Сильные мужские руки обняли худенькое тельце ребенка.
Ну, что ты, сынок? Как это «не нужен»? Ты же мой Самый дорогой и любимый
А почему тогда так долго не приходил? по-щенячьи заглядывая в отцовские глаза, спросил Никита.
Александр смутился.
Понимаешь, сынок Чуть-чуть еще подрастешь и я все тебе расскажу.
Никита притворно надул губы.
Ну, вот! Взрослые всегда так, когда не хотят правду говорить.
Отец любовался сыном.
Как ты вырос И такой рассудительный Молодчина!..
Пап, а хочешь посмотреть, как я закончил полугодие?
Никита слетел с кушетки, принес дневник. Отец посмотрел и просиял.
К тому же и отличник!
Никита, подражая кому-то из взрослых, заметил:
Дети обязаны идти по стопам родителей.
В комнате послышался тяжелый вздох.
Не всегда, сынок Увы, не всегда
Никита вновь стал тискать отцовскую шею.
Пап, как ты узнал, что я очень-очень тебя жду? Боженька, да, надоумил?
Александр, улыбнувшись, ответил:
Не сам он, а его верный слуга.
Никита приник к его уху и жарко зашептал:
Я был в церкви Молился Просил, чтобы Боженька вернул мне отца С небес спустился ангел-хранитель (это было во сне) и сообщил мне, что Иисус услышал и готов мне помочь.
И, видишь, помог.
Значит, пап, ты здесь очутился с Божьей помощью?
И, видишь, помог.
Значит, пап, ты здесь очутился с Божьей помощью?
Ну, конечно, Никитушка.
Никита перекрестился, взял крестик и поцеловал.
Спасибо тебе, Иисус! И тебе спасибочко, Пресвятая Богородица.
Постой, отец схватил нательный крестик и стал разглядывать. Но это не он! Где же семейная реликвия? Потерял, да?
Никита потупился.
Не терял я Не мог потерять
Все понял, сынок
Александр стремительно встал.
Одевайся, сынок. И побыстрее. Уходим.
Он принес от дверей какой-то сверток и протянул Никите.
Это мне?
Кому же еще-то, Никитушка!
Никита развернул сверток.
Круто! Рюкзачок-то получше будет, чем у Лёхи, друга моего. Кармашков куча. А «молнии» какие, «молнии»?! У меня никогда не было такого. Ужас!
Положи учебники и тетради, отец стал торопить сына. Едем, Никитушка, едем.
Куда, пап? К тебе жить, да? Ты меня забираешь, да?
И на минуту не оставлю И так виноват перед тобой
Никита подошел и заглянул в бездонные глаза отца.
Навсегда, да?.. Не выгонишь, нет?
Ну, что ты такое говоришь, сынок?!
Тогда, мальчик замялся, не решаясь попросить, пап, оставь меня в этой школе, хорошо?
Как хочешь.
В классе добрые пацаны, тщательно укладывая в рюкзачок учебники, он продолжал рассуждать. Позавидуют мне, когда увидят тебя. Такого папы больше ни у кого нет.
В прихожую вышла Клавдия Ивановна.
Уходите? Александр кивнул. Счастливо!
С Божьей помощью, ответил Александр, спеша закрыть за собой дверь.
Отец и сын, прижавшись друг к другу, идут по улице. Они не видят никого вокруг. Хотя на другой стороне, возле кафе, стоит молодой совсем батюшка и троекратно их крестит.
Господь вас не оставит, шепчет он в след.
Иванова славка
1
Иван Васильевич, отстояв в храме Александра Невского вечерню, всю ночь и заутреню, возвратился домой в десять и сильно-сильно уставшим: шестьдесят пять как-никак, да и ноги уже не те, что прежде, когда носился по округе жеребчиком. Вон, дочка с зятем. Помоложе его, а не сдюжили: после полуночи ушли домой. Он же отстоял! Считает: Господь терпел и ему велел.
Кое-как раздевшись, залез под ватное одеяло, щекой лишь коснувшись подушки, окунулся на самое дно, то есть в глубокий и безмятежный сон.
