Опустившись в кресло-качалку, матушка уставилась на дверь.
Вдруг в лесу заухали совы. Чьи-то быстрые шаги простучали по дорожке, ведущей к хижине матушки, и чьи-то кулаки с грохотом заколотили в дверь.
Сторонний наблюдатель, никогда не слышавший о железном самообладании матушки Ветровоск, которым можно было гнуть подковы, мог бы подумать, что в этот момент матушка с облегчением, едва слышно вздохнула.
Что ж, почти вовремя, пробормотала она.
Тут, рядом с конюшнями, шума царившей в замке суматохи почти не было слышно. Ястребы и соколы спокойно сидели на жердочках, пребывая в собственных внутренних мирках, состоявших сплошь из стремительных падений и восходящих потоков. Периодически птицы бряцали цепями и хлопали крыльями.
Сокольничий Ходжесааргх готовился к сегодняшнему празднеству в своей крошечной каморке, когда вдруг понял, что в птичьем питомнике воцарилась полная, абсолютная тишина. Удивившись, он выглянул проверить, что происходит. Все птицы замерли в клетках, как будто чего-то ждали. Даже орел Король Генри, с которым можно было иметь дело, лишь облачившись в полный доспех, настороженно косил глазом.
Может, крыса забежала? На этих гнусных тварей подопечные Ходжесааргха реагировали примерно таким вот образом. Сокольничий пошарил взглядом по углам. Нет, никаких крыс, хотя, возможно, гадина успела улизнуть.
Для участия в предстоящих сегодня событиях Ходжесааргх выбрал канюка Вильяма, на которого мог всецело положиться. Разумеется, Ходжесааргх мог положиться на всех своих птиц, но лишь в одном: при первой же возможности они непременно постараются нанести телесные повреждения максимальному числу оказавшихся рядом людей (и прежде всего самому Ходжесааргху). Вильям, напротив, считал себя курицей и, как правило, не представлял ни малейшей опасности.
Однако сейчас даже Вильям уделял некое внимание окружающему миру, что случалось с ним нечасто. Разве что во время кормежки.
«Странно», подумал Ходжесааргх. Пожав плечами, он удалился обратно в каморку.
Птицы, задрав головы, продолжали смотреть вверх, словно крыша вдруг куда-то подевалась.
Матушка Ветровоск опустила взгляд на круглое, раскрасневшееся и чем-то обеспокоенное лицо.
Постой-постой, ты ведь Она собралась с мыслями. Юный Чотли из Ломтя, правильно?
Ты Судорожно переводя дыхание, мальчик прислонился к косяку. Ты б'стрей
Просто сделай несколько глубоких вдохов. Водички принести?
Ты т'бя
Да-да, конечно. Просто дыши.
Чотли принялся послушно хватать ртом воздух.
Госпоже-Плющ-и-ее-дочке-нужна-помощь! наконец выпалил он, почти не делая промежутков между словами.
Матушка сорвала шляпу с вешалки у двери и, протянув руку вверх, достала из-под крыши помело.
А мне казалось, за ней присматривает госпожа Господиеси, сказала она, пришпиливая к волосам остроконечную шляпу ловкими движениями воина, готовящегося к внезапной битве.
У нее там какая-то беда!
Не тратя времени на дальнейшие расспросы, матушка ринулась прочь по дорожке.
Лужайка перед домом завершалась невысоким обрывом в том самом месте, где тропинка делала резкий изгиб и уходила в леса. Перекинув ногу через судорожно дергающееся помело, матушка решительно прыгнула вниз.
До земли оставались считаные футы, когда в помеле наконец проскочила магическая искра, и матушка, чиркнув башмаками о папоротники, взмыла в ночное небо.
Дорога петляла по горам, будто оброненная кем-то лента. Свист ветра не смолкал ни на миг.
Разбойник с большой дороги сидел на мощном вороном жеребце. Возможно, это был единственный жеребец в мире, к седлу которого была привязана лестница.
Объяснялось все очень просто. Лихого человека звали Казанундой, и он был гномом. Принято считать, что гномы весьма законопослушные существа, они стараются держаться особняком и в делах сердечных (и прочих делах, связанных с некоторыми другими органами) действуют крайне осмотрительно. И гномы действительно таковы. Но порой генетика выбрасывает на зеленом сукне жизни весьма странное сочетание костей, и тогда гномья среда рождает Казанунду, который предпочитает плотские удовольствия деньгам и питает к женскому полу страсть, которую все прочие гномы питают лишь к золоту.
Признавая полезность законов, Казанунда следовал им лишь в тех случаях, когда это ему было выгодно. Грабителей и разбойников он от всей души презирал, но в то же время не мог не согласиться, что занятие сие не лишено приятности, поскольку целыми днями ты находишься в сельской местности и дышишь свежим воздухом, что весьма полезно для здоровья, в отличие от всяких городов, битком набитых ревнивыми мужьями, которым только дай повод дубиной помахать.
Беда была лишь в том, что никто из путников не принимал Казанунду всерьез. О нет, с каретами проблем не было, кареты останавливались, но почему-то путешествующие в них люди сразу начинали глупо шутить: «И это разбойник с большой дороги? Поискал бы ты себе дорогу поменьше! Вырасти сначала! Гы-гы-гы» Стрела, всаженная в коленную чашечку, сразу отбивала охоту к дурацким шуткам, но это было немножко неприятно.
Он задумчиво дул на окоченевшие руки, когда его внимание привлек стук копыт. По дороге приближалась карета.
Казанунда уже было собирался покинуть свое скромное укрытие, как вдруг заметил второго грабителя, появившегося из леса, что тянулся вдоль противоположной стороны дороги.
