Том бросился к рычагу, но лодка в то же мгновение взлетела, описав сумасшедшую дугу. Он увидел воду под собой и протянул руку, чтобы схватиться за борт, но борта не было.
Он оказался в воде.
Судорожно дыша, он изо всех сил рванулся вверх, чтобы схватиться за лодку. Не вышло. Лодка вертелась волчком. Том дернулся еще раз, но лишь глубже ушел под воду, так что его стало накрывать с головой очень медленно, и тем не менее он успел хлебнуть воды. Лодка уплывала все дальше. Ему уже приходилось раньше видеть, как крутится в подобных случаях лодка; она не остановится до тех пор, пока кто-нибудь не заберется в нее и не заглушит мотор. Оказавшись вдали от нее, он понял, что погибнет; погрузившись с головой под воду, он попытался было грести ногами; шум мотора вдруг стих, потому что вода залилась ему в уши, и он слышал только те звуки, которые издавал сам, он продолжал дышать, бороться, и еще он слышал, как отчаянно бьется пульс. Том вынырнул на поверхность и бессознательно устремился в сторону лодки, единственного, что плавало, хотя она и продолжала вертеться, так что к ней невозможно было приблизиться. Ее острый нос промелькнул мимо него два, три, четыре раза, а он за это время сумел сделать всего один вдох.
Том стал звать на помощь, но лишь набрал полный рот воды. Он коснулся рукой днища лодки, но тут же отдернул ее, потому что лодка продолжала вращаться. Том в отчаянии потянулся к корме, не обращая внимания на винты. Его пальцы нащупали руль. Он нырнул, но сделал это не вовремя: киль ударил его по затылку и отбросил в сторону. Теперь рядом оказалась корма, он потянулся было к ней, но пальцы соскальзывали с руля. Другой рукой он ухватился за корму, стараясь держаться от нее на расстоянии вытянутой руки, чтобы винты его не задели. Неожиданно он ощутил прилив сил. Рванувшись к той части кормы, что была ближе, он зацепился за ее край, потом подтянулся и нащупал рычаг.
Лодка замедлила вращение.
Том ухватился за борт двумя руками. Смешанное чувство облегчения и неверия овладело им, и тут же он ощутил жжение в горле и боль в груди, появлявшуюся с каждым вдохом. Прежде чем забраться в лодку, он, ни о чем не думая, отдохнул минуты две, а то и больше, собираясь с силами. Наконец Том медленно подтянулся и резко перебросил тело через борт. Он упал лицом вниз, а ноги повисли за бортом. Какое-то время он не двигался, ощущая на кончиках пальцев липкую кровь Дикки; изо рта и из носа у него струилась какая-то жидкость, смешавшаяся с морской водой. Прежде чем пошевелиться, он подумал о своих дальнейших действиях; лодка была в крови, значит ее нельзя возвращать. А еще нужно запустить мотор и решить, в какую сторону следует плыть.
Потом он вспомнил о кольцах Дикки. Пошарив в кармане своей куртки, он убедился, что они по-прежнему там, да и куда они могли деться? Тома одолел приступ кашля, и, когда он стал оглядываться, нет ли поблизости другой лодки и не спешит ли кто к нему, его взор затуманили слезы. Он протер глаза. Лодок не было, не считая той небольшой моторки, что плыла где-то вдалеке. Вряд ли те, кто в ней сидит, обратили на него внимание. Том взглянул под ноги. Удастся ли отмыть кровь? Он где-то слышал, что кровь отмывается с большим трудом. Поначалу он хотел вернуть лодку, и, если бы лодочник спросил, где его приятель, он бы ответил, что высадил его на берегу. Теперь об этом не могло быть и речи.
