Стелла, Астрид и Хосе, я нисколько не сомневаюсь, быстренько справятся с возгоранием. В Хьюстоне и в Звёздном городке их всё-таки недурно подготовили на случай всяких там экстремальных ситуаций.
Радиосвязь тоже восстановить не проблема. Ну, в конце концов, заменят ребята парочку каких-нибудь закапризничавших электронных блоков. Или расконсервируют системы связи в «Луннике» либо на «Мудре», они тоже позволяют напрямую общаться и с Землёй, и с лунной базой.
А вот отделение «Кентавра» это уже очень серьёзно. И совсем не потому, что на нём в данный момент сижу я. Дело в том, что мы с Ночкой уже сняли со стыковочного отсека всю аппаратуру для сближения грузовика с «Инолусом». Корабль теперь состыковать с лунной станцией невозможно. А если на нём вдобавок включилась программа самоликвидации
Противные мурашки строем протопали у меня по спине. Программа ликвидации не сулила сидящему на макушке грузовика пилоту Зайчонку ничего хорошего. После выхода из лунной тени «Кентавр» сориентируется на Солнце закруткой вокруг продольной оси, построит курсовые углы и включит маршевый двигатель. Движок даст совсем небольшой импульс, и корабль уйдёт из сферы притяжения и Земли и Луны в последний полёт к Солнцу. Вернуться с той ликвидационной траектории будет уже невозможно.
Я взглянул на планшетку. До выхода корабля из лунной тени оставалось около десяти минут. Десять минут терпения, и я узнаю жить мне или склеивать ласты.
Конечно, управление «Кентавром» сейчас можно перехватить с Земли. Но если связь нарушена, в Центре управления полётом просто не успеют сориентироваться в ситуации. Там ведь работают обычные люди, а не ясновидящие.
Самое обидное, что мне самому сделать ничего нельзя. Я никак не смогу добраться до системы управления «Кентавром», которая находится в его агрегатном отсеке. А если бы и добрался, то всё равно ничего бы не смог с ней сделать. Режим ручного управления в ней просто не предусмотрен.
Значит, мне остаётся только отрешённо наблюдать за приближением собственной смерти. Или отцепить крепёжный фал от корабля, оттолкнуться от стенки стыковочного отсека и уйти в свободный полёт вокруг Луны. Что равносильно самоубийству, поскольку ресурсы скафандра не беспредельны. Несколько часов и всё. Ты был славным парнем, Лев Трофимович Зайчонок.
Я ещё десяток-другой секунд раскачивался в волнах захлестнувшего меня пессимизма, пока не сообразил, что под ногами у меня есть твёрдая поверхность стыковочного отсека.
А он вовсе не единое целое с «Кентавром». Его можно отделить вручную! Нужно только раскрыть четыре стяжки-крепления между грузовой кольцевой рамой на торце отсека и её опорами на «Кентавре». Тогда у меня будет шанс всё-таки остаться на окололунной орбите. И дождаться помощи.
Я отцепил фал от якоря на стыковочном отсеке, развернулся и, перехватываясь руками за продольный поручень, двинулся в сторону грузовой рамы.
Стяжки были стандартными, ленточного типа и крепились каждая всего парой крупных болтов. Я достал из рабочей сумки скафандра шуруповёрт, установил его на гайку одного из болтов и нажал спусковую скобу. Вж-ж-жик и болт свободно вышел из резьбы на гайке. Так, теперь следующий. Раз и готово. Сколько по времени заняла вся операция? Я взглянул на планшетку. От силы прошло около минуты. Значит, на три оставшиеся стяжки для полного отделения стыковочного отсека от хвостовой части «Кентавра» мне понадобится минут десять это с учётом перемещения между стяжками. Если грузовик действительно начнёт строить ликвидационную ориентацию на Солнце, я, пожалуй, успею отцепить от него стыковочный отсек.
До выхода из тени оставалось уже меньше минуты. Сердце переместилось куда-то едва ли не к горлу и бешено колотилось. Виски сжал невидимый стальной обруч. Нервишки они и на окололунной орбите нервишки. Корабль вышел на освещённую часть орбиты почти мгновенно. Было темно и вдруг, словно кто-то щёлкнул выключателем, всё пространство залил ослепительный солнечный свет.
Мои худшие ожидания оправдались. Едва датчики грузовика уловили солнечные лучи, «Кентавр» включил двигатели ориентации и принялся разворачиваться носом в направлении на Солнце, то есть строить солнечную ориентацию. И значит, готовиться к уходу с окололунной орбиты.
Вот тут, дружочек, вслух проникновенно произнёс я, наши с тобой дорожки расходятся. Я вовсе не горю желанием отправиться в полёт к Солнышку без обратного билетика
Медлить было нельзя. На раскрытие трёх оставшихся креплений у меня ушло больше времени, чем я планировал, минут двадцать. Дольше всех я провозился с третьей по счёту стяжкой: один из болтов никак не хотел расставаться с гайкой. Но всё же я успел. Грузовик ещё только поблёскивал микровключениями двигателей ориентации, готовясь к старту, выстраивал ориентационные углы, а тело стыковочного отсека уже вздрогнуло, освободившись от четвёртой, последней стяжки, и, медленно разворачиваясь, стало отходить от хвостовой части «Кентавра».
И вовремя! Расстояние между стыковочным отсеком и хвостом корабля было всего метров двадцать пять тридцать, когда грузовик на мгновение замер, словно остановился в пространстве над Луной. А потом из его маршевого двигателя вырвалась яркая оранжевая лента горячего газа. Укоротившийся после отделения стыковочного отсека «Кентавр» стремительно рванул прочь от Луны, разгоняясь и уходя в свой последний полёт к Солнцу. Корабль быстро удалялся и уже через пару минут стал похож на размытое пятно, потом на яркую звезду, а затем и вовсе растворился в бликах солнечных лучей на стекле гермошлема моего скафандра.
