Я понимаю, кивнула Эркеле. Если твое имя там назовут, тогда что?
Ойгор поежился.
Тогда пошлют за мной одного из нижних людей в облике зверя. Это будет смерть моя. Стрела летит мимо такого, и нож его не берет.
Эркеле побледнела так, что веснушки на носу и щеках стали ярче. Она рассеянно рассматривала лесистые склоны невысоких гор, за которыми вставали заснеженные исполины.
Ты что? забеспокоился Ойгор. Напугал тебя сказками? Может, это и выдумки, да только проверять не хочется.
Никогда не встречала нижних людей, сказала Эркеле, выдавливая слова из пересохшего горла. Взгляд Ойгора был добрым и внимательным. Он подъехал ближе и взял руку девушки в свою.
Ты действительно не помнишь, кто ты?
Нет, я же говорила нет! горячо ответила Эркеле. Я недолго прожила в Тайге, пока Охотник не нашел. Как там оказалась и где была до этого не помню. Не веришь? Может, я из нижнего мира? Так думаешь?
Это вряд ли, засмеялся Ойгор. Ты просто таежное диво, морок, видение. И я достаточно не в себе, чтобы такую взять в жены. Я больше не буду расспрашивать, извини меня. Это, наверное, страшно не помнить, кто ты.
Я помню тебя и имя, которое ты мне дал. Больше ничего не нужно. Поцелуй, потребовала девушка, потянувшись к нему.
А говоришь, ничего не нужно.
Теплое дыхание Ойгора на ее губах, его рука на плече придержал, чтобы девушка не упала с лошади.
К полудню они добрались до водопада, где решили отдохнуть и отпустить лошадей пастись и напиться. Высокий водопад гремел, роняя воду по большим валунам. От него веяло прохладой. В воздухе висели мириады мельчайших брызг и капель невесомая водяная пыль, клубящаяся вокруг и отражающая солнечные лучи, как россыпь драгоценных камней. Крошечные радуги рождались из воды и света прямо на глазах Ойгора и Эркеле.
Девушка засмеялась и захлопала в ладоши. Она быстро сняла чулки с толстыми кожаными подошвами, задрала юбку до колен и принялась перепрыгивать с камня на камень там, где вода уже текла по пологому руслу.
Эй, там скользко! крикнул Ойгор. И вода ледяная.
Он так любил ее в этот момент. Непосредственную, неопытную, как ребенок, едва научившийся ходить. Эркеле приводили в восторг прекрасные и простые вещи. А он, глупец, еще раздумывал, что подарить на свадьбу. Эта девушка принимала как самый дорогой подарок все, что он показывал и рассказывал ей.
Иди сюда! Это весело! звала Эркеле, все-таки намочившая подол юбки.
Что Ойгор мог ответить на это? Что если сейчас войдет в эту обжигающе-холодную воду, то нынче же ночью расплатится невыносимой болью в ногах? Что он неполноценен и не так вынослив, как прочие? Эркеле не обращает внимания на его увечье, так стоит ли лишний раз ей напоминать?
Разувшись, Ойгор медленно вошел в воду, доходящую до середины щиколотки. Нет, не ночью боль пришла сразу. И он терпел, гоняясь за прыткой девушкой, стараясь не упасть, споткнувшись или поскользнувшись. И был счастлив. Поймав Эркеле и прижав ее, отбивающуюся, спиной к своей груди, уткнувшись лицом в растрепавшиеся волосы, Ойгор забыл о боли.
Он не мог встать с постели несколько дней. Ойгор радовался, что он в аиле один, никто не слышал его стонов. Кости будто дробили ударами кузнечного молота. Ему едва удавалось сесть, чтобы смазать жгучей мазью чужие, непослушные ноги. Где-то посреди его горячечного бреда явилась Эркеле. Он видел ее каре-зеленые глаза и чувствовал теплую ладонь на своей щеке. Ойгор слышал голос сестры, о чем-то спорящей с девушкой. Он понял только, что Эркеле наотрез отказалась уходить. Голос сестры пропал, а его невеста осталась.
