Он усмехнулся. Вот это и есть реальность выставлять происходящее в смешном и нелепом виде, и это гораздо важнее всего того, что происходило с ним на протяжении пяти недель с того момента, когда он познакомился с Дикки
Дикки ничего не сказал, лишь сунул сигарету в рот и, достав пару банкнот в сто лир из бумажника крокодиловой кожи, положил их на стойку бара. Том обиделся, что Дикки промолчал, обиделся как ребенок, вокруг которого все хлопотали, когда он был болен, но который все же ожидал после выздоровления услышать хотя бы одно ласковое слово. Но Дикки был безучастен. Он угостил Тома несколькими рюмками бренди так же равнодушно, как если бы встретил незнакомого человека без гроша, которому было нехорошо. Неожиданно Том подумал: «Дикки не хочет, чтобы я ехал в Кортину». Эта мысль уже не первый раз приходила ему в голову. В Кортину поедет Мардж. Когда Мардж с Дикки в последний раз были в Неаполе, они купили новый огромный термос для поездки в Кортину и даже не поинтересовались у него, нравится ли этот термос ему. Они просто медленно, шаг за шагом, отстраняли его от приготовлений к поездке. Тому казалось, что Дикки ждет, чтобы он уехал, прежде чем они отправятся в Кортину. Две недели назад Дикки говорил, что покажет ему лыжные трассы вокруг Кортины, отмеченные на его карте. Как-то вечером Дикки развернул карту, но Тому не сказал ни слова.
Готов? спросил Дикки.
Послушно, как собака, Том вышел вслед за ним из бара.
Если ты сам можешь добраться до дому, то, может, я забегу ненадолго к Мардж? спросил Дикки, когда они вышли на дорогу.
Я чувствую себя отлично, ответил Том.
Вот и хорошо.
Отойдя на какое-то расстояние, Дикки обернулся и бросил через плечо:
Не зайдешь ли на почту? А то я могу забыть.
Том кивнул. Он повернул к почте. Пришло два письма: Тому от отца Дикки и Дикки из Нью-Йорка от человека, которого Том не знал. Стоя в дверях, он распечатал письмо от мистера Гринлифа и бережно развернул лист бумаги с напечатанным на пишущей машинке текстом. В верхней части письма красовалась солидная шапка компании «БуркГринлиф Уотеркрафт инкорпорейтед», выдержанная в бледно-зеленых тонах, со штурвалом посередине.
«10 ноября 19
Дорогой Том!
Ввиду того, что ты живешь у Дикки уже больше месяца и что после твоего приезда он обнаруживает не больше желания возвратиться домой, чем раньше, я могу лишь сделать вывод, что тебе не удалось ничего сделать. Я понимаю, что ты с самыми лучшими намерениями сообщал о том, что он обдумывает возвращение, но, честно говоря, в его письме от 26 октября я не увидел на это и намека. По правде говоря, он исполнен еще большей решимости остаться там, где сейчас находится.
Мне бы хотелось, чтобы ты знал, что мы с женой отдаем должное предпринятым тобою усилиям в отношении нас и его. Однако ты можешь более не считать себя связанным со мной какими-либо обязательствами. Я полагаю, что предпринятые тобой в последний месяц хлопоты не доставили тебе чрезмерных неудобств, и искренне надеюсь, что эта поездка доставила тебе хоть какое-то удовольствие, несмотря на то что главная ее цель так и не была достигнута.
Прими наши благодарности.
Искренне твой,
Это был последний удар. Холодным тоном еще более холодным, чем его обычная деловая холодность, потому что это было отстранение, в которое он вставил вежливую нотку благодарности, мистер Гринлиф попросту от него отделался. Тому не удалось ничего сделать. «Я полагаю, что предпринятые тобой хлопоты не доставили тебе чрезмерных неудобств» И с каким сарказмом сказано! Мистер Гринлиф даже не обмолвился о том, что будет рад снова увидеться с ним по возвращении в Америку.
Прими наши благодарности.
Искренне твой,
Это был последний удар. Холодным тоном еще более холодным, чем его обычная деловая холодность, потому что это было отстранение, в которое он вставил вежливую нотку благодарности, мистер Гринлиф попросту от него отделался. Тому не удалось ничего сделать. «Я полагаю, что предпринятые тобой хлопоты не доставили тебе чрезмерных неудобств» И с каким сарказмом сказано! Мистер Гринлиф даже не обмолвился о том, что будет рад снова увидеться с ним по возвращении в Америку.
Том машинально поднимался к дому. Он думал о том, что Дикки, наверное, рассказывает сейчас Мардж о Карло, с которым они встретились в баре, и о том, что потом случилось на дороге. Мардж, конечно же, скажет: «Дикки, почему ты от него не избавишься?» Может, ему следует вернуться и все объяснить им, заставить выслушать его? Том обернулся и посмотрел в сторону загадочного фасада дома Мардж, стоявшего на холме, на его пустые темные окна. Его джинсовая куртка намокла от дождя. Он поднял воротник и быстро зашагал вверх к дому Дикки. По крайней мере, с гордостью думал Том, он не пытался выудить у мистера Гринлифа еще денег, а ведь мог бы. Мог бы сделать это даже с помощью Дикки, если бы поговорил с ним, когда Дикки был в хорошем настроении. Да любой бы на это пошел, думал Том, любой, а он не стал этого делать, а это о чем-то говорит.
Он стоял в углу террасы, глядя на неясную, размытую линию горизонта, и ни о чем не думал, чувствуя лишь потерянность и одиночество, как будто все происходило во сне. Даже Дикки и Мардж были где-то далеко, и то, о чем они говорили, было совершенно не важно. Он был один, и это главное. Он чувствовал, как по спине его бежит холодок.
