b) Во-вторых, мы предупреждаем его не иметь известного рода предрассудков. Некоторые думают, что если не получится включить в свои папки произведения только превосходных мастеров, редкости, то вообще не стоит собирать. В этом именно и заключается предрассудок. На художественном рынке есть еще много листов хороших художников, не имеющих, правда, таких высоких цен, как листы отдельно выдающихся мастеров, но все-таки могущих служить украшением хорошей коллекции, доставить много удовольствия и духовной пищи. И в отношении редкостей господствует много предрассудков. Редкость листа не придает ему действительно большого художественного достоинства, ибо она представляется обстоятельством случайным. Иногда самые редкие листы какого-нибудь мастера суть вместе с тем и самые слабые его произведения; они потому и редки, что художник, усмотрев их слабость, забраковал их и хотел предать забвению. В заключение скажем, что предрассудки видны и у исключительных собирателей первых оттисков, листов прежде шрифта. Рассуждая без предрассудков, нужно согласиться, что первые оттиски со шрифтом, в отношении добротности отпечатка, вовсе не отличаются от последних оттисков прежде шрифта. Десять или двадцать лишних отпечатаний с доски, произведенных рукой опытного печатника, не производят существенной разницы в добротности оттисков.
с) В-третьих, мы советуем собирателю быть благоразумным и спокойным. Страстному собирателю, конечно, самое трудное соблюсти именно это правило. Он без нужды обнаруживает свои слабые стороны, горячится при всех случаях, когда ему предстоит приобрести что-либо для своей коллекции, вместо того чтобы благоразумно воздерживаться, спокойно следить за ходом сделки и выгадывать свою пользу. Обыкновенно частный собиратель думает, что представившаяся оказия уже не повторится, но в наибольших случаях это не так. Всего частный собиратель приобрести не может; уйдет от него в известном случае лист, но часто он может получить его при других обстоятельствах в лучшем экземпляре и дешевле.
Нет нужды еще подробнее доказывать, что эти же самые правила имеют еще большее значение для представителей публичных собраний. Только особенное назначение публичного музея в иных случаях может видоизменять изложенные советы, ибо такое собрание стремится к своему увеличению в интересах всего искусства и всех друзей его.
3. Где следует собирать?
Мы укажем здесь на источники, могущие служить собирателю для умножения его сокровищ искусства. С увеличением рвения к искусству и к собиранию является потребность в художественном рынке. Где любовь к собиранию процветала, там возникали также торговые заведения, служившие для удовлетворения этой потребности.
Существует два различных рода таких художественных рынков, существенно отличающихся друг от друга, так как один из них постоянный, тогда как другой открыт только в определенных случаях.
Постоянно открытый художественный рынок мы видим в складах эстампных торговцев (Kunsthändler), посвятивших себя преимущественно гравюрному делу и рисункам.
У этих имеющих богатый запас торговцев любитель всегда найдет что-либо для своей коллекции. Помимо случаев счастливых покупок, представляющихся торговцу на аукционах и во время его поездок, ему приносят листы для осмотра и частные лица, желающие скоро продать один или несколько из них. Таким образом, торговцу иногда попадаются в руки и редкости. Выгода покупки у торговца для любителя состоит в том, что он может покончить дело в отношении желанного листа и цены его только с владельцем его, без вмешательства и поднятия цены со стороны второго или третьего лица, как то бывает на аукционах.
Публичные собрания постоянно и охотно находятся в сношениях с торговцами. Ввиду того что последние предлагают кабинетам для покупки листы своих складов и с этой целью присылают их для осмотра, кабинеты получают случай спокойно исследовать присланное, сравнивать его с составом собрания и таким образом приобретать недостающее. При таких присылках всегда научаешься чему нибудь новому: или это листы, которые до этого не были известны и которые в первый раз попадаются в руки, или, при сравнении их с листами собрания, обнаруживается интересная, нигде не описанная разница в оттисках, которая иногда осталась бы незамеченной при отсутствии возможности такого сравнения.
Многие торговцы имеют также обыкновение от времени до времени издавать печатные каталоги своих складов, в которые они включают самые лучшие гравюры с обозначением их цен. Такие каталоги имеют известное значение для истории искусства, в особенности когда лист и его оттиск описаны возможно тщательно и с пониманием дела. И указанные цены имеют известный интерес. Так, каталог склада Р. Вайгеля, образующий целый ряд томов, есть незаменимая справочная книга в отношении литературы искусства и гравюр.
Другим источником для приобретения объектов искусства, открытым только по временам, представляются а у к ц и о н ы (Kunstauctionen), на которых предложившие наибольшую цену могут купить целые коллекции, оставшиеся после какого-либо лица. Они возникли во второй половине прошлого столетия во Франции и Англии. Некоторые из этих аукционов приобрели знаменитое имя и славу, благодаря листам, на них проданным, и ценам, за них заплаченным. В конце этого сочинения мы представим список аукционов гравюр и при этом обратим внимание на самые лучшие из них. В Германии этот род торговли изящными произведениями вошел в употребление несколько позднее, и рынок почти исключительно открыт был в Лейпциге. Правда, в начале этого столетия аукционы имели место и в других городах, например, в 1801 году в Берлине, на котором продавалось собрание Д. Ходовецкого, но все-таки до последнего времени Лейпциг остался метрополией аукционного рынка. Этому много способствовало то обстоятельство, что аукционами этими долго заправлял такой понимающий и серьезный человек, как Р. Вайгель, который честно служил как покупателям, так и продавцам. Подобно тому, как его каталог был посредником между собирателями и его всегда богатым складом, так старался он путем правдивых каталогов точно описывать аукционный товар и определять его критически.