Карета послушно остановилась. Конкурент объехал ее, склонился к двери и начал было произносить традиционную речь (Казанунда находился слишком далеко, чтобы слышать его слова), но тут
Из окошка внезапно высунулась чья-то рука и стремительно утянула грабителя внутрь.
Некоторое время карета ходила ходуном, потом дверь распахнулась и на дорогу вывалился грабитель.
Карета, скрипнув колесами, покатила дальше.
Немного выждав, Казанунда приблизился к телу. Пока хозяин отвязывал лестницу и спускался на землю, конь терпеливо ждал.
Казанунда сразу понял, что грабитель мертв. Живые люди, как правило, отличаются некоторым наличием крови в жилах.
Проехав еще несколько миль, экипаж остановился на вершине перевала, с которого начинался длинный извилистый путь вниз, к Ланкру и равнинам.
Четыре фигуры вышли из кареты и приблизились к краю склона.
За их спинами в небе собирались облака, но здесь воздух был морозным и кристально чистым. На са́мом горизонте поблескивал в лунном свете Край Диска, а далеко внизу отчетливо виднелось прижавшееся к склонам гор маленькое королевство.
Ворота в мир, сказал граф Сорокула.
Причем неохраняемые, добавил его сын.
Напротив. Обладающие крайне эффективной защитой, сказал граф и улыбнулся. Вернее, обладавшие до сегодняшнего дня.
Ведьмы встанут на нашу сторону, заметила графиня.
Во всяком случае, одна из них, согласился граф. Исключительно занятная женщина. Из исключительно занятной семьи. Дядя рассказывал мне о ее бабушке. Женщины из рода Ветровосков всегда стояли одной ногой в темном мире. Это у них в крови. Причем силу свою они черпают именно в отрицании этого непреложного факта. Его зубы ярко сверкнули в темноте. Но скоро, очень скоро она поймет, какая сторона хлеба намазана маслом.
И с какой стороны позолочен пряник, добавила графиня.
О да. Отлично сказано. Это расплата за то, что она принадлежит к клану Ветровосков. Таковы все их женщины. Чем ближе к старости, тем отчетливее слышится им лязг печной заслонки.
Однако, насколько мне известно, она крайне несговорчива, заметил сын. И хитра.
А давайте ее убьем! воскликнула дочь графа.
Лакки, малыш, нельзя убить всех.
Почему?
Потому. О нет, будет куда интереснее использовать ее. Окружающий мир она видит исключительно в черно-белых цветах. В эту ловушку попадают почти все, кто обладает силой. О да! И такой вот разум очень легко направить в нужном направлении. Нужно лишь чуток подтолкнуть.
Послышался шум крыльев, и нечто двухцветное опустилось на плечо графа.
И вот это задумчиво пробормотал граф, гладя сороку по крылу. Из внутреннего кармана камзола он достал белую картонку. Края карточки, освещенные лунным светом, ярко блеснули. Кто бы мог предположить? Раньше ничего подобного не случалось. И это еще раз доказывает, что грядет новый мировой порядок.
Милый, дай-ка мне свой носовой платок, перебила графиня. Ты немножко испачкался.
Она промокнула подбородок графа и убрала заляпанный кровью платок обратно в мужнин карман.
Вот теперь все в порядке.
Но другие ведьмы напомнил сын, поморщившись так, словно при одном упоминании ведьм во рту у него все сводило.
Да, конечно. Надеюсь, мы с ними повстречаемся. Будет очень забавно.
И они вернулись в карету.
Сознание постепенно возвращалось. Покачнувшись, незадачливый грабитель наконец поднялся на ноги, которые как будто что-то держало. Впрочем, это неприятное чувство возникло лишь на мгновение. Он раздраженно потер шею и поискал взглядом коня, который обнаружился совсем неподалеку, у ближайшей скалы.
Однако, когда разбойник попытался взять коня под уздцы, рука прошла сквозь кожаные ремешки и лошадиную шею так, словно те были абсолютно бесплотны. Громко заржав, конь вскинулся на дыбы и умчался прочь бешеным галопом.
Не слишком-то удачная ночка выдалась, устало подумал разбойник. Сначала добыча ускользнула, не хватало еще и коня лишиться Но кем были эти люди? В карете что-то произошло что-то весьма неприятное.
Разбойник принадлежал к тому типу людей, которые, получив трепку от более сильного соперника, тут же начинают искать жертву послабее, чтобы сполна на ней отыграться. «Ну, кому-то сегодня ночью очень не поздоровится, поклялся про себя разбойник. Кроме того, мне потребуется новый конь»
И тут, словно бы откликнувшись на его мысли, ветер донес топот копыт. Достав из ножен клинок, разбойник шагнул на дорогу.
Кошелек или жизнь!
Лошадь послушно остановилась в нескольких футах от него. Разбойник едва слышно присвистнул: похоже, госпожа Удача наконец повернулась к нему лицом. Лошадь была просто превосходной, поджарой, выносливой настоящий скакун, а не какая-нибудь деревенская кляча. И какой красивый цвет шкуры Лошадь как будто светилась в тусклом свете звезд, а упряжь ее, судя по всему, была украшена серебром.
Кошелек или жизнь!
Лошадь послушно остановилась в нескольких футах от него. Разбойник едва слышно присвистнул: похоже, госпожа Удача наконец повернулась к нему лицом. Лошадь была просто превосходной, поджарой, выносливой настоящий скакун, а не какая-нибудь деревенская кляча. И какой красивый цвет шкуры Лошадь как будто светилась в тусклом свете звезд, а упряжь ее, судя по всему, была украшена серебром.