Вращаясь вокруг всех трёх пространственных осей, стыковочный отсек дрейфовал по лунной орбите.
Непосредственная угроза для жизни миновала, и у меня прорезалось острое желание оценить в целом шансы на спасение.
Ресурсов скафандра хватит ещё примерно на восемь с половиной часов. А потом начнутся большие проблемы.
С Земли до окололунной орбиты за восемь с хвостиком часов не долететь. Поднимать с лунной базы «Селенит» тоже нет смысла: на нём топлива только на стыковку с «Инолусом».
Спасти меня можно с помощью американского «Мудра» или нашего «Лунника». Сесть в один из транспортных кораблей и отправиться на поиски стыковочного отсека и принимающего на его поверхности солнечные ванны Лёвы Зайчонка. Для выполнения этой операции нужно, чтобы на станции нормально работали системы радиосвязи, поиска и стыковки. А они, как на грех, по «счастливой» случайности, да? вырубились. Значит, на транспортном корабле требуется найти опытного пилота для «слепого» поиска. Но Стелла Уилсон бортинженер, Астрид Йенсен астрофизик, Хосе Умберто Лопес селенолог. А единственный пилот «Инолуса» сидит сейчас на макушке оторвавшегося отсека и ждёт спасателей.
Поэтому спасение утопающих дело рук самих утопающих. Получается, что перспективы более чем туманны. На стыковочном отсеке нет ни двигателей, ни системы управления. Как ни крути, мне осталось только восемь с половиной часов жизни.
Что у меня ещё есть кроме скафандра? Правильно, герметичный отсек с возможностью многократного обновления атмосферы. Поэтому врёшь, не возьмешь, костлявая!
Я переместился к боковому входному люку и стравил давление из отсека с помощью дренажного клапана почти до нуля. Несколько раз повернув баранку запорного штурвальчика, открыл массивную крышку и аккуратно забрался внутрь стыковочного отсека.
Ну-ка, подсчитаем наши жизненные ресурсы, сказал я вслух, как только отсек снова наполнился воздухом. Я снял перчатки и поднял стекло гермошлема.
Воды в ёмкости для питья литра полтора. Питательной кашки в сосуде, закреплённом около подбородка внутри гермошлема, где-то на четыре лёгких завтрака. А воздуха: дыши не хочу! Поглотители углекислоты в стыковочном отсеке работают нормально, поэтому воздуха хватит дней на десять. С электроэнергией вообще нет проблем, аккумуляторы отсека рассчитаны на полгода автономной работы.
Живём, братцы! Судьба наконец-то послала мне робкую улыбку, и я получил десятисуточный гарантированный бонус на выживание.
Настроение у меня пошло вверх, как столбик ртути в термометре на летнем солнышке. Системы связи и поиска на «Инолусе» ребята отремонтируют. Мой отсек обязательно отыщут и снова состыкуют с лунной станцией.
Правда, есть одна маленькая сизая тучка на солнечных горизонтах надежды. Если стыковочный отсек найдут уже тогда, когда у меня давно закончатся еда и вода
Я представил себе, как в этом хорошо освещённом стыковочном гробу будет плавать моё иссохшее и исхудавшее тело, и настроение снова круто спикировало вниз.
Если хорошенько поразмыслить над сложившейся ситуацией, то можно прийти к весьма любопытному выводу. Вся эта кутерьма с тремя якобы случайными нештатными ситуациями на «Инолусе» имеет хоть какой-то смысл, если главной целью неизвестного злоумышленника был персонально я. Если я кому-то перешёл дорогу и этот кто-то решил со мной разделаться, выдав на станцию пакет вредных команд.
Залётных хакеров-террористов отметаем напрочь: ни одна команда не пройдёт без спецключей паролей, которые часто меняются и которые знают очень немногие.
Значит, пакостные команды мог выдать только кто-то из своих. Из тех, кто знает пароли и имеет доступ к системе управления.
Теоретически это мог сделать кто-нибудь из нашего экипажа. Если он, конечно, сошёл с ума. Или решил покончить жизнь самоубийством, заодно прихватив с собой семерых коллег по лунной экспедиции. Но я что-то среди нашего дружного международного коллектива таких «героев» не наблюдаю. Заявляю об этом со всей ответственностью как командир станции.
Поэтому пакет вредительских управленческих сигналов мог прийти на «Инолус» только с Земли.
Команды на борт лунной станции могут отдаваться из трёх центров управления: из Хьюстона в Штатах, Евроцентра во французской Тулузе и нашего родного подмосковного Королёва. Подозрения с Хьюстона и Тулузы снимаем: все три команды были выданы на российский базовый блок «Инолуса». Без участия нашего Центра это сделать невозможно. Поэтому у нас на рассмотрении остаётся лишь Центр управления полётом в городе Королёве Московской области.
А в подмосковном Центре такой пакет команд могут выдать на борт только четыре человека: руководитель полёта Игнат Бикешкин и три его зама Сергей Янчук, Леонид Туров и Марк Скрынник. Точка.
Чем я мог насолить одному из этой четвёрки управленцев: Бикешкину, Янчуку, Турову или Скрыннику?
Старая неприязнь или месть. Вряд ли. Ни с одним из них я практически не был знаком до полёта. В околоземных рейсах со мной работали другие управленцы. Значит, что-то произошло уже в ходе самой экспедиции. Что-то настолько опасное для одного из этой четвёрки, что он решил меня убрать.