Эта точность и верность Вайгелевых аукционных каталогов принесли много хорошего как для собирателей, так и для истории искусства. Имевший случай видеть прежние аукционные каталоги согласится с правильностью сказанного. Так, в аукционном каталоге, написанном на латинском языке, собрания фон дер Лара (Hieron. von der Lahr), продававшегося в 1762 году во Франкфурте-на-М., одна серия гравюр, отмеченная буквами А. W., приписывалась Антону Вириксу (Anton Wiriex) или Антону Ватерло! Далее, нам попадались старые венские, берлинские и другие аукционные каталоги, в которых самое лучшее обозначилось оптом, например, «папка, заключающая около (!) 80 листов Остаде или по Остаде, продается порознь или партиями». Какие именно листы там были и в каком состоянии, этого мы не узнаем. Возможно, что среди них находились и редкие гравюры, и ценные офорты! В этих каталогах и речи нет о различии копии от оригиналов или о степени сохранности листов. В сравнении с ними каталоги Р. Вайгеля, где каждый лист (исключая серии) описан отдельно, представляют большой шаг к совершенству.
Эта точность и верность Вайгелевых аукционных каталогов принесли много хорошего как для собирателей, так и для истории искусства. Имевший случай видеть прежние аукционные каталоги согласится с правильностью сказанного. Так, в аукционном каталоге, написанном на латинском языке, собрания фон дер Лара (Hieron. von der Lahr), продававшегося в 1762 году во Франкфурте-на-М., одна серия гравюр, отмеченная буквами А. W., приписывалась Антону Вириксу (Anton Wiriex) или Антону Ватерло! Далее, нам попадались старые венские, берлинские и другие аукционные каталоги, в которых самое лучшее обозначилось оптом, например, «папка, заключающая около (!) 80 листов Остаде или по Остаде, продается порознь или партиями». Какие именно листы там были и в каком состоянии, этого мы не узнаем. Возможно, что среди них находились и редкие гравюры, и ценные офорты! В этих каталогах и речи нет о различии копии от оригиналов или о степени сохранности листов. В сравнении с ними каталоги Р. Вайгеля, где каждый лист (исключая серии) описан отдельно, представляют большой шаг к совершенству.
В новейшее время и в других городах Германии в Вене, Берлине, Мюнхене, Кельне, Штутгарте, Франкфурте и пр. имеются или постоянные, или временные аукционы, но, несмотря на это, Лейпциг все-таки не потерял прежней славы.
Принимая во внимание превосходство проданных на аукционах собраний и то, что каталоги о продаже их составлены были аукционистами и этим они соприкасаются к области искусства, мы назовем из них в Лейпциге Другулина и Бернера, в Берлине Р. Лепке, в Вене К. Вавру (прежде Митке и Вавра), во Франкфурте-на-Майне Ф.А. Престеля, в Штутгарте Гутекунста, в Мюнхене Майлингера (прежде Монмормильон), в Кельне Геберле. В новейшее время в Париже у Клемена и в Лондоне у Кольнаги и др. проданы с аукциона знаменитейшие собрания.
Так как успех аукциона, главным образом, зависит от каталога, для него составленного, то мы позволяем себе, в интересах науки об искусстве, указать здесь, чего мы требуем от совершенного каталога, какие он должен иметь достоинства.
Прежде всего от него весьма естественно требуется, чтобы художник везде был правильно указан. Неразумно смело приписывать известный лист какому-нибудь художнику, основываясь на весьма неопределенных предположениях, так как такое указание может впоследствии ввести в заблуждение историка, не имевшего возможности лично видеть и исследовать гравюру. За названием художника должно следовать краткое или сокращенное указание относящейся к предмету литературы, из которой извлечена нумерация отдельных листов. Сочинители аукционных каталогов уже ради собственной пользы должны обладать сведениями по всей литературе искусства. Сюжет листа должен быть описан точно и верно, при редких и неизвестных гравюрах желательно даже историческое изложение. При ссылках на существующий уже список достаточно вкратце указывать на его название. При неописанных еще листах посредством измерения следует обозначать еще величину их. Нужно тщательно избегать смешения оригинала с копией. Крайне необходимо точно указывать на состояние оттиска и на степень его сохранности. Об отдельных относящихся сюда подробностях мы уже говорили на стр. 141. Торговцы и аукционисты должны быть умерены в выражениях насчет редкости листов. Словами «редко» или «очень редко» это достаточно выражается. То же следует сказать относительно обозначения добротности листа, для чего также достаточно сказать: хорошо, прекрасно или очень хорошо; хорошо или безукоризненно сохранен. Тирады вроде «оттиск величайшей, небывалой, цельной и девственной красоты» уже сами по себе смешны.
Мы не можем упустить случая, чтобы самым серьезным образом не высказать порицания часто встречающемуся в новейшее время безобразию. Собиратели, не могущие лично присутствовать на аукционах, дают поручения своим комиссионерам. Но при этих поручениях вошло, кажется, в моду не обозначать комиссионерам предела цены: собиратель во что бы то ни стало желает иметь лист. Но когда этого желают два или несколько собирателей, то, как выше объяснено, немыслимо, чтобы каждый из них мог приобрести лист за какую угодно цену. Вследствие этого собиратели, не могущие или не желающие сами выдерживать борьбы, должны указывать определенный предел, а аукционные комиссионеры вовсе не должны принимать таких неопределенных и неограниченных поручений. Один любитель, скромных средств, дал неограниченное поручение комиссионеру в следующих выражениях: «Я должен иметь этот лист во всяком случае, во что бы то ни стало, но цена его не должна превышать двух талеров».