Когда же Базилевские покинули свой непростой дворец, здесь был открыт Литературно-художественный кружок. Произошло это в 1899 году. Актер Сумбатов-Южин писал об этом так: «В течение трех лет шли подготовительные работы по учреждению в Москве литературно-художественного кружка, где бы могли чувствовать себя дома разбросанные по разным редакциям, театрам, консерваториям, студиям, частным кружкам, меблированным нумерам и т. п. лица, представляющие в настоящее время литературу и искусство в Москве. Если признать, что всякое живое дело требует для своего развития и совершенствования общения между собой его работников, то нельзя не удивляться, как могли литература, журналистика, театр, живопись, музыка в Москве так долго обходиться без малейшего намека на объединяющее их учреждение».
И наконец-то все было готово. Один из участников церемонии открытия, Николай Телешов, так описывал это учреждение: «Оно состояло из большого квадратного зала, из узкой и длинной столовой, переделанной из бывшей оранжереи, и еще из одной комнаты в подвале, где был устроен буфет и в стену было вставлено дно огромной дубовой бочки, высотой до потолка, с крупной надписью: In pivo veritas шуточный перифраз известной латинской поговорки об истине».
А Владимир Гиляровский восхищался: «Роскошные гостиные, мягкая мебель, отдельные столики, уголки с трельяжами, камины, ковры, концертный рояль Уютно, интимно Эта интимность Кружка и была привлекательна. Приходили сюда отдыхать, набираться сил и вдохновения, обменяться впечатлениями и переживать счастливые минуты, слушая и созерцая таланты в этой непохожей на клубную обстановке. Здесь каждый участвующий не знал за минуту, что он будет выступать. Под впечатлением общего настроения, наэлектризованный предыдущим исполнителем, поднимался кто-нибудь из присутствовавших и читал или монолог, или стихи из-за своего столика, а если певец или музыкант подходил к роялю. Молодой еще, застенчивый и скромный, пробирался аккуратненько между столиками Шаляпин, и его бархатный молодой бас гремел:
Люди гибнут за металл
Потом чаровал нежный тенор Собинова. А за ними вставали другие великие тех дней.
Звучала музыка известных тогда музыкантов Скрябин, Игумнов, Корещенко
От музыки Корещенки
Подохли на дворе щенки,
сострил раз кто-то, но это не мешало всем восторгаться талантом юного композитора-пианиста.
Впрочем, в скором времени Кружок переехал на Большую Дмитровку, а на Воздвиженке в 1913 году известный архитектор С. Залесский выстроил магазин Экономического общества офицеров Московского округа. А над входом ради убедительности разместил фигуры древнерусских воинов.
Впрочем, в скором времени Кружок переехал на Большую Дмитровку, а на Воздвиженке в 1913 году известный архитектор С. Залесский выстроил магазин Экономического общества офицеров Московского округа. А над входом ради убедительности разместил фигуры древнерусских воинов.
Магазин получился на славу своего рода культурный центр. Путеводитель по Москве писал: «Новое 5-этажное, с мансардой и подвалом, здание построено специально для нужд Экономического общества и с таким расчетом, чтобы в 3 нижних этажах размещались торговые помещения, вполне доступные для публики; причем в 1-м этаже помещаются: сапожный отдел, дорожных вещей, табачный, колониальный, мучной, гастрономический и винный; в отдельной 1-этажной с верхним светом пристройке фруктовый и для дичи; во 2-м этаже бельевой, хозяйственный, парфюмерный, писчебумажный и ковровый; в 3-м этаже обмундировальный, офицерских вещей и закройные; кроме того, буфет с гостиной для публики; в 4-м этаже конторские помещения и в задней части портновские, офицерских вещей и сапожные; в мансарде склады товаров; в подвале расценочные, склады и винный погреб; в подвале под двором раздевальная для служащих, транспортный отдел, холодильники и котельная».
Кроме того, здесь применялась централизованная насосно-водоводная система отопления и вентиляции по тем временам абсолютное новшество.
При советской власти профиль этого учреждения остался прежним. Сменилось лишь название армии. В Мосвоенторге продавалось все на свете: тут были отделы мануфактуры, драпировки и ковров, гастрономии, вино-водочных изделий, канцелярских принадлежностей. И один лишь отдел назывался военным. А на самом Арбате находился военторговский филиал магазин «Все для ребенка».
Кроме городского Военторга в здании располагался ЦК ВЛКСМ и писательское общежитие, в котором обитали поэты Безыменский и Жаров, прозаик А. Веселый и прочие творцы из объединения «Молодая гвардия». А с редакцией журнала «Голос работника просвещения», находившейся здесь же, сотрудничал писатель Михаил Булгаков. Он относил туда свои эссе о средней школе.
А вот у лестницы военного универсама была нехорошая слава. В 1956 году на ней скончался архитектор Леонидов. Он покупал подарки родственникам на 7 ноября. Неожиданно Ивану Ильичу сделалось плохо, и через несколько минут его не стало. Кстати, в историю архитектуры Леонидов вошел тоже благодаря одной из лестниц санатория имени С. Орджоникидзе в Кисловодске. Это сооружение известно на весь мир.
