Креста на тебе нет, уличил Лукьян, брэшешь ты.
Что ты слушаешь нечистого? Антип умело ткнул меня по почке. Он тебе и не такого наплетет.
Я в баню мыться просто крест снял, ухватился я за призрачную надежду. Я перекреститься могу
Разбойники прислонили меня к бревенчатой стене бани и, отпустив, отошли на пару шагов, озадаченно рассматривая. Для страховки при этом держали меня под прицелом винтовки и обреза.
Черт перекреститься не могёть, озадаченно сказал Антип. Так?
Черт перекреститься не могёть, озадаченно сказал Антип. Так?
Бачимо, согласился Лукьян.
Ежели он перекрестится, то он человек? Так?
Знамо дело, кивнул Лукьян.
Крестись, паскуда! щелкнул предохранителем. А то стрельну!
Я перекрестился дрожащей рукой. Потом еще и еще. Бандиты не стреляли, и это крепило мою робкую надежду.
Знать, впрямь крещеный, обрадовался Антип.
Да крещеный я, крещеный, с облегчением выдохнул я.
Это хорошо, масляная рожа громилы просияла, значит, тебя есть можно.
Зачем? обреченно спросил я. Надежда, кратко пискнув, умерла.
Война войной, а обед по расписанию, амбал степенно погладил живот. Ладно на ночь горячего пожевать кишки погреть. Стреляй его, Лукьян.
Сам чего не стреляешь?
Картечь потом выковыривать? Стреляй.
Патрона жалко, пожал плечами Лукьян. Щелкнул предохранителем, закинул винтовку на плечо. Вытащил из поясных ножен зверского вида нож. Давай прирежем.
Я сжался, готовясь подороже продать свою жизнь. Скрипнула дверь бани, медленно отворяясь. Обрез и мигом сорванная с плеча винтовка жадно уставились в темнеющий дверной проем. Из бани вышла одетая в черное пыльное платье высокая сгорбленная женщина с каким-то угловато-перекошено-перекрученным лицом будто оно побывало в сильном пламени, сморщившись как целлулоидная маска, и косящим левым глазом. Длинные черные косы, закинутые за плечи, касались пола. Женщина провела по побледневшим как мел бандитам ленивым взглядом, повернув голову, посмотрела на меня. В правом глазу ее плавали сразу два ярко-светящихся зрачка: зеленый и желтый. Я судорожно сглотнул. Задержавшись на мне, взгляд вернулся к испуганным мужикам.
Накликали! ахнул Лукьян. Обдериха, прошептал он.
Ячична, тихо возразил Антип и попятился.
Лукьян попятился следом. Женщина молча наблюдала за ними, покачивая в руке решето, оплетенное лебедой и крапивой.
Стреляй, посиневшими губами шептал Антип.
Сам стреляй
Пулемет надоть
Бандиты, не сводя со странной женщины глаз, пятились к пулемету. Я начал медленно смещаться влево вдоль стенки подальше от входа в баню и то ли обдерихи, то ли ячичны. Заодно уходя из зоны поражения, если кто-то из бандитов все-таки начнет стрелять из пулемета. Там и до угла бани недалеко, а дальше бежать, куда глаза глядят. Есть же тут где-то нормальные люди, которые не едят других людей. Не важно, красные или белые, лишь бы были людьми.
Из леса донесся дикий крик, а потом звук выстрела. Антип, уронив обрез, подхватил с земли пулемет, вскинул, давая очередь в женщину. Пули вышибли пунктир в бревнах левее женщины. Женщина небрежно взмахнула решетом, выплескивая жидкость Антип страшно закричал, тая под каплями неведомой жидкости, будто снеговик под струей кипятка. Пулемет выпал из истаявшей руки, крик прервался, уцелевшая изъязвлённая половина громилы обрушилась грязной грудой на землю. Лукьян дергал затвором, выбрасывая давший осечку патрон.