Том осторожно потянул на себя рычаг. Мотор завелся. Он даже этого испугался, но мотор был отзывчивее и гуманнее моря, а потому не так страшен. Том взял курс к берегу, к северу от Сан-Ремо. Возможно, удастся найти там какое-нибудь место, заброшенную бухточку, где можно будет оставить лодку. А что, если лодку найдут? Проблема казалась неразрешимой. Он попробовал собраться с мыслями, но никак не мог понять, как избавиться от лодки.
Том увидел сосны, безлюдный берег и оливковую рощу в зеленоватой дымке. Он медленно подплыл сначала к правой части пляжа, потом к левой, чтобы убедиться, нет ли здесь людей. Никого не было. Тогда он направился к низкому берегу, тщательно следя за скоростью, поскольку не был уверен, что мотор не выкинет еще какую-нибудь штуку. Скоро нос лодки заскрипел о песок. Он повернул рычаг и выключил мотор. Потом осторожно ступил в воду, подтащил, насколько хватило сил, лодку к берегу и вынес из нее две куртки, свои сандалии и флакон духов Мардж. В этой маленькой бухточке не больше пятнадцати футов шириной он чувствовал себя спокойно и в безопасности. Людей нигде не было видно. Тому пришло вдруг в голову, что лодку можно затопить.
Он принялся собирать камни величиной с человеческую голову, потому что ничего тяжелее он поднять не мог. Том бросал их в лодку, но в конце концов пришлось собирать маленькие камни, потому что больших поблизости не было. Он работал без остановки, не давая себе передышки, потому что знал: стоит только расслабиться на секунду, и он тотчас рухнет от изнеможения и будет лежать на берегу до тех пор, пока кто-нибудь его не найдет. Набросав полную лодку камней, он оттолкнул ее и принялся раскачивать, пока вода не начала перехлестывать через борт. Лодка стала погружаться. Том подтолкнул ее и побрел за ней. Она затонула, когда он оказался по пояс в воде. Он с трудом побрел к берегу, а добравшись до суши, рухнул на песок лицом вниз и тотчас же стал думать о своем возвращении в гостиницу: что он скажет и что предпримет в дальнейшем. Из Сан-Ремо следовало уехать до наступления ночи и вернуться в Монджибелло. Но ведь и там придется что-то рассказывать.
13
Том вернулся в гостиницу под вечер, в тот час, когда итальянцы и все прочие ее обитатели, приняв душ и переодевшись, уже оккупировали столики возле кафе и занялись разглядыванием прохожих, не пропуская ничего из того, что могло показаться занимательным. На Томе были лишь плавки, сандалии и вельветовая куртка Дикки. Свои слегка испачканные кровью брюки и куртку он нес под мышкой. Он шел неторопливой походкой, потому что страшно устал, хотя голову держал прямо ради того, чтобы на пути к гостинице его видели сотни людей. Едва выбравшись из Сан-Ремо, он подкрепился в придорожном баре: выпил пять чашек кофе, не пожалев сахару, и три рюмки бренди. Теперь он играл роль ведущего здоровый образ жизни молодого человека, который проводит день на суше и на море, потому что ему нравится проводить время и там, и там, ведь он хороший пловец, не боится холода и плавает по вечерам даже в прохладную погоду. Он добрался до гостиницы, взял ключ, поднялся в свой номер и повалился на постель. Надо отдохнуть часок, подумал он, но засыпать нельзя, иначе проспишь долго. Он полежал немного и, когда его потянуло ко сну, поднялся и ополоснул лицо под краном. Потом смочил полотенце и снова лег, помахивая полотенцем, чтобы не дать себе заснуть.
