Они взяли с собой только один чемодан Дикки, потому что рассчитывали отсутствовать три ночи и четыре дня. Дикки пребывал в чуть лучшем расположении духа, но от того, что это их последняя совместная поездка, было никуда не уйти. В поезде Тому казалось, что приподнятое настроение Дикки сродни радости хозяина, который терпеть не может своего гостя и боится, что тот это понимает, но пытается держаться до последней минуты. Тому никогда прежде не приходилось бывать нежеланным, опостылевшим гостем. В поезде Дикки рассказал Тому о Сан-Ремо и о том, как он провел там неделю с Фредди Майлзом, когда впервые приехал в Италию. Сан-Ремо крошечное местечко, прославившееся как международный торговый центр, рассказывал Дикки, за покупками туда приезжают из Франции. Тому пришло в голову, что Дикки хочет заинтриговать его этим городом, а потом, возможно, попытается уговорить его остаться там и не возвращаться в Монджибелло. Они еще не доехали до Сан-Ремо, а Том уже чувствовал к этому городу отвращение.
Когда поезд подходил к Сан-Ремо, Дикки сказал:
Кстати, Том, тебе это, конечно, не понравится, но я бы предпочел поехать в Кортина-дАмпеццо вдвоем с Мардж. Думаю, она этого тоже хочет, и потом, я ей должен кое-что, хотя бы устроить этот приятный отдых. К тому же ты, по-моему, не очень-то горишь желанием кататься на лыжах.
Том похолодел, но постарался ни одним движением не выдать своего состояния. Это все Мардж!
Хорошо, сказал он. Конечно.
Он нервно вертел в руках карту, судорожно выискивая места в Сан-Ремо, которые можно было бы посетить, а Дикки между тем снимал чемодан с полки.
Мы ведь недалеко от Ниццы? спросил Том.
Недалеко.
И Канны рядом? Я бы хотел съездить в Канны, раз уж они рядом. К тому же Канны это Франция, добавил он с упреком.
Можно и туда. Ты захватил паспорт?
Паспорт у Тома был с собой. Они сели на поезд, отправлявшийся в Канны, и прибыли туда в одиннадцать часов вечера.
Город показался Тому прекрасным плавный изгиб бухты, вдоль которой тонким полумесяцем выстроились огоньки, изящный, хотя и вызывающий сравнение с тропиками бульвар, протянувшийся вдоль берега, с рядами пальм и дорогих отелей. Франция! Жизнь здесь казалась более размеренной, чем в Италии, тут было больше шику, это чувствовалось даже в темноте. На первой же улочке они набрели на гостиницу под названием «Грей дАльбьон», довольно приличную и не настолько дорогую, чтобы, как сказал Дикки, пришлось отдать за нее последнюю рубашку, хотя Том с радостью снял бы номера в отеле получше, с видом на море, чего бы это ни стоило. Они оставили чемодан в гостинице и отправились в бар отеля «Карлтон», самый, по словам Дикки, фешенебельный бар в Каннах. Как он и предсказывал, народу в баре почти не было, потому что в это время года в Каннах вообще не бывает много народу. Они выпили, Дикки предложил выпить еще, но Том отказался.
Можно и туда. Ты захватил паспорт?
Паспорт у Тома был с собой. Они сели на поезд, отправлявшийся в Канны, и прибыли туда в одиннадцать часов вечера.
Город показался Тому прекрасным плавный изгиб бухты, вдоль которой тонким полумесяцем выстроились огоньки, изящный, хотя и вызывающий сравнение с тропиками бульвар, протянувшийся вдоль берега, с рядами пальм и дорогих отелей. Франция! Жизнь здесь казалась более размеренной, чем в Италии, тут было больше шику, это чувствовалось даже в темноте. На первой же улочке они набрели на гостиницу под названием «Грей дАльбьон», довольно приличную и не настолько дорогую, чтобы, как сказал Дикки, пришлось отдать за нее последнюю рубашку, хотя Том с радостью снял бы номера в отеле получше, с видом на море, чего бы это ни стоило. Они оставили чемодан в гостинице и отправились в бар отеля «Карлтон», самый, по словам Дикки, фешенебельный бар в Каннах. Как он и предсказывал, народу в баре почти не было, потому что в это время года в Каннах вообще не бывает много народу. Они выпили, Дикки предложил выпить еще, но Том отказался.
