Вам скальпель? Лазера нет, вчера сломался.
«Этого ещё не хватало», подумал Геннадий Николаевич, но это оказалось только прелюдией. От дальнейшего он впал в ступор.
Какой скальпель? Мы же его потеряли. Тащите нож. Только поточить не забудьте, а то в обед им консервы открывали.
В операционной две-три минуты слышалось шарканье металла о брусок, после чего в руках хирурга замаячил обыкновенный столовый нож. Он положил глаз на стол, мягко, чтобы не растёкся, произвёл надрез и выдавил из него тот самый нефункционирующий хрусталик, который выскользнул и куда-то закатился.
Ладно, бог с ним, давай протез, обратился он к ассистентке. За какой хрусталик он заплатил?
Американский.
Не хило! Нутром чувствую, что деньги в кармане водятся. Может быть, китайский воткнём, пока не видит? хитро прошамкал хирург и подмигнул ассистентке. Посмотрите в тумбочке на верхней полке.
Видеть не вижу, но всё слышу, откуда-то снизу промычал Геннадий Николаевич. Уплачено, значит вставляйте то, что положено, а не то, что на складе завалялось.
Ты посмотри на него, какой умный попался, возмутился хирург. Я же говорил, усыпить надо было. А вы ничего, и так сойдёт. Теперь в копеечку влетим.
Он демонстративно, так, чтобы все видели и слышали, разорвал пакетик с новым хрусталиком, ловко подхватил его пинцетом и вставил в глазное яблоко. Глаз тут же оживился, задёргался, зрачок побежал по своей орбите и попросился обратно в глазницу. Хирург привёл пружину повисшего нерва в первоначальное положение и одобрительно подметил:
Он демонстративно, так, чтобы все видели и слышали, разорвал пакетик с новым хрусталиком, ловко подхватил его пинцетом и вставил в глазное яблоко. Глаз тут же оживился, задёргался, зрачок побежал по своей орбите и попросился обратно в глазницу. Хирург привёл пружину повисшего нерва в первоначальное положение и одобрительно подметил:
Хорошо, нерв в порядке, ещё послужит. А то, я думал, и его подшивать придётся.
Замена второго хрусталика прошла по накатанной колее, правда, теперь оба глаза с любовью, а может быть, и с ненавистью смотрели друг на друга. Этого он просто со стороны видеть не мог.
Кажется, немного переборщил, но ничего, как-нибудь уживутся. Свыкнется-слюбится, подытожил результаты своей работы хирург. А теперь готовьте следующего, устало проронил он и плюхнулся в кресло передохнуть.
Как ошпаренный Геннадий Николаевич вылетел из операционной, по-солдатски переоделся в домашнее бельё и поспешил на выход. Следом выглянула Надежда Петровна:
Вернитесь, пожалуйста, вы инструкцию забыли, крикнула она.
Нет уж, нет уж. Оставьте себе на память. В интернете почитаю, отозвалось издалека эхом
На этой ноте закончилась очередная серия триллера. Геннадий Николаевич открыл глаза, потянулся и присел на кровать. Перед ним ещё раз пробежали все ужасы ночи.
Приснится же такое, сквозь зевоту недосыпа промямлил он, быстро оделся и вышел на свежий воздух.
Во дворе ароматно пахла и чирикала весна, стая пернатых затейниц танцевала в небе. Несколько чёрных, как смоль, скворцов с гвардейской выправкой и длинными носами комедиантов устроили шумный базар у вытяжной трубы. Они, как люди, озабоченно кричали, закатив глаза, перебирали в ритме твиста лапками и, казалось, звали на помощь. Ни дать ни взять ипостась знаменитого стоматолога Шпака, который так и брызжет из хитроватого глазка:
Где мой замшевый пиджак, магнитофон импортный и золотой портсигар отечественный?
«Явно не для корма они в такую рань прилетели, скорее всего, в трубу свалился птенец», первое, что пришло в голову Геннадию Николаевичу. На интуитивном уровне желая помочь, он мигом отправился в сарай, притащил оттуда старую удочку, закинул крючок в трубу и попытался достать из неё малыша. Первая, вторая, третья и даже четвёртая попытки оказались безрезультатными, птенец каждый раз срывался и падал обратно. При этом его сородичи галдели всё дружнее и громче. На пятый раз, подцепив птенца, он уже не тянул, а рывком, как бывало на рыбалке, вырвал его из трубы. Только после этого радостные шпаки унялись, продолжив утренний моцион.
Вот теперь ладненько, радостно потёр ладони Геннадий Николаевич. Теперь точно повезёт.
И вприпрыжку побежал готовиться к мероприятию, которого ждал целый месяц.
Операция прошла на удивление быстро и безболезненно, хотя без шероховатостей тоже не обошлось. Первоначально фокус изображения преломился до неузнаваемости, причём левый глаз упёрся куда-то в потолок, а правый осматривал ботинки, но после соответствующей коррекции всё встало на свои места.
От впечатлений благодарный Геннадий Николаевич порхал как бабочка. Он долго раздавал поклоны, объятия и рукопожатия, желал всем всего хорошего, что есть на свете, и, конечно же, как положено в этих случаях, преподнёс сувениры. Потом, бесконечно счастливый, он опёрся о руку своей второй половинки и без оглядки зашагал в сторону дома.
А почему в операционную тебя заводили дважды? поинтересовалась супруга.
Да так, видеокамеру в хрусталик вмонтировали.
Какую камеру? недоуменно посмотрела она на мужа.
Какую-какую шпионскую. Хрусталики-то американские поставили, значит, ЦРУ или ФБР на связи, информацию онлайн за бугор передавать буду. Гляди, разбогатеем. И за тобой, если что, присмотр, неусыпный контроль, так сказать. Нужное для семьи дело.