Он проснулся от неясных шорохов в квартире и еле слышного чьего-то гундения, доносившегося, скорее всего, из кухни. Не открывая глаз, прислушался: ага, дочь с зятем и внучкой. А кто же еще-то мог? У дочери запасные ключи от квартиры и приходит запросто, не тревожа его звонками. Сама дочь настояла: после смерти Машеньки, с которой он прожил в мире и согласии (дай Бог всякому!) сорок с хвостиком. Бывает, прибежит дочь, а его дома нет. Быстрёхонько приберется и тю-тю, убежит. Придет он, а дома все блестит. Не в обиде на дочь, что уходит, не дождавшись: у той своих забот полон рот, а тут еще он, развалина этакая. Пригляд, как малому дитя, требуется. Он-то хорохорится, конечно, однако
Рука тянется в сторону прикроватной тумбочки, нащупывает будильник, подносит поближе: видеть стал плохонько. Лениво приподняв ресницы, убеждается, что спал три с четвертью часа. Мало. Возвращает на место будильник. Делает несколько движений худыми ногами, и из-под одеяла несутся пощелкивания: не отдохнувшие суставы громко возмущаются.
Пора вставать, а не хочется. Закрывает вновь глаза, чтобы заснуть, но вместо сна приходят воспоминания далекие-далекие, будто совсем из другой жизни, которая то ли была на самом деле, то ли однажды приснилась ему
2
Сочельник, канун Рождества, значит. Ванюшке девять и он ходит в третий класс. Каникулы, слава Богу. Ванюшка сидит на русской печке: и тепло здесь и не на глазах у родителей. Слабый свет от заиндевевшего окна с трудом продирается к нему сквозь небольшое пространство между трубой и полатями.
Ванюшке, как бы сказала мать, в голову блажь пришла: сидит на печи, на коленях обрывок обоев (вчера полуторагодовалый братишка пробуровил остренькими коготками по стене и выдрал кусок обоев, а старшенький прибрал: в его хозяйстве, мол, пригодится), в руке химический карандаш, послюнявив его, выводит крупные круглые аккуратные буквы. Есть первая строчка: «Рождество твоё, Христе Боже наш» Эту строчку он помнит: слышал где-то и когда-то. А дальше? Ни с места. Вылетело из головы.
Что же делать? Как быть? Вертятся всякие разные слова «Иисус», «дева Мария», «Вифлеем», «звезда», «ясли», «волхвы», но не выстраиваются складно. Походить да поспрашивать деревенских? Ну, нет! Он сам должен вспомнить!
Но никак и ничего не вспоминается.
Мам! кричит он с печки, высунув из-за трубы остренький носик.
Мать занялась постирушками, поэтому недовольно спрашивает, не отрываясь от жамканья в корыте:
Чего тебе?
Ты, мам, Христа когда-нибудь славила?
Было дело В детстве
А помнишь хоть одну песню?
Мать недовольно отвечает, выжимая его старенькую рубашонку:
Где мне помнить? Давно было. Скоко годов-то пробежало.
Ванюшка не отстает и просит:
Ну, мам, вспомни, а? Ну, пожалуйста! Что тебе стоит? Заканючил он.
Отстань, говорит мать и перестает реагировать на упрашивания сына.
«Блажь» в голове Ванюшки не проходит и он, беспрестанно слюнявя кончик заостренного химического карандаша, пыхтя, будто паровоз на крутом подъеме, выводит вторую строчку, третью, четвертую. С трудом, но что-то получается. Перечитав несколько раз, удовлетворенно хмыкает. Ванюшка крестится и шепотом произносит: «Господи, помоги мне». Потом продолжает сочинять свою песню во славу Христа.
Закончил он, когда за окном сгустились сумерки, и мать зажгла настольную трехлинейную керосиновую лампу. Матери бы прочитать, но не решается: может схлопотать подзатыльник, вместо благодарности. Мать-то скора на это самое: испытал на себе
Иван Васильевич слышит легкие и осторожные шажки, сопение (со зрением у него проблемы, а слух о-го-го), приоткрывание двери. Он прекрасно знает, кто крадется, поэтому чуть-чуть приподнимает левое веко. Он видит в дверной щели сначала розовенький носик, а потом и блестящий голубенький глазик. Это замечательное существо, удовлетворив любопытство, прикрывает дверь и также тихо уходит. Юленька, его дочь, глухо ворчит: видимо, отчитывает Светланку за то, что та может разбудить уставшего деда.
