И повернулся к стоящему рядом священнику.
Все еще хочешь обратить меня к своему Христу, монах? Уверен, что он всепрощающий? Вот всего часть того, что я делаю. Всего часть! Маленькая! он показал пальцами перед глазами отца Евстафия, насколько она мала. Я не убиваю невинных, поп. Я убиваю тех, кого ты называешь страшными грешниками. И мне за это не стыдно. То, по-моему, честно, то, по-моему верно! Сами такую дорогу они выбирают. Твой бог так не считает? Вот он настоящий лик моей работы! Ты видел.
То не лик! страстно, с вызовом возразил монах. То не лик, бес кровавый! То оскаленная страшная морда! И ее ни я, ни тем более Христос видеть и прощать не желает!
4 глава. Клятый дурак.
Сарай был и впрямь небольшой скорее походил на большую собачью конуру, которой, скорее всего, судя по подстилке из соломы, запахом псины и остаткам вареных костей, и являлся. На кучу собачьих объедков людолов и швырнул принесенного пленника. Раненый уже пришел в себя и делал слабые попытки отползти подальше от палача. Нелюдь, какое-то время, просто сидел на корточках и пристально смотрел на свою жертву. Он уже давно заметил, что принадлежность к тому или иному сословию человека можно определить по его телосложению и росту. Для телесной крепости и высокого роста нужны тренировки и постоянное хорошее питание. Потому простому крестьянину-землепашцу фактически невозможно достичь тех же показателей роста и мускульной силы, что доступна княжьему дружиннику или боярину. Воин почти всегда, за редким исключением, будет крупнее, тяжелее, сильнее и шире согбенного тяжелым трудом крестьянина. Раненный был мужиком достаточно крепким и рослым, что говорило о том, что он не голодал в жизни. И все же, его мышцы явно никогда не были развиты до пристойной гридня формы, не говоря уже о том богатырском сложении, коей обладал людолов.
Охотник? тяжело уронил Нелюдь, не меняя выражение закаменевшего лица. Ведь так?
Раненый молчал, и было непонятно, слышал ли он слова Людолова вообще.
Говорить можешь?
Вновь ответом ему было молчание, и тогда Нелюдь, неуловимо-быстрым движением ткнул пальцем в обожжённую рану.
А-а, сволочь! не удержал крика раненый.
Значит, слышишь, и говорить можешь, констатировал факт княжий слуга. Врать я тебе не стану ты умрешь. Умрешь сегодня без разницы скажешь ли ты мне что-то или нет. Но в твоих силах сделать выбор, какой будет эта смерть. Быстрая и безболезненная это я тебе обещаю, убивать быстро я умею ты даже почувствовать ничего не успеешь просто заснешь и не проснешьсяА можешь погеройствовать и тогда перед смертью ты сполна прочувствуешь боль, о которой тебе даже не приходилось слышать это я тебе тоже обещаю. Я это умею, и на выдумки-затеи я горазд. Лично я бы предпочел первый вариант, ибо у меня мало времени, а ты и так сегодня получил сполна, так что и умереть спокойно не грех.
Людолов помолчал, давая раненому время обдумать все и взвесить.
И каким будет твой ответ?
Иди нахер, ответил пленник слабым голосом, немного споткнувшись на последнем слове, но взяв себя в руки, договорил. Иди нахер, пес княжий. Чтоб ты сдох.
Разбойник попытался улыбнуться, но у него из-за большой потери крови, вышло это не очень.
Мне жаль, покивал головой людолов, не меняя выражения лица. Жаль. Но не тебя. Мне жаль, что у меня так мало времени, не то я бы показал тебе ад, как говорят наши друзья христиане.
Ты Слишком много болтаешь, людолов, прохрипел раненный и плюнул кровью в людолова. Вернее, попытался плюнуть, но кровавый ком повис у него в бороде. Язык у тебя как помело! Ясно почему тебя так ценит Так ценит кн князь. Языком в жопе его шуруешь.