Ойгор проснулся утром он не знал, каким утром по счету. Эркеле спала в его ногах, обнимая их. Боль еще тупо пульсировала внутри, но была терпимой. Ойгор сел.
Я поссорилась с твоей сестрой, раздался сонный голос. Она не велела ночевать у тебя. Ей все равно, что тебе больно?
Наверное, да. Гораздо важнее, что скажут люди.
Эркеле глупая, печально сказала девушка. Это все та холодная вода, правда?
Правда. Но я был живым, как никогда, пусть даже потом пришла расплата.
Эркеле подняла голову и виновато улыбнулась.
В день свадьбы Эркеле не находила себе места. Накануне сестра Ойгора вымыла ей волосы в воде с молоком и теперь гладко расчесывала их, разделив на ровный пробор. Эркеле ерзала и теребила рукава чисто выстиранной рубахи, за что постоянно награждалась ворчанием будущей родственницы. Ко всему прочему у девушки прихватило живот так, что мурашки пошли по коже.
Раз не было родных, чтобы сопровождать Эркеле, к аилу жениха ее повели сестра с мужем и детьми. По дороге к ним присоединялись желающие отведать свадебного угощения и выпить чего-нибудь хмельного. Люди до сих пор с интересом таращились на Эркеле, хотя она уже не одну луну прожила среди них.
Невеста скромно сидела на коне, спустив обе ноги на одну сторону. Конь свадебный подарок Ойгора. Дар сестры шубка из овчины и меха сурка была наброшена на плечи Эркеле.
У аила Ойгора на земле были расстелены войлоки, заставленные блюдами с кушаньями и тажу-урами с вином и аракой. Нельзя было назвать это пиром, но и слишком бедным застолье не казалось. Сам Ойгор, приветливо улыбаясь, сидел по правую сторону от занавеси из белой ткани тончайшей шерсти, натянутой меж двух крепко вогнанных в землю веток. Он не встал навстречу невесте, но при виде него Эркеле стало спокойно, и боль в животе утихла.
Кто-то подал ей руку, помогая спешиться. Эркеле с удивлением поняла, что это Охотник. Он противно ухмылялся, будто глядя в самую ее душу и вороша там неприятные мысли. Девушка как можно быстрее высвободила свою ладонь из его большой руки. Ей указали на подушку, лежащую на земле по другую сторону белой занавеси. Эркеле села. Ткань позволяла увидеть лишь силуэт Ойгора, но девушка чувствовала исходящую от своего жениха спокойную силу. Она расслабилась.
Гости встали вокруг жениха, невесты и войлоков с угощением и принялись петь, придумывая мотив и слова песни тут же, подхватывая друг за другом, перебивая и смеясь. В этой песне прозвучали все обычные пожелания, приличествующие моменту. Затем все расселись: кто прямо на землю, кто на снятые с лошадей седла. Женщины со стороны Эркеле, мужчины со стороны Ойгора. Жених встал и начал обносить гостей мясом: женщины получали ребра, мужчины куски бараньего бедра. Эркеле тоже поднялась и стала наливать напитки в протянутые чаши. Она все делала, как учила сестра. Руки дрожали, и иногда красная жидкость проливалась, пачкая войлок или чью-нибудь одежду. Никто не сердился.
Двигаясь с разных сторон, жених и невеста неизбежно встретились, и Ойгор легонько задел Эркеле плечом и подмигнул, прежде чем им пришлось снова разделиться, пройдя мимо друг друга. Солнце отражалось в его серых глазах, словно на поверхности одного из гладких озер, расположенных неподалеку. Солнце играло золотом на еще больше порыжевших за лето распущенных волосах Эркеле. Солнцем освещала всех собравшихся их любовь.
