Вокруг стола оживились. Молодой парень, соперник кучерявого, в растерянности заметал взгляды по неровной крапчатой змейке из домино, лежащей на столе. Белобрысое лицо покраснело в предчувствии неотвратимого позора.
Ставь! У тебя она. Наседал Ваня, густо и самодовольно попыхивая папиросой. Он готов был сорваться со скамьи и с маха вбить в стол «горящую» в руке костяшку. Рука широкая тяжёлая, такой крагой, шутя столешницу проломишь. Вавилон с уважением относился к таким авторитетам.
Серёга тяжело вздохнул и, виновато глянув на своего напарника, выбросил на стол две костяшки.
Вот она!!. дико взревел Ваня, и оглушительный хлопок по столу от его пятерни содрогнул помещение.
Вот она!!. дико взревел Ваня, и оглушительный хлопок по столу от его пятерни содрогнул помещение.
Ко-зз-лы-ы!!!
Смех, шутки посыпались в адрес схлопотавших «голова, без единой крапинки». «Козлы!», «генералы!» и «дале подобно»
Появилось вакантное место, и Иван, перемешивая домино, приглашал следующую пару.
Следующий! в голосе слышались задор, удаль.
Вавилон поддакнул:
Следующий, кричит заведующий.
Вавилон, заведующего мы сёдня избирать будем. А я честно выиграл, заметил Иван с достоинством.
Чего Вавилон и не пытался оспаривать.
А мы знам, что ты с усам, и с сожалением проговорил. И чё они сёдня выборищи наладили? Нет, чтоб через день-другой.
А тебе-т што?
Так мне сёдня за малым ехать после работы. Завтра к врачу вести. Каки-то нарости у него под коленями наросли. Говорят, что это у него от сердца, или от ревматизма, и даля подобна
Ну, ясно, что не от удовольствия. У кого один-один, ходи!
Так я и говорю, что они сёдни затеялись, нет, чтоб завтра.
Да ехай. Без тебя что ли не выберем? Гляди-ка, пытица важная. Ха!
На «пытицу» рассмеялись. А Спиря однако заметил:
Это как сказать. И один голос может роль сыграть.
Ага! Ложка дёгтя в бочке мёда?..
На маленьком лице Вавилона вдруг засветилась прокуренными зубами плутоватая ухмылка.
А чё, Ваня, хошь, я вам хохму учудю? спросил он, запуская пятерню под фуражку, заскрёб затылок, кожаный блин зашевелился и пополз на сузившиеся глазки. Вы за Амбикова, да? А я возьму, да за Овского свой голос напишу. Вот будет хохма, а?
Ха-ха! заразительно расхохотался Ваня, почти догоревшая папироса висела на его нижней губе. Давай, Вавилон, отхохми! Посмотрим, что получится. Ха! хлопнул костяшкой по столу.
На Вавилона уставились улыбающиеся лица.
Я вам один всю карту перебью! Хотите?.. Во где у меня голый! потряс в воздухе жилистым кулачком. Вкачу его я вам по само некуда, и даля подобна. И без всякого солидола! заливисто расхохотался, поддев на место фуражку, и торопливо потянул дружка за руку. Пошли, Спиря, мой голос писать.
Давай, давай, Вавилон, сыграем. Посмотрим, чья возьмёт. Ха! Дуплюсь!
Будешь у меня петухом кукарекать! пообещал Архип на прощанье. Это тебе не домино. Это стратегия.
Давай, стратег, давай, сыграем
Утром на углу дома Архип Вавилов поджидал Артёма Спиридонова. Ему не терпелось узнать результаты голосования. Игра, что он вчера предложил ради потехи, почему-то не на шутку разволновала его. Вавилон даже во сне видел, как его бумажный «голос» летал голубком по Красному уголку, и сел прямо перед Овским на стол президиума. Овский украдкой тянулся к голубку, подманивал, как живого, а Архип наоборот, старался спугнуть его.
Кишшшшш! шипел он, Кишшш скотина!
И проснулся от толчка в бок.
Ты что, в гараже что ли?!. разбудила жена. Шипишь, как пробитый баллон.
Архип открыл глаза и обрадовался голубок не достался Овскому. Жене отвечать не стал, хотя она ещё долго ворчала: разбудил, паразит, и дале подобно Он повернулся на бок и попытался заснуть.
Сна не было. За окном уже брезжил рассвет, и по улице начали проезжать редкие машины и мотоциклы.
Вместо сна стали накатываться воспоминания.
В школе Сеньку Овского недолюбливали. И не потому, что был он из рук вон какой хулиган. Нет, не всякий хулиган так обескураживает. Тут, наоборот, за то, что он был нерасторопным, плаксивым и сопливым. И ему за это доставалось. Над ним смеялись, дразнили, а он плакал. Умом Сеня тоже не отличался, и учился так себе, ниже среднего, хуже, чем Вавилон со Спирей, но они и не старались в отличие от него. Пожалуй, единственное, в чём он преуспел это в исполнительности. Чтобы ему не поручали в школе, Сеня выполнял с прилежанием. Не выражал протеста, если его обременяли обязанностями звеньевого, редакторскими заботами, хотя, что рисовать, что писать он умел одинаково. Но Овский это делал, и его усидчивость всех удовлетворяла: и учителей, и вожатых, и учеников. Одноклассники с потешным азартом голосовали за этого увальня на любую должность, чтобы только он сам не отказывался. На деле и впрямь оказывалось, что кроме него вести общественную работу в классе некому. Ни у кого к ней не пробуждался интерес. А что касается Спири и его, Вавилона, то им и вовсе не было времени: то лыжи, то цветомузыка, то техника трактора, машины. Мечтали поступить в автодорожный техникум, да пожалели матерей оставлять одних. Так и приросли к гаражу.