Ноги мои сковало диким, первобытным ужасом и я застыл возле угла бани, в шаге от такой близкой и такой недосягаемой свободы. Лукьян бессильно задергал рукой, будто пытался перекреститься, но не мог.
Пощади, хозяйка! обоссавшийся Лукьян хлопнулся на колени. Не убивай.
Служить мне станешь? надменно спросила женщина.
Стану, стану, закивал Лукьян.
С хрустом из зарослей проломился на поляну путающийся в спущенных штанах Аркадий, визжащий как поросенок, которого кастрируют. Над головой его виднелось сидящее на его плечах какое-то растрепанное, дико улюлюкающее существо, крепко вцепившееся острыми когтями в грязные волосы анархиста. Сделав пару шагов, Аркадий упал. Существо, напоминавшее покрытую длинной спутанной шерстью горбатую обезьяну с большим брюхом и торчащим не меньше чем на полметра похожим на мощный дубовый сук членом, увенчанным на конце изогнутым крючком, принялось сноровисто насиловать лежащего, разрывая ему задний проход. Анархист истошно закричал. Такого страшного крика мне не приходилось слышать даже в фильмах ужасов. Остро и резко запахло калом. Насилующее Аркадия существо засунуло руку ему в рот и вырвало язык, прекратив крики. Вытащило язык, помахало им как красной тряпкой и с аппетитом сожрало. Аркадий обмяк или потеряв сознание или умерев от болевого шока (или от внутреннего кровоизлияния, учитывая размер пениса чудовищного насильника).
Из-за деревьев метнулся язык пламени, сухо щелкнул выстрел. Насильник задергался и обмяк на Аркадии, уронив на анархиста простреленную голову. От леса, бережно придерживая рукой разорванный левый бок, помятый исцарапанный, с закушенной до крови губой, ковылял Григорий Иванович с наганом в руке. Наган плясал в дрожащей руке, но целился в женщину.
Убей его, буднично велела Лукьяну женщина, указав на приближающегося главаря.
Лукьян затравленно оглянулся, потом посмотрел на бесполезную винтовку. Вскочив, стремительно кинулся к валяющемуся на земле обрезу Антипа. Щелкнул выстрел, Лукьян нелепо взмахнув руками, рухнул на землю. Григорий Иванович, все так же переваливаясь и кренясь набок, неотвратимо подходил к нам. Женщина уронила решето, захохотала, хлопнула в ладоши и взмахнула странно удлинившимися руками, превратившимися в полете в толстых пестрых змей. Змеи, извиваясь, начали с хрустом и скрежетом грызть Григория Ивановича. Во все стороны полетели ошметки окровавленной плоти и костяная пыль, будто заработали две циркулярные пилы. Мужчина пошатнулся и тяжело оседая, влепил пулю прямо в приоткрытый что-то шепчущий рот женщины. С громким грохотом женщина-монстр опрокинулась на спину, скрывшись в содрогнувшейся бане. Наружу торчали только увенчанные похожими на конские копытами ноги. Змеи еще вяло шевелились, конвульсивно подергиваясь, но им уже было не до Григория Ивановича. Он лежал, истекая кровью, судорожно дыша, смотрел в вечернее майское небо. На разорванном боку вспухало и опадало окровавленное легкое, из истерзанного тела хлестала кровь.
Я, осторожно огибая змеи-экс-руки, приблизился к нему.
Победил ты, черт, прошептал Григорий Иванович.
На губах его возник кровавый пузырь и бандит умер.
Не черт я обреченно оглядываясь, прошептал я.
