли.
Дубишко же высунулось из воды и прокричало в запале:
Осинишко! В пасть не суйся! По бокам колошмать! и снова ринулось на врага.
Вода возле лодки запенилась, закипела.
А Чудовище вдруг грозно развернулось. И стало всплывать.
Весла, не сговариваясь, оттащили лодку от места битвы и приготовились к обороне.
А хребет Чудища уже показался над водой. Подводный гигант, весь покрытый водорослями и ракушками, утробно прорычал что-то и навис над лодкой, словно утёс.
«Прощай, Сугробиха!» подумал Венька и в последний раз посмотрел на врага. И вдруг заметил на нём какие-то буквы.
«МОЛОКО», значилось на боку Чудовища.
И Венька сразу узнал «зверя», хотя водоросли плотно облепили его бока.
На воде, порыкивая мотором, лежал давно знакомый деревенский молоковоз.
Ветровое стекло машины распахнулось. Из кабины выглянул водитель Серёжа.
Венька, что за шутки? строго спросил он. Бочку мне поцарапал! Фару расколотил! Чуть-чуть и потопил бы! Тебе что места в море мало?
Пришлось Веньке объясняться с Сережей.
Потом и Серёжа рассказал Веньке, почему его молоковоз бороздит морские пучины. Это Серёжа в армию готовится.
Осенью Серёжа уйдет служить. Во флот. Чтобы не терять времени, Серёжа заранее начал боевую подготовку. Поставил на свою машину мощный винт, законопатил все щели. И пожалуйста, подводная лодка! Пока настоящую не доверили, и на такой можно тренироваться. Тем более, что дел под водой по горло!
Дел у Серёжи, действительно, много. Нужно в город молоко возить. Не ждать же, когда моря пересохнут. Молоко-то скиснуть может.
Так что аккуратней веслами размахивай, посоветовал Серёжа. Не один в море!
Двигатель молоковоза взревел. Винт закрутился чаще. И автомобиль двинулся вперед, медленно погружаясь в волны.
А Венька поплыл в школу. По пути он крикнул дяде Проше, чтобы тот ничего не боялся.
Понял! ответил дядя Проша. Я с косогора всё видел! Ну и Серёжа! Моряк так моряк! Никакие цунами его не пугают! А ты, Венька, большую волну выдержишь?
Выдержу! ответил Венька и крепче ухватился за весла. С такими братьями я теперь и не то выдержу. Ныряйте смело!
Свет в Шипучем овраге
Урок рисования вышел печальным. Да и как не грустить Веньке и остальным ребятам нужно рисовать конюха Овёсыча, а тот пришёл в школу с синяком.
Синяк он принёс на лбу. Идёт и всем рассказывает:
Это я за бабочкой наблюдал! За капустницей!
Разве бабочки нападают на людей? удивилась Нина Васильевна, которая ведёт биологию и всё про бабочек знает.
А она и не нападала. Она к колодцу летела.
Это бывает, подтвердила Нина Васильевна. Летают они к колодцам.
А у колодца журавель
Неужели вернулся с юга? ахнула Нина Васильевна.
Овёсыч помотал головой.
Нет, я про другого журавля. Про шест, которым воду черпают. Ведро ещё к этому шесту приделано. Капустница-то ведро заметила
Верное наблюдение, кивнула Нина Васильевна. Капустницы очень наблюдательные бабочки!
Овёсыч вздохнул.
Капустница-то наблюдательная Стороной ведро облетела. А я его не заметил. Вот и схлопотал донышком по лбу!
Сел Овёсыч перед Венькиным классом. Ногу за ногу закинул. Бодрится. А видно: переживает.
Может, в другой раз вас нарисуем? предложил Андрей Андреевич, учитель рисования.
Овёсыч не согласился:
Вот ещё, из-за бабочки урок срывать! Синяк пустяк, синяк не шишка!
Да, сказал Андрей Андреевич. Шишку бы ребята не нарисовали. Светотени мы ещё не проходили. Шишки в следующем году рисовать будем. Приходите.
Овёсыч обещал подумать.
Не прибавится во мне наблюдательности, говорит, приду к вам и с шишенцией.
Андрей Андреевич обрадовано кивнул головой и подмигнул ребятам. Мол, начинайте! Уж больно вид у Овёсыча хорош! Страдающий вид! Пушистые, как у кобылы Простушки, ресницы полуопущены. У глаз печальные морщинки. Уголки губ поджаты, словно уздечкой стянуты.
Раскрыл Венька коробку карандашей и давай печаль Овёсыча на бумагу переносить.
Замечательный получился портрет. Не только лицо Овёсыча, но и его соломенная шляпа печалью дышит. Даже не печалью мировой скорбью.
Замечательный получился портрет. Не только лицо Овёсыча, но и его соломенная шляпа печалью дышит. Даже не печалью мировой скорбью.
На шляпе Венька нарисовал бабочку-капустницу. Капустница держала в лапках полевой бинокль. Это для того, чтобы было понятно: наблюдательная бабочка!
Потом Венька принялся за самое главное. За синяк!
Вынул из коробки чёрный карандаш. Примерялся к портрету. И вдруг услышал:
На-до-е-ло!
Венька с недоумением посмотрел на карандаш. А того даже потряхивало от возмущения.
Что тебе надоело? спросил Венька.