Скажешь тоже, рассмеялась супруга.
Шутка, конечно, но имей в виду, теперь у меня четыре глаза. А если ещё очки надену и отцову лупу возьму, вообще никуда не спрячешься, из-под земли достану, с улыбкой, но серьёзно сказал Геннадий Николаевич, расставив точки над «i».
Вот так, в мире и согласии, живут они и по сей день. Пожелаем им здоровья и долгих лет!
Вариация 3
Я уже в том возрасте, когда улыбаюсь не для флирта, а для того, чтобы проверить, нет ли у меня микроинсульта.
Вариация 3
Я уже в том возрасте, когда улыбаюсь не для флирта, а для того, чтобы проверить, нет ли у меня микроинсульта.
Тема инсульта для изложения, а тем более юмора, конечно, очень сложная большинство не поймут. Или поймут, да не так, а потом ещё сделают тебя козлом отпущения и обидятся. Да и вообще насмешек и улыбок она просто не приемлет. А вот о том, что иногда творится вокруг этой страшной болезни, которая не имеет ни возраста, ни пола, ни расы, ни территории и которая часто приводит к инвалидности и летальному исходу, рассказать можно и даже нужно.
Егоров Иван Петрович был человеком уже не молодым. За плечами висел груз продолжительной работы на металлургическом комбинате. Среди передовиков производства его фотография всегда висела на Доске почёта, а слава о трудовых подвигах передавалась из уст в уста многих, если не каждого.
Пришло время. Сердце Ивана Петровича стало работать с перебоями. Он зачастил в кардиоцентр, сделал коронарное шунтирование, поездил по санаториям, в итоге его с почестями отправили на пенсию. Но отдыхать по-настоящему Иван Петрович, к сожалению, не научился. Не ограниченный во времени, он оборудовал в гараже мастерскую, где всякий раз занимался слесарным, токарным и плотницким делом, которого в доме хватало с избытком, не ленился взяться за лопату, грабли, веник, повозиться с живностью, всегда и во всём был на подхвате у супруги. Вечерами, как правило, выходил во двор, где под свет переноски допоздна играл с соседями в нарды, домино, карты. К спиртному, даже лёгкому, относился с осторожностью, а запах табака не переносил на дух. В общем, не характеристика, а идеальный образец для подражания.
К своей супруге Иван Петрович всегда обращался уважительно Даша, Дашенька, Душа; по делу мать, а в случаях, когда отношения терпели фиаско, то официально по имени-отчеству Дарья Васильевна. В свою очередь, она тоже хорошо знала своего Ивана, Ваню, Ванюшу, а при детях и внуках отца и никогда не таила на него обиду. Наоборот, поступала всегда умно и тактично, как и положено истинной хранительнице очага, чтобы из искры не возгорелось пламя и не дай бог не случился пожар. Поэтому в семье, за редким исключением, царила идиллия.
Но здоровье, как известно, никакими кренделями в сети не заманишь и на поток уважения к себе не поставишь.
Здесь нужны более радикальные меры: строгое соблюдение режима, здоровый образ жизни, диета, медикаментозная терапия. А с этим у Егоровых-старших порой случались нелады, причём с нежелательными последствиями.
Ва-а-а-нь! скорее почувствовал чем услышал протяжный зов своей супруги Иван Петрович.
Чего тебе? отозвался голос из мастерской.
В дверном проёме гаража появилась приодетая Дарья Васильевна с пакетом в руках.
Ты далёко это собралась, душа моя?
Детки вечером будут. Схожу в магазин. Куплю что-нибудь вкусненькое на стол.
Ну иди, а я с железяками ещё повожусь.
Нет, Ваня, выводи машину. Соседка по даче звонила. Сегодня воду на полив обещали дать. Ещё огурцы и помидоры в рост пошли, клубника, малина поспели, как бы вперёд нас урожай не собрали.
Да, сейчас всего можно ожидать. Найдутся «добрые» люди.
Иван спустил на лоб фуражку и почесал затылок.
А витаминов самим позарез хочется, и малышня тоже как пчёлы на мёд, добавил он и по-стариковски стал вылезать из смотровой ямы.
Вот и хорошо! обрадовалась Дарья Васильевна. Тогда я побежала. Пока. Только не задерживайся.
Но, не ступив и шагу, обернулась, беспокойно посмотрела супругу в глаза и, вздохнув, добавила:
Будь осторожнее, милый, возраст уже не тот. Если что позвони.
За рулём Ивана Петровича обычно мучила жажда отголосок появившегося у него с годами диабета, а потому при езде на машине он всегда старался придерживать коней, чтобы не наделать глупостей. Вот и в этот раз он ехал спокойно, в рамках, допустимых правилами дорожного движения: «стоп», «кирпич», «сплошная», «зебра», «спящий полицейский». Примерно в двадцати километрах от города, в лесополосе, шоссейка делала затейливый изгиб на просёлочную дорогу в сторону дачного посёлка. Перед поворотом Иван Петрович, как положено, слегка притормозил, плавно вырулил в нужном направлении и, немного проехав, почувствовал острое жжение в области груди. Перед глазами всё поплыло, голова закружилась, руки-ноги перестали слушаться. Из последних сил он дотянулся до ключа, повернул его в замке зажигания и беспомощно обмяк. Машина заскрежетала, пару раз чихнула и встала как вкопанная. До людей оставалось совсем немного каких-то три-четыре километра.
Вот и добрался, рассуждал он, неподвижно всматриваясь через лобовое стекло в синеву неба.