13
Том вернулся в гостиницу под вечер, в тот час, когда итальянцы и все прочие ее обитатели, приняв душ и переодевшись, уже оккупировали столики возле кафе и занялись разглядыванием прохожих, не пропуская ничего из того, что могло показаться занимательным. На Томе были лишь плавки, сандалии и вельветовая куртка Дикки. Свои слегка испачканные кровью брюки и куртку он нес под мышкой. Он шел неторопливой походкой, потому что страшно устал, хотя голову держал прямо ради того, чтобы на пути к гостинице его видели сотни людей. Едва выбравшись из Сан-Ремо, он подкрепился в придорожном баре: выпил пять чашек кофе, не пожалев сахару, и три рюмки бренди. Теперь он играл роль ведущего здоровый образ жизни молодого человека, который проводит день на суше и на море, потому что ему нравится проводить время и там, и там, ведь он хороший пловец, не боится холода и плавает по вечерам даже в прохладную погоду. Он добрался до гостиницы, взял ключ, поднялся в свой номер и повалился на постель. Надо отдохнуть часок, подумал он, но засыпать нельзя, иначе проспишь долго. Он полежал немного и, когда его потянуло ко сну, поднялся и ополоснул лицо под краном. Потом смочил полотенце и снова лег, помахивая полотенцем, чтобы не дать себе заснуть.
Наконец он поднялся и начал замывать пятно крови на брючине. Он тер его мылом и пилкой для ногтей, а когда устал, оставил это занятие и принялся собирать чемодан. Он сложил вещи Дикки так, как тот обыкновенно их складывал, положив зубную пасту и щетку в левый кармашек. Потом снова взялся за брючину. На его куртке было столько пятен крови, что ее вряд ли удастся когда-нибудь надеть, придется от нее избавиться, но можно надеть куртку Дикки она такого же бежевого цвета и почти такого же размера. Том сшил себе похожий костюм и у того же портного в Монджибелло, что и Дикки. Он положил костюм в чемодан. Потом спустился вниз и потребовал счет.
Служащий за конторкой спросил, где его приятель, и Том ответил, что собирается с ним встретиться на вокзале. Служащий любезно улыбался и пожелал Тому buon viaggio.[30]
В двух кварталах от гостиницы Том зашел в ресторанчик и заставил себя съесть тарелку куриного бульона с овощами в надежде, что еда придаст ему сил. Он то и дело озирался, боясь увидеть лодочника. Главное, думал он, это сегодня же покинуть Сан-Ремо, взять такси, если нет поезда или автобуса, и уехать в другой город.
На вокзале Том узнал, что есть ночной поезд на юг, отходящий в десять двадцать четыре. Назавтра просыпаешься в Риме и пересаживаешься на поезд в Неаполь. Все показалось ему вдруг так легко и просто, что он самоуверенно подумал, что неплохо бы заехать на несколько дней в Париж.
Spetta un momento,[31] сказал он служащему, который уже начал оформлять ему билет.
Том прошелся вокруг чемодана, размышляя о Париже. Всего одна ночь. Провести там, скажем, два-три дня. Мардж можно ничего и не говорить. Но он тотчас отверг Париж. Там ему будет неспокойно. Ему не терпелось добраться до Монджибелло и покопаться в вещах Дикки.
В поезде аккуратно выглаженные белые простыни показались ему вершиной блаженства. Прежде чем погасить свет, он погладил их руками. А чистое серо-голубое одеяло, маленькая черная сетка над головой, в которую можно положить все что угодно У Тома захватило дух, когда он подумал, сколько удовольствий можно себе позволить на деньги Дикки совсем другие постели, столы, моря, пароходы, чемоданы, рубашки, годы свободы, годы наслаждения. Он выключил свет, уронил голову на подушку и почти тотчас заснул счастливый, довольный и абсолютно уверенный в себе. Так он себя никогда в жизни не чувствовал.
В Неаполе он зашел на вокзале в туалет, достал из чемодана зубную щетку и расческу Дикки и завернул их в его плащ вместе со своей вельветовой курткой и брюками с пятнами крови. Перейдя через улицу, он засунул все это в мешок для мусора, лежавший возле стены какого-то дома. Потом выпил на завтрак кофе с молоком и съел сладкую булочку в кафе на площади, где находилась автобусная остановка, и сел в уже знакомый ему одиннадцатичасовой автобус в Монджибелло.