Всё! Всё надоело! Сделал из меня козла отпущения! К остальным карандашам ты по-человечески относишься. А ко мне?! Ко мне?! Ни в грош меня не ставишь! Самую чёрную работу подсовываешь! Когда ты меня из коробки достаешь?! Когда нужно войну рисовать! Дым и копоть! Когда пожар!.. Головешки, сажа! Если пиратов рисуешь, без меня, конечно, не обойтись! Повязки пиратские, чёрный флаг на рее!.. А мне надоело! Я устал от пиратов, от войн, от пожаров! Я хочу света! Я хочу быть в рисунках, где рожь и васильки, где цыплята клюют арбузную корку. Я не хочу, чтобы от моей работы люди хмурились.
Венька опустил голову.
Как же я нарисую чёрным карандашом жёлтого цыпленка? спросил он. У каждого карандаша своя судьба, свое предназначение. Я же не виноват, что внутри тебя чёрный грифель.
У тебя у самого чёрный грифель внутри, отрезал карандаш. А у меня там светло и чисто!
Венька пошёл на попятную.
Хорошо, пообещал он. Больше тебя не трону. Синяк Овёсыча можно и фиолетом раскрасить. Ложись в коробку, отдыхай!
Да не буду я отдыхать! ещё сильнее возмутился карандаш. Думай, что предлагаешь! Лежать мне, значит, без дела и вспоминать, сколько огорчений принес я людям, да? Вспоминать войны, пиратов, сажу пожаров, да?
Венька задумался.
Ну, хорошо, пообещал он. Хочешь, я останусь после уроков? И мы с тобой нарисуем Нарисуем Кучу угля! Блестящего чёрного антрацита! А рисунок назовем «Зима в Сугробихе». Все будут смотреть на картинку, вспоминать пургу и представлять жаркую печку, в которой весело горит наш уголь. Очень светлый рисунок получится, тёплый.
Чёрный карандаш вырвался из Венькиных пальцев, сделал в воздухе сальто и приземлился на парту, на чистый лист бумаги.
Ловко балансируя на своем отточенном острие, он написал на бумаге: «Не доверяешь ты мне, не доверяешь».
И добавил вслух:
Давай сходим после уроков к Шипучему Оврагу. Я тебе покажу
А что покажет, карандаш не сказал. Он замолчал, потому что к Венькиной парте подошел сам Овёсыч.
О-го-го! закричал Овёсыч. Вот где Третьяковка-то! Какой портрет! Какое сходство!
Учитель рисования поспешил к Веньке. И одноклассники тоже.
А Овёсыч ну, чем не экскурсовод из картинной галереи? всё нахваливал:
Вы на синяк обратите внимание! Какой он праздничный, нарядный! А на бабочку гляньте! Как живая на моей шляпе пристроилась! И видно, что наблюдательная. С таким биноклищем! Будь у меня бинокль, я бы никогда о ведро не ударился.
Овёсыч, присмирев, долго разглядывал оптический прибор. Потом заторопился домой.
Андрей Андреевич, сказал он на прощание учителю рисования. Как будете с ребятами шишку проходить предупредите заранее. Сами понимаете, к такому уроку подготовиться надо.
Вслед за Овёсычем разбежались из класса и ребята. Урок рисования закончился. Но не для Веньки.
Венька прихватив мольберт, бумагу и карандаши, потащился к Шипучему Оврагу.
Овраг этот метрах в пятистах от Сугробихи. Прямо посреди пшеничного поля.
Летом идти к нему одно удовольствие. Пшеницу штормит. Бронзовые волны, позолочённые на гребнях, спешат к горизонту. А над ними, как пиратские парусники, кружат вороны. Деревянный настил, который сугробихинцы протянули к Оврагу, нагрет солнцем. На нем греются множество разных животиков, брюшек и пузиков шмелиные, стрекозиные, лягушачьи
А сейчас Настил пуст. Кругом унылая чернота. Одни бесконечные борозды. Поле вспахали, но даже ещё не засеяли.
Идет Венька через голое пространство и гадает, что забыл обиженный карандаш в Шипучем Овраге? Чем удивить собрался?
Шипучий Овраг Венька знает вдоль и поперёк. Сколько раз там бывал!
Когда-то Овраг хотели запахать. Но не успели. На его дне вдруг пробился родничок. Да не обычный, а минеральный. Вода оказалась такой вкусной, что Овраг решили не трогать. Лишь посадили по его краям черёмуху, чтобы не расползался. И получилось совсем здорово! В августе спелая черёмуха осыпалась на дно оврага, прямо в родничок и минеральная вода, настоянная на ягодах, превращалась в лимонад, терпкий, шипучий, прохладный.
«Что это карандашика к роднику потянуло? гадает Венька. Может, он химический какой? Обмакнёт свой грифель в воду и вместо чёрного станет желтым, как цыплёнок, или бордовым, как зрелый арбуз».
Но карандаш к воде даже не спустился. Он выпорхнул из Венькиных пальцев, описал в воздухе крюк, показывая, где установить мольберт, и вернулся, словно бумеранг, в растопыренную Венькину ладонь.
Потребовал:
Чуть придержи меня. Но не мешай! По бумаге я буду сам бегать.
Венька слабо сдавил карандаш. Поднёс его к мольберту. Чёрный грифель зашуршал по ватману. Там стали появляться линии, мелкие крестики, загогулины. Вовсе не жёлтые и не сочно-розовые. Чёрные!