Услышав, как открывается калитка, он обернулся. Улыбаясь, Дикки шел по тропинке, но Тому его улыбка показалась вымученной, данью вежливости.
Что ты тут мокнешь под дождем? спросил Дикки и юркнул в дверь, ведущую в холл.
Очень освежает, любезно ответил Том. Тебе письмо.
Он протянул Дикки письмо, а то, что получил от мистера Гринлифа, сунул в карман.
Том повесил куртку в шкаф. После того как Дикки прочитал письмо а читая его, он громко смеялся, Том спросил:
Как ты думаешь, Мардж хотела бы поехать с нами в Париж?
Дикки удивленно посмотрел на него.
Думаю, что да.
А ты спроси у нее, весело проговорил Том.
Не знаю, поеду ли я туда сам, сказал Дикки. Я бы не прочь съездить куда-нибудь на несколько дней, но в Париж Он закурил. Почему бы не съездить в Сан-Ремо или в Геную. Прекрасный город!
Но Париж Геную ведь с ним не сравнить?
Конечно нет, но она гораздо ближе.
А когда мы поедем в Париж?
Не знаю. Когда-нибудь. Париж никуда не денется.
Том прислушался к этим словам, пытаясь понять, каким тоном они были сказаны. Вчера Дикки получил письмо от отца. Он прочитал вслух несколько фраз, они оба даже посмеялись над чем-то, но все письмо читать не стал, хотя раньше это делал. Том был убежден, что мистер Гринлиф написал Дикки, что сыт Томом Рипли по горло, а может, еще и добавил, что подозревает, что Том тратит деньги на собственные развлечения. Месяц назад Дикки посмеялся бы над этим, но не теперь.
Я подумал, что, раз уж у меня осталось немного денег, мы должны съездить в Париж, настойчиво продолжал Том.
Вот и съезди. У меня нет настроения. Буду копить силы на Кортину.
Ну может, тогда в Сан-Ремо? спросил Том, пытаясь поддержать дружеский тон, хотя сам готов был расплакаться.
В Сан-Ремо можно.
Том бросился на кухню. В углу, возвышаясь массивной глыбой, стоял огромный белый холодильник. Несколькими минутами раньше у Тома возникло желание выпить чего-нибудь со льдом, но, оказавшись на кухне, он передумал. Как-то Том вместе с Дикки и Мардж провел целый день в Неаполе. Они рассматривали холодильники, формочки для льда, сравнивали, чем один лучше другого, пока Тому все холодильники не стали казаться похожими друг на друга, однако Дикки и Мардж продолжали оценивать их с энтузиазмом новобрачных. Потом они провели несколько часов в кафе, обсуждая достоинства всех тех холодильников, которые они видели, прежде чем остановили свой выбор на одном из них. Теперь Мардж заглядывала к ним чаще, чем раньше, потому что держала в холодильнике кое-что из своих продуктов и, кроме того, часто приходила за льдом. Том вдруг понял, почему он так ненавидел этот холодильник. Да потому, что Дикки теперь прикован к дому. Появление холодильника не только положило конец их мечтам о путешествии этой зимой в Грецию, оно означало также, что Дикки, скорее всего, не переедет жить ни в Париж, ни в Рим, о чем они говорили в первые недели после приезда Тома. Это нереально при наличии холодильника, которых в деревне всего-то штуки четыре, а этот еще и с шестью формочками для льда и с таким количеством полок на дверце, что всякий раз, когда его открывали, он напоминал о поражающем разнообразием супермаркете.
Том налил себе выпить, но лед в стакан класть не стал. У него тряслись руки. Не далее как вчера Дикки спросил его: «Ты поедешь на Рождество домой?» и произнес он это как бы между прочим, когда они говорили о чем-то другом, а между тем Дикки было отлично известно, что Том никуда на Рождество не собирался. У него не было дома, и Дикки это знал. Он все рассказал Дикки о тетушке Дотти из Бостона. Как бы намекнул ему, вот и все. А вот Мардж была полна планов на Рождество. Она припасла баночку английского сливового пудинга и собиралась купить индейку у какого-нибудь contadino.[26] Том представил себе, как она будет уплетать ее, приторно сентиментальничая. И рождественскую елочку соорудит, скорее всего, из картона. Пластинку поставит с рождественской песней. Выпьет эгног.[27] Приготовит подарочки для Дикки. Мардж умела вязать. Она все время дома штопала носки Дикки. И они оба незаметно, вежливо избавятся от него, хотя любезности по отношению к нему будут даваться им с трудом. Тому тяжело было об этом думать. Что ж, он уедет. Надо что-то предпринять, только бы не проводить с ними Рождество. Этого ему не вынести.
12
Мардж заявила, что не поедет в Сан-Ремо, у нее «пошла» книга. Мардж работала урывками, но неизменно бодро, хотя Тому казалось, что процентов семьдесят пять времени она, по ее собственному выражению, «лодырничала». Говоря об этом, она всякий раз посмеивалась. Поганая, должно быть, будет книжка, думал Том. Он и раньше был знаком с писателями. Левой рукой, лежа полдня на пляже и размышляя, что будет на обед, книгу не напишешь. Но он был рад, что книга «пошла» именно в то время, когда они с Дикки собрались в Сан-Ремо.
Буду очень тебе благодарна, Дикки, если ты найдешь духи «Страдивари», сказала Мардж. В Неаполе их нет. В Сан-Ремо они должны быть там столько магазинов с французскими товарами.
Том представил себе, как они целый день бродят по Сан-Ремо в поисках духов, как искали их в одну из суббот в Неаполе.