На следующее утро они позавтракали в кафе, потом пошли на пляж. Брюки они надели на плавки. Погода была прохладная, но не настолько, чтобы нельзя было купаться. В Монджибелло они купались и в более холодные дни. Пляж был практически пуст несколько расположившихся поодаль пар да группа мужчин, увлеченно чем-то занимавшихся на набережной. Волны накатывались на песок и с холодной яростью разбивались на мелкие брызги. Внимание Тома привлекла группа мужчин, делавших акробатические упражнения.
Кажется, профессионалы, сказал Том. Трико на всех одинаковые.
Том с интересом следил за тем, как строится пирамида: ноги одних ставятся на выставленные бедра других, руки сплетаются с руками. Он слышал отдельные возгласы: «Allez!» и «Un-deux!».[28]
Смотри-ка! сказал Том. Сейчас вершину поставят!
Он смотрел, как самого маленького из них, юношу лет семнадцати, подбросили на плечи мужчины, стоявшего в центре верхней группы из трех человек. Юноша раскинул руки и замер, словно в ожидании аплодисментов.
Браво! крикнул Том.
Юноша улыбнулся Тому и ловко спрыгнул на землю.
Том взглянул на Дикки. Тот смотрел на двух мужчин, которые сидели на пляже неподалеку от них.
«Я шел неведомой тропой, как тучка в небе, одинокий»[29] мрачно процитировал Дикки.
Том вздрогнул. Жгучий стыд охватил его, как и в тот раз в Монджибелло, когда Дикки сказал: «А Мардж думает, что ты гомосексуалист». Ну хорошо, подумал Том, акробаты тоже гомосексуалисты. Возможно, в Каннах полно гомосексуалистов. И что с того? Не вынимая рук из карманов, Том крепко сжал пальцы в кулаки. Ему вспомнились издевательские слова тетушки Дотти: «Неженка! Такого воспитали. Весь в отца!» Сложив руки на груди, Дикки смотрел на море. Том умышленно отвернулся от акробатов, хотя смотреть на них, конечно же, было интереснее, чем на море.
В воду пойдешь? спросил Том, смело расстегивая рубашку, хотя вода показалась ему чертовски холодной.
Не думаю, ответил Дикки. Может, останешься и полюбуешься акробатами? Я пошел обратно.
Не успел Том и слова сказать, как он повернулся и пошел прочь.
Торопливо застегивая рубашку, Том смотрел вслед Дикки, который шел не прямо к выходу с пляжа, а наискось, сторонясь акробатов, хотя следующая лестница на набережную была вдвое дальше. Ну и черт с ним, решил Том. Очень уж важный! Можно подумать, никогда гомосексуалистов не видел! С ним явно что-то происходит. Мог бы хоть раз быть откровенным. Чего он боится? Полдюжины упреков пришли Тому на ум. Он поспешил вслед за Дикки. Тот обернулся, посмотрел на Тома холодно, с отвращением, и все упреки тотчас улетучились.
Не было еще и трех часов, когда они уехали из Сан-Ремо, так что за второй день в гостинице платить не пришлось. Дикки предлагал уехать в три часа, а ведь это Том заплатил за гостиницу десять долларов и восемь центов, или три тысячи четыреста тридцать франков. И билеты на поезд в Сан-Ремо покупал Том, хотя у Дикки полным-полно франков. Дикки захватил с собой из Италии чек на сумму, которую он получал ежемесячно; он обменял его на франки, рассчитывая, что не останется внакладе, если поменяет потом франки на лиры, потому что франк в последнее время неожиданно укрепился.