Реальность обнажалась, ненужные пласты отваливались, будто с черепа под ударами лопаты. Наступала ночь, неизвестно какие еще ужасы таящая. А я был совершенно наг и беззащитен перед ней. Даже если одежду и обувь сниму с мертвецов и заберу оружие, то что я могу сделать в чужом времени, залитом кровавым заревом Гражданской войны? Это только в дурацких книжках попаданец из будущего всегда удачно устраивается в прошлом, а в жизни все гораздо страшнее. Оказался не в Тридевятом царстве, как мой мультипликационный тезка, а в гостях у сказки. Причем в натуральной сказке, цензуре не подвергшейся. Так вот с какой нечистью наши предки встречались в жизни. Да и люди тут местами не лучше нечисти
Пахло бойней, мочой и говном. Вот оно какое, настоящее прошлое Я поднял выпавший из ослабевшей ладони мертвеца наган. За спиной послышался какой-то шум. Я медленно обернулся. Удавленник, слепо пялясь в меня выклеванными глазами, начинал выбираться из петли
Зеленый четверг
Рассказ написан на конкурс фэнтези «Или оно» сайта «Квазар»
Ранее публиковался в сборнике «Соскучились, диабетики?»
Неплохой дом, Федя довольно потер руки, можно сказать, выгодное приобретение за сущие копейки.
Есть такое, согласился я, начиная собирать вычищенный карабин. Надо только забор будет вокруг сада сделать.
Наймем бригаду гастеров, и все дела. Младший брат прямо лучился энтузиазмом. Можно хоть прямо сейчас, он наклонился к ноуту и задорно затрещал по клавишам. Сейчас, с этим кризисом, полно желающих буквально за еду работать.
Федя с ноутом был мозгами, я, с отцовским ружьем и карабином, мускулами.
Особо светиться не стоит, слегка осадил я, не надо привлекать внимание. Мало ли как местные жители отреагируют?
Федя пожал плечами: на местных ему было ровным счетом плевать. Мы для того и решили перебраться в деревню в пригороде, чтобы меньше париться из-за назойливых любопытных соседей. В городе они уже начали что-то подозревать. Хорошо хоть с карантином и самоизоляцией соседям, родственникам и друзьям семьи было некоторое время не до нас. Зато как только летнее солнце остановило пандемию COVID-19, мы взяли ноги в руки, собрали имущество в охапку (точнее в автомобильный контейнер) и свалили из города. Благо, оформление сделок купли-продажи и свидетельства о собственности в электронном виде позволили все провернуть без шума и пыли. Федя, оформив на папашу ЭЦП, ловко продал квартиру и купил дом в деревне.
Дом был хорош: большой щитовой, обложенный кирпичом, с большим огородом, кучей разных хозяйственных построек, огромным, похожим на бомбоубежище, погребом и даже с баней. Еще и мебель с посудой остались. Да и стояло все это великолепие в огромном яблоневом саду, правда, его принадлежность к дому была спорной. Обошлось все хозяйство и правда в сущие по нынешним временам гроши. А все из-за весомого снижающего цену фактора самоубийства прежнего хозяина дома. Наследники были рады избавиться от дома с нехорошей славой. Впрочем, нас с братом такие мелочи не смущали у нас своих «скелетов в шкафу» хватало и приведение висельника нас не пугало.
И главное, не унимался Федор, какие перспективы: тут нас никто не знает, докучать не будет.
Сельские обычно любопытны, возразил я.
В крайнем случае, пустим слух, что болеем коронавирусом.
Опасно, народ темный могут и сжечь.
Могут почесал затылок Федя.
Пошли посмотрим, где закопать сподручнее, пряча вычищенное и заряженное оружие в чехлы из-под спиннингов, предложил я.
Сад был довольно запущенным, с густыми кустами, росшими меж посаженных ровными рядами яблонь, и высокой травой, местами едва ли не выше нас.
Здравствуйте, из-за густых кустов, окружающих сзади наш туалет, вышел паренек, примерно помоложе Федькиного возраста, в перемотанных синей изолентой очках с толстыми линзами, клетчатой кепке с накладными желтыми кудрями, похожими на львиную гриву и в надетом на шею хомуте. Держа перед лицом небольшую борону, он смотрел сквозь нее на нас. Покачав бороной перед лицом, прислонил ее к стене туалета.