Девушка осмелела окончательно и вскоре смеялась вместе со всеми, откусывала крепкими зубами от большого куска баранины и с азартом наблюдала за обычной для праздника игрой. Двое соревнующихся пытались отнять друг у друга блюдо так, чтобы не уронить лежащее на нем мясо.
День клонился к закату, когда сестра поднялась со своего места и, по праву старшей женщины рода, сняла белую занавесь, разделявшую Ойгора и Эркеле. В одиночестве она унесла ткань в аил и закрепила над ложем. Теперь никто, кроме супругов, больше не посмеет касаться этой ткани, ставшей символом их новой семьи. Умрет один из них половину навеса отрежут и отдадут ему с собой на небесные пастбища. Уйдет другой унесет оставшуюся часть. Там, в краю вечной жизни, соединят они разорванный навес в одно целое, снова став мужем и женой.
День клонился к закату, когда сестра поднялась со своего места и, по праву старшей женщины рода, сняла белую занавесь, разделявшую Ойгора и Эркеле. В одиночестве она унесла ткань в аил и закрепила над ложем. Теперь никто, кроме супругов, больше не посмеет касаться этой ткани, ставшей символом их новой семьи. Умрет один из них половину навеса отрежут и отдадут ему с собой на небесные пастбища. Уйдет другой унесет оставшуюся часть. Там, в краю вечной жизни, соединят они разорванный навес в одно целое, снова став мужем и женой.
Когда сестра закончила с тканью, жених и невеста под очередную песню гостей привязали красные и белые полоски материи на растущий за аилом куст жимолости на счастье. Затем Эркеле встала на колени перед аилом, лицом к гостям. Ойгор с сестрой устроились по обе стороны от нее. На месте сестры, конечно, должна сидеть мать Эркеле или другая родственница, но теперь это был единственный способ соблюсти обычаи.
Я отдаю ее, промолвила сестра, заплетая половину волос невесты в косу.
Я беру ее, ответил Ойгор, заплетая вторую косу.
Он протянул Эркеле обе руки, и она наконец смогла коснуться своего теперь уже мужа, которого почти и не видела на протяжении всего пира. Их проводили в аил радостными криками и новыми пожеланиями.
Ойгор принялся разжигать огонь в очаге, а Эркеле восхищенно разглядывала спадающий мягкими волнами белый навес. Слышны были голоса расходящихся по домам захмелевших гостей. Девушка перевела глаза на ложе, которое теперь стало намного шире, и поняла, насколько вымоталась. Всеобщее внимание утомило ее. Хотелось растянуться на шкурах и вздремнуть.
Мы им нравимся, да, Ойгор? спросила девушка.
Кому? Гостям? усмехнулся Ойгор. Не уверен.
Во всяком случае, не всем.
Но они были довольны, не поняла Эркеле.
Конечно. Они поели, выпили и повеселились.
А чья свадьба по большому счету это и не важно. Иди-ка сюда.
Эркеле подошла.
Возьми вот это блюдо и покорми огонь. Это крестец лучший кусок барашка. Вы должны подружиться моя жена и очаг моего дома.
Ну да, серьезно согласилась Эркеле. Мы ведь с ним близко не знакомы. Люблю ваши обычаи. Они интересные и в них есть толк.
Как и в твоих речах. Ты очень хорошо теперь говоришь, Эркеле. Скоро станешь обычной женщиной, такой же, как остальные в стане. Это даже немного грустно, моя таежная дева.
Он привлек ее к себе. Эркеле положила голову ему на плечо, и они вместе смотрели на пожирающий подношение огонь.
Хочу попросить, но боюсь, что откажешь, жалобно сказала Эркеле.
Посмотрим, мирно ответил Ойгор.
Сестра сказала, ты наутро обрежешь мне косы. Ее голос перешел в испуганный шепот. Я видела, как у нее под той штукой, что она носит на голове Можно не делать этого?