Он вновь попытался улыбнуться, и на сей раз Нелюдь ответил ему улыбкой на улыбку.
Хорошая попытка. Рассчитывал, что разозлюсь и убью, да? Ну, чтож мое тебе уважение не каждый из тех, кого видел в таком положении, вел себя так же. Будем считать, что поговорили!
Людолов ухватил охнувшего разбойника за раненную ногу и рывком подтащил к себе.
У! Меня! Нет! Времени! На! Игры! затрещала ткань.
Что, что ты делаешь?!
Догадайся сам!
Людолов уже не слушал пинком он перевернул врага на грудь положил ногу пленника так, чтобы пятка смотрела точно в потолок.
Ну что, последний шанс?
Пшёл ты пшёлааа
Тяжелый сапог опустился на сухожилие, которому грамотные греки дали название ахиллово. По имени их древнего героя. Людолову про него рассказывали. Про Ахилла. Но сейчас это было не важно, важно то, что пленник забился в судорогах под ним.
Слышал хруст? Людолов ослабил нажим. Нет, это не кость треснула, а пока только сухожилие, когда треснет кость, станет ещё больнее.
Ааа пленник заорал ещё сильнее, когда Нелюдь снова надавил.
У меня нет времени! Ты расскажешь сейчас! Все что знаешь!
Охотник наклонился к руке пленника, потянул её вверх.
Думаешь, я дам тебе умереть? Нет, сейчас передохнём немного. А что делают, когда отдыхают? Правильно, баклуши бьют из палочек ложки стругают. Вот я сейчас тоже настругаю. Только их твоих пальцев. Начну с мизинца. Мее-еедленно. Полосочку за полосочкой.
Кривой нож погрузился в плоть и противно заскрежетал по кости, вверх-вниз.
Ааа не надо первый звериный вопль сотряс конуру, заставив людей в таверне крестится, и шептать молитвы.
Что не надо? Людолов пяткой наступил на причинное место пленника.
Разбойник молчал.
Что, не надо-то?
Людолов преодолел слабое сопротивление раненного, скрючившегося в жутком спазме боли, и вновь перевернул его, принялся за следующий палец. Новый вопль наглядно доказывал, что силы у раненного еще хоть отбавляй.
У меня нет времени! Ты расскажешь сейчас! Все что знаешь!
Я все скажу-у! вид собственной плоти снятой, словно кожура вокруг кости, таки сломал разбойника.
Ужас, не проходящий, ужас и боль плескались в глазах ватажника. А лицо Нелюдя было по-прежнему спокойно-каменным. Возможно, пусть бы он орал, ярился, садистки наслаждался чужой мукой, ватажнику было бы легче. Но людолов сейчас был словно даже не зверем холодным клинком бесчувственно-жестоким и немым к чужой боли.
Откуда про меня узнали?!
Нас предупредили! С седьмицу назад еще!
Кто!?
Воевода.
Брешешь! сказал Нелюдь и вновь ударил в раненую ногу. Откуда вы узнали про меня?
Воевода послал гонца!
Что за воевода?
Я не видел. Слышал баяли, что что воевода из киевской дружины.
Как он выглядит?
Я его не видел! Его видел лишь атаман! Я видел только его гонца.
Как выглядит гонец?
Отрок из дружины. Степняк молодой с косами. Более ничего не знаю об них, клянусь Богом!
Людолов устало сел рядом с изувеченным.
Не может быть! Воевода
Но того было уже не остановить:
Думаешь Думаешь, ты убил Вольга и все? Вокруг не менее сотни хлопцев Ждут. Тебя шукают Думаешь, Вольг главный? Не тут-то было. Ты думаешь, он один? Нет. Ухватил хвост и радуетесь! Тебе вырвут сердце, княжий пес, вскоре и никто за тебя слова не скажет! А я и с небес найду возможность плюнуть на него. Ты даже не понимаешь Никто еще из непосвященных Ты умрешь
Благодарю, сказал Нелюдь и свернул страдальцу шею, оборвав ненужную уже речь. Этот ничего толком не знал и был бесполезен. Но Нелюдь уже верил. Не мог не поверить услышанному враг не мог врать. Будь ты трижды герой, не восприимчивый к боли не мог так наврать! Такое быстро не придумать.