В поезде Дикки не произнес ни слова. Сославшись на то, что ему хочется спать, он сложил руки на груди и закрыл глаза. Том сидел напротив и смотрел на его скуластое, красивое, исполненное высокомерия лицо, на его пальцы с кольцом и золотой печаткой. Он вдруг подумал, что неплохо было бы украсть это кольцо до отъезда. Сделать это совсем нетрудно: Дикки снимает его, когда идет купаться. Иногда он снимал кольцо, даже когда принимал душ. Том решил украсть его в самый последний день. Том не сводил глаз с закрытых век Дикки. Ненависть и симпатия, нетерпение и чувство безысходности владели им попеременно, затрудняя дыхание. Ему хотелось убить Дикки. Он уже не первый раз об этом думал, но раньше то был порыв, вызванный гневом или разочарованием; порыв вскоре исчезал, оставляя чувство стыда. Теперь же он думал об этом целую минуту, две минуты, ведь он уедет от Дикки, чего же тогда стыдиться? С Дикки у него не сложилось. Он его ненавидел, потому что, с какой стороны ни посмотри, неудача Тома не его вина, и успеха он не добился не потому, что что-то сделал не так, а из-за нечеловеческого упрямства Дикки. И из-за его непомерной грубости! Он предлагал Дикки дружбу, товарищество, уважительное отношение все, что только мог предложить, а Дикки отвечал ему неблагодарностью, а теперь еще и враждебностью. Да Дикки просто-напросто хочет от него избавиться. Том подумал, что, если он убьет Дикки в поезде, можно будет сказать, что произошел несчастный случай. Он даже мог бы Ему вдруг пришла в голову блестящая мысль: он мог бы стать Дикки Гринлифом. Делать то, что делает Дикки, он умеет. Первым делом вернулся бы в Монджибелло, забрал вещи Дикки, рассказал Мардж какую-нибудь историю, снял квартиру в Риме или Париже и каждый месяц получал бы чеки Дикки, подделывая его подпись. Он мог бы стать вторым Дикки и сделал бы это так, чтобы мистер Гринлиф-старший стал совсем ручным. Риск лишь придавал ему силы, хотя он смутно и осознавал, что риск этот скоротечен. Он начал обдумывать как.
В поезде Дикки не произнес ни слова. Сославшись на то, что ему хочется спать, он сложил руки на груди и закрыл глаза. Том сидел напротив и смотрел на его скуластое, красивое, исполненное высокомерия лицо, на его пальцы с кольцом и золотой печаткой. Он вдруг подумал, что неплохо было бы украсть это кольцо до отъезда. Сделать это совсем нетрудно: Дикки снимает его, когда идет купаться. Иногда он снимал кольцо, даже когда принимал душ. Том решил украсть его в самый последний день. Том не сводил глаз с закрытых век Дикки. Ненависть и симпатия, нетерпение и чувство безысходности владели им попеременно, затрудняя дыхание. Ему хотелось убить Дикки. Он уже не первый раз об этом думал, но раньше то был порыв, вызванный гневом или разочарованием; порыв вскоре исчезал, оставляя чувство стыда. Теперь же он думал об этом целую минуту, две минуты, ведь он уедет от Дикки, чего же тогда стыдиться? С Дикки у него не сложилось. Он его ненавидел, потому что, с какой стороны ни посмотри, неудача Тома не его вина, и успеха он не добился не потому, что что-то сделал не так, а из-за нечеловеческого упрямства Дикки. И из-за его непомерной грубости! Он предлагал Дикки дружбу, товарищество, уважительное отношение все, что только мог предложить, а Дикки отвечал ему неблагодарностью, а теперь еще и враждебностью. Да Дикки просто-напросто хочет от него избавиться. Том подумал, что, если он убьет Дикки в поезде, можно будет сказать, что произошел несчастный случай. Он даже мог бы Ему вдруг пришла в голову блестящая мысль: он мог бы стать Дикки Гринлифом. Делать то, что делает Дикки, он умеет. Первым делом вернулся бы в Монджибелло, забрал вещи Дикки, рассказал Мардж какую-нибудь историю, снял квартиру в Риме или Париже и каждый месяц получал бы чеки Дикки, подделывая его подпись. Он мог бы стать вторым Дикки и сделал бы это так, чтобы мистер Гринлиф-старший стал совсем ручным. Риск лишь придавал ему силы, хотя он смутно и осознавал, что риск этот скоротечен. Он начал обдумывать как.