Рядом с Военторгом сравнительно недавно стоял бронзовый памятник Калинину, изображавший старосту сидящим в кресле. Это один из трех московских монументов, удостоенный особой чести: после провала августовского путча 1991 года его сняли с постамента и отвезли к Центральному дому художника.
Юрий Лужков писал в своих воспоминаниях: «А затем, совсем уже ночью, я приезжал на проспект Калинина посмотреть, как свергают еще одного идола «всесоюзного старосту», подписавшего в свое время столько указов о расстрелах и арестах, сколько, наверное, не довелось никому в истории.
Людей было уже меньше. Обстановка рабочая. Покончили с Калининым довольно быстро. Появился навык».
Навык, действительно, уже имелся: перед тем, как взяться за «всесоюзного дедушку», москвичи снесли изваяния Дзержинского и Свердлова.
Постамент (гранитный кубик с надписью «Михаил Иванович Калинин») простоял еще два года. Создавалось впечатление, что сам Калинин прячется где-то внутри. И лишь в конце 1993 года его убрали, чтобы переделать в закладной камень детского «Парка чудес» в Нижних Мневниках.
Варвара с Воздвиженки
Дом Морозовой (Воздвиженка, 14) выстроен в 1886 году Р. Клейном.
Это сооружение довольно неприметное. А в девятнадцатом столетии этот укромный особняк был знаменит. Еще бы! Здесь жила одна из колоритнейших москвичек Варвара Алексеевна Морозова, урожденная Хлудова. Или, как чаще ее называли, Варвара с Воздвиженки.
Взрослая жизнь Варвары началась с трагедии: в 1868 году ее насильно выдали за респектабельного и богатого Абрама Морозова хозяина Тверской мануфактуры. Породнились два купеческих семейства, зато личная жизнь Варвары сразу пошла под откос.
Впрочем, маялась она в замужестве недолго со временем Абрам Абрамович сошел с ума и жизнь свою закончил в соответствующем учреждении. Тут-то Варвара Алексеевна и проявила свой талант. Ее невестка Маргарита вспоминала: «Когда муж заболел, В. А. Морозова взяла на себя управление Тверской мануфактурой и осуществляла его твердой мужской рукой. Отличавшаяся сильной волей и независимым характером Варвара Алексеевна пользовалась большим авторитетом в купеческой среде.
Варвара Алексеевна была человеком широко образованным. Вместе с тем она была очень деловая и практическая, умела хорошо ориентироваться в коммерческих делах».
При всем при том Варвара была очень даже миловидна. Та же Маргарита сообщала: «У нее были замечательные глаза, большие, темно-карие, с красивыми, пушистыми, соболиными бровями. Выражение их было строгое, но иногда веселое, с оттенком грусти. Глаза эти нельзя было не заметить, исключительно хороши. Цвет лица ее был яркий, улыбка очень привлекательная. Ей шел светло-голубой цвет, и она постоянно его носила. Очень удачно она изображена на портрете К. Е. Маковского, который всегда висел у нас в гостиной».
Кстати, грусть Варвары Алексеевны имела еще одну весьма прискорбную причину: ее брат Михаил Хлудов тоже умер в сумасшедшем доме. А до этого он долго поражал московский свет мог появиться на балу в костюме гладиатора, а то и вовсе выкраситься негром. Мало того, его всегда сопровождала здоровенная тигрица Машка. Словом, итог хлудовской карьеры никого не поразил разве что его сестру Впрочем, на репутацию Варвары Алексеевны подобное родство ни в коей мере не повлияло: деловая и очаровательная бизнес-вумен была в то время уникумом для Москвы.
Кроме того, госпожа Морозова была известной благотворительницей. В той же Тверской мануфактуре она выстроила родильный дом, аптеку, больницу и даже «санаторию» для подуставших мастеров. Там были богадельня, сиротский приют, ясли, училище, библиотека и школа, обучающая разным рукодельям.
Правда, фабричные рабочие особой благодарности в отношении хозяйки не испытывали. Один из современников Морозовой, купец Н. Варенцов, писал в своих воспоминаниях: «Несмотря на все заботы и денежные жертвы, на фабрике как-то произошла забастовка. Причины забастовки я теперь не припомню. Хозяйка поспешила приехать на фабрику, предполагая, что ее личное присутствие успокоит фабричных. Рабочие, узнав о приезде хозяйки, подошли большой толпой в несколько тысяч человек к хозяйскому дому.
Варвара Алексеевна собралась к ним выйти, но местный исправник и фабричная администрация не рекомендовали ей выходить к рабочим, т. к. громадная толпа, насыщенная страстями, представляет из себя опасный элемент для спокойных переговоров, но она на уговоры их ответила: «Рабочие меня хорошо знают, я так много для них делала и делаю, что я для них как бы мать, и уверена: когда я к ним выйду, они меня выслушают и успокоятся». Когда она вышла, возбуждение и крики между рабочими еще более усилились, и из задних рядов толпы пронеслись несколько увесистых булыжин недалеко от головы хозяйки. И эта «мать рабочих», подобрав свои юбочки, опрометью обратилась в бегство к дому, спасаясь от своих возбужденных «деточек»».
Гораздо безобиднее было благотворительствовать в городе Москве. Здесь на морозовские средства действовали начальная школа, ремесленное училище и Пречистенские рабочие курсы. Правда, и здесь Варвару подстерегали неожиданности.