Оставил бы тебя псам на растерзание, сказал он трупу. Да плохо, когда пес привыкает к человечине. Непорядок.
Из сарая он ушел вместе с телом.
5 глава. Клятые плоды победы.
Испей, Лют, хозяйка таверны протянула ему кружку медовухи. Холодной, явно из глубокого погреба. Людолов принял кружку и долго, с наслаждением пил малыми глоточками.
Тела мы унесли во-двор, она оглядывала суетящихся служек, торопливо замывающих следы бойни. Но в той комнате наверху мыли уже все на три раза. Этот запах
Что запах?
Запах крови кажется, он не выветрится оттуда никогда. Какой ужас, что творится, Господи
Что запах?
Запах крови кажется, он не выветрится оттуда никогда. Какой ужас, что творится, Господи
Где Василиса? спросил он, допив сладкий напиток. Поймав недоумевающий взгляд пояснил: Где девушка, что была со мной? С ней все в порядке?
Мы перенесли ее в другую комнату, но она не пришла в себя. Намучалась. Кто это были, людолов?
Не знаю, кто, но точно не простые разбойники, честно ответил тот, устало опустив плечи. Все тело теперь болело каждая ссадина, каждая рана. Нужен был отдых как можно скорее, но он, все же добавил:
Охотились на охотника, выходит. А вы были лишь сладким дополнением к моей голове.
Хозяйка хотела еще что-то спросить, но он остановил ее мягким жестом.
Я устал, милая. И трепаться у меня нет никаких сил уж не обижайся. Нужно отдохнуть. Только гляну что с Василисой все хорошо и упаду спать.
Что-нибудь еще нужно будет? хозяйка поджала губы все же обиделась. «Баба есть баба» смирился Нелюдь.
Да, пожалуй Мясо. Много мяса завтра жаренного, варенного не важно. Мяса и хлеба. И вот еще что
Людолов снял с пояса мешочек и высыпал на порубанный стол содержимое кольца, цепочки, обрезки серебро и золото.
Это всем выжившим, глухо пояснил он. Разделите по равным долям каждому. Каждому!
Это очень много, людолов, сопротивление огромной женщине было явно неискренним, потому он просто махнул рукой и отвернулся.
Считай это вирой. А запах, он остановился в раздумье. Этот запах крови врагов. Считай это запахом победы и жизни пусть он тебе будет долго напоминать то, что ты жива, и можешь радоваться жизни. А они больше никогда не смогут и то был их выбор Про мясо не забудь!
Велю зарезать гуся на завтра, кивнула хозяйка и направилась к столу с «вирой».
Глядя удаляющемуся людолову вслед и, поймав на себе взгляд хозяйки таверны, отец Евстафий мелко закивав головой на ее немой вопрос, сказал:
Пути господни неисповедимы. В милости своей Христос послал нам Спасение. Но спасителя для нас он выбрал самого отвратительного из всех возможных.
Василиса лежала под бараньей шкурой с закрытыми глазами, но он еще издали услышал ее неравномерное, прерывистое дыхание. Слегка приподняв ее, аккуратно, чтобы не навредить он потряс ее за плечи, позвав по имени. Реакции не последовало, и девушка не пришла в чувства. Тогда, расстегнув пояс, он пряжкой ремня слегка уколол ее в руку она подскочила с воплем, наверняка перепугавшим и без того нервных сейчас постояльцев. Не разобрав ничего в темноте, она тут же попыталась бежать, но он легко поймал ее, без звука выдержав град ударов кулаками, куда попало от нее, и новые вопли. В конце концов, если учесть все, за сегодня, его так нежно еще никто не бил.