На производстве, как и в школе, тоже ведётся общественная работа, только играют в неё взрослые люди, и важность этой работы каждый понимает по-своему, по тому сознанию, какое было заложено им в детсаде, в школе, самой жизнью, опытом И Архип принял эту игру в чистом виде: с формалистикой, с показухой, с обязаловкой. Поэтому, зная заранее сценарий любого собрания, старался от него улизнуть, а если же этого не удавалось сделать («когда в добровольно-принудительном порядке за шкирятник приводят!»), то активность его проявлялась лишь на заключительном этапе при голосовании его ладонь, как штык, поднималась среди прочих, лишь бы поскорей закончить пустое времяпровождение. Так когда-то они проголосовали за Овского, когда того избирали в комитет комсомола школы, затем и секретарём комитета. Позже он, очевидно, потому же единодушию (Артём и Архип служили в Армии. Сенечка по какой-то причине был от службы освобождён) прошёл секретарём комитете комсомола на предприятии, где и застрял, бедолага, на целых двадцать лет.
Но вот пришла, видимо, пора отрывать его от полюбившегося занятия, поскольку комсомольский возраст стала подводить седина. Но Архипу почему-то казалось, что бывшему однокласснику новая должность не подходит. По его мнению, и уже немалому опыту, ему представлялось, что тут должен быть человек беспокойный, грамотный и с характером. А в Семёне Ивановиче эти качества отсутствуют, как молоко в пустышке. Но, однако же, несёт его нелёгкая на эту должность, как баллон на гвоздь, на свою и чужую беду. И тоскливо становилось от этого предчувствия на душе. А та шутка, что он предложил вчера из озорства, теперь томила Архипа. Ведь если выборы будут келейными, как пишут в газетах, то его голос может действительно «вогнать голова» всем, в том числе и ему первому.
Перед уходом на работу жена спросила:
Что такой хмурый, не выспался что ли?
Выспишься с тобой. Весь бок отшибла, пробормотал Архип.
По ночам поменьше орать надо. На собрании что ли?
Они было заспорили, оба за словом в карман не лезли. Но Архип торопился и не стал ввязываться в перебранку.
Утро выдалось пасмурным, серым и прохладным, того гляди, просыплется снег. Вавилов, стоя на углу дома, ёжился, закутывался в лёгкую болоньевую курточку.
Как и многие пацаны, они часто «уркоганили», лазали по чужим огородам за яблоками, грушами, иногда и за овощами. Хотя всего этого было достаточно и в своих огородах. Даже за зелёными фруктами делали набеги чужие всегда слаще. Особенно прельщал сад дядьки Вальки. Сад находился на окраине семьдесят третьего поселка, и к нему можно было подобраться с любой стороны.
При очередном набеге им с этого огорода пришлось драпать с неимоверной скоростью дядька Валька на помощь в охране своего сада приобрёл овчарку. Эта собачка и придала им ускорения. Она не лаяла, но издавала рык такой, от которого душа выскакивала из пацанов птицей и помогала им перелетать заборы.
Лишь один от такого преследования не убежал. Собака его настигла у забора, и он стоял перед ней, раскорячившись.
Хозяин, покрикивая на пса, осаживал его:
Нельзя! Сидеть!
И пёс сел перед незадачливым воришкой.
Валентин, подбежав к пацану, спросил:
Сёмка, а ты чего не убежал?
Не могу, дядь Валя ревел Сёма, я обсерился
Вавилон вспомнил детские забавы и рассмеялся.
«Ну, наконец-то» облегчённо выдохнул он, завидев Артёма.
Ну как, привёз малого? спросил тот, здороваясь.
Привёз. Счас моя пойдёт с ним к врачу. Ну, как выборы?
А никак, меланхолично ответил Спиря.
Как это? удивился Вавилон. Перенесли что ли?
Да нет, избирали.
Они шли к остановке служебного автобуса, и Вавилов кружил вокруг Спиридонова.
Ну не томи, Спиря. Вечно ты любишь по нервам проехать. Каланча, опора высоковольтная, и даля подобна ругался он.
Спиря посматривал на дружка свысока и насмешливо.
Ну, чё, как жирафа, косишься?
Хм, да ты, Вавилон, своим голосом все карты спутал. Вон, Иван рулит. Требуй, чтоб петухом на всю улицу кукарекал.
Они подождали кучерявого.
Привет, братаны! поздоровался Иван, протягивая каждому руку. Чего лыбитесь?
Да вот, Спиря говорит, чтоб я заставил тебя по-петушиному со с ранья петь. Чё, проспорил, что ли? прищурился Вавилон.
Если бы проспорил, то Иван развёл широкие ладони в стороны; дескать, делать нечего, пришлось бы кукарекать.
Да вот, Спиря говорит, чтоб я заставил тебя по-петушиному со с ранья петь. Чё, проспорил, что ли? прищурился Вавилон.
Если бы проспорил, то Иван развёл широкие ладони в стороны; дескать, делать нечего, пришлось бы кукарекать.
Ну, чё случилось? Рассказывай всё путём, а то заставлю кукарекать!
Дак что тут рассказывать, Спиря, наверно, уж рассказал?
Ага, как раз. У него язык знашь где? Пока вытянешь, свой отвалится, и даля подобна Рассказывай! горячился Вавилов.
Да что Глотки драли за Амбикова, а как голосовать стали
И что?
Ха-ха! Уравнялись оба!
Вот это арихметика! Кто подсчитал?
Так сами. Татарков и компания.
Во, комиссия!
Это ты своим голосом обоих уравнял.
У Вавилова вытянулось лицо, и сам он как будто бы стал выше.