Приятно, когда о тебе так вот заботятся
Выучив наизусть песню (слова он запоминает сходу), Ванюшка спускается с печки, заталкивает ноги в старющие (старшая сестренка таскала, а теперь вот ему достались) подшитые валенки, накидывает на плечи материну фуфайку, а на голову свою шапчонку, больше похожую на воронье гнездо, выходит во двор. В след слышит голос матери:
Ты куда навострился?
Он не успевает ответить. Он спешит поскорее притворить дверь под предлогом того, что в избу рвутся морозные клубы.
Во дворе зябко. Он то и дело трет руками щеки, нос, уши. Он находит фанерку и вырубает топором из нее звезду. Думает: надо бы чем-то покрасить? От покраски отказывается. Во дворе ищет нечто, похожее на посох. Находит старый черенок от лопаты. К тупому концу приколачивает вырубленную звезду. Хорош посох со звездой! Плохо, что звезда не блестит. Надо, по мнению Ванюшки, чтобы звезда блестела. Находит выход.
Ванюшка идет в дом, возвращается с ковшиком воды и начинает струйкой поливать со всех сторон звезду. Вода, растекаясь, мгновенно замерзает, образуя стеклянную волнистую гладь. Ванюшка доволен: если завтра не придет оттепель, то у него будет посох со звездой как в сказке
3
Вновь в коридоре слышно шуршание, вновь в щелочке двери показываются все те же очаровательный носик и глазик. Иван Васильевич притворяется спящим. За дверью слышен шумный и протяжный вздох и удаляющиеся детские шаги.
На кухне тихо гудят голоса, оберегая его покой. И эти прекрасные минуты ему хочется продлить.
Какое счастье, когда есть кому оберегать!..
Ночью Ванюшке приснился сон. Будто над крышей его дома плавает пуховая перина, а на ней сидит Он, оглаживающий остренькую бородку, свесив босые ноги и болтая ими в воздухе; вокруг порхают ангелочки, старший из них почему-то грозит Ванюшке пальцем и укоризненно произносит лишь одно слово: «Нехристь, нехристь, нехристь»
Ванюшка, разобидевшись, в конце концов, восклицает: «Не виноват я, не виноват!..»
Просыпается от толчка в бок. Старшая сестра тихо говорит: «Не кричи! Зачем спать мешаешь?»
Он, протерев глаза, отодвигает занавеску, выглядывает с полатей и убеждается, что светает, а светает в эту пору поздно, что ему пора собираться.
В его доме Рождеством и не пахнет. Потому что его родители никогда не празднуют, хотя и крещеные. Ванюшке было семь, когда в Рождество в дом шумно нагрянули христославцы с песнями и танцами. Отец, засверкав в ярости глазищами, затопал ножищами и чуть ли не в шею вытурил славщиков.
В его доме Рождеством и не пахнет. Потому что его родители никогда не празднуют, хотя и крещеные. Ванюшке было семь, когда в Рождество в дом шумно нагрянули христославцы с песнями и танцами. Отец, засверкав в ярости глазищами, затопал ножищами и чуть ли не в шею вытурил славщиков.
Ванюшка осудил отца. Молча осудил. Про себя. Ему казалось, что люди пришли с добром, а не с худом, поэтому обходиться так нельзя. Грешно.
После того случая деревенские стороной обходят дом Ванюшки, не хотят нарываться на скандал. Опасаются.
Василий Алексеевич, отец Ванюшки, не последний человек в деревне. Он колхозный счетовод. Значит? Сильно грамотный: за плечами семь классов. В уме может перемножить три трехзначных числа. Талантище! К тому же, как выражаются колхозники, «партейный». Этих самых «партейных» на деревню пятеро, но все они при большом и важном деле (по крайней мере, так кажется Ванюшке, потому что колхозники первыми стараются с ними при встрече раскланяться): кроме отца, Семен Силыч, председатель колхоза, направленец райкома, горький пьяница и бабник; тетя Маруся (к ней председатель чаще других наведывается по вечерам), кладовщица, у которой после каждой ревизии выявляется недостача (так деревенские говорят, но что означает «недостача» Ванюшка не знает), но ей прощают, потому что хахаля важного заимела; Пал Палыч, бригадир, потерял на войне левую ногу, там же и «партейным» стал; наконец, Макар Еремеич, самый нужный для деревни человек, а потому самый почитаемый (про него никто худого слова не скажет), кузнец (золотые, говорят взрослые, у него руки).