Ты хочешь клятву на крови? спросил он.
Я даже вздрогнула. Нет, я не думала об этом. Такая клятва связывает и не оставляет выбора. Если потом он захочет отказаться следовать клятве, его жизнь будет в моих руках, я смогу убить его одним словом.
Отер смотрел мне в глаза.
Это слишком нет. Я не знаю, как повернется, к чему на самом деле все это приведет. Я хочу этого, но Это слишком большая власть над чужой жизнью, наверно, я боюсь
Будет достаточно твоего слова, сказала я.
Он усмехнулся, чуть-чуть совсем, уголком губ. Чуть снисходительно.
Покачал головой.
Потом достал нож и, прежде чем я успела остановить, полоснул по левой ладони, выступила кровь.
Ингрид Эйгиль! сказал он твердо. Я хочу принести клятву тебе. Если ты станешь моей женой, я обещаю передать жизнь Искандера ибн Джабаля в твои руки. Я приведу его к тебе и поставлю на колени. И ты решишь сама. Он протянул руку мне. Ты принимаешь мою клятву?
Мне даже не по себе стало, сердце дрогнуло.
Не нужно, сказала я. Только твое слово. Зачем так?
Я хочу, чтобы ты верила мне, сказал Отер. Так принимаешь?
Отказываться сейчас неправильно, да и глупо. Я ведь хотела сама.
Принимаю, сказала я. Коснулась его ладони.
И кровь на мгновение вспыхнула, обжигая руку, закрепляя слова.
Глава 4. В горе и в радости
Эй, да ветры буйные
Да снега белые.
Ой, да ты, подружка наша,
Да подруженька,
Эй, да зачем же рано во замуж пошла?
Народная свадебная песня
Вечером, в трактире, я слышала, как они орали друг на друга.
Вернее, не то чтобы орали, но Кадим очень настойчиво пытался Отеру что-то доказать. Он слышал клятву, и ему это не понравилось. Как только появилась возможность, он оттащил Отера в сторону, за порог. Я почти не слышала того, о чем он говорит, только отдельные слова. Не подслушивала, просто он говорил слишком громко.
«Откажись!» «Да ты с ума сошел? Что ты творишь?» «Давай уйдем, пока не поздно!»
«Откажись!» «Да ты с ума сошел? Что ты творишь?» «Давай уйдем, пока не поздно!»
Если Отер не женится на мне, его клятва не будет иметь силы, это условие.
«Поздно», сказал Отер.
Кадим пытался ему что-то доказать. Сначала на уэйском, потом, когда Отер одернул: «Все слышат, прекрати!» Кадим перешел на данхарский. Отер слушал, изредка по-уэйски что-то тихо отвечал, но это значит, он понимал данхарский отлично. Ничего удивительного, наверно, это я нигде не была, а он
Отвечал, а потом, когда, очевидно, устал Кадима слушать, вдруг рявкнул по-данхарски сам, что-то страшное, очень резкое, всего несколько слов. Так, что даже мне, за стеной, захотелось пригнуться. И вышел. Вернее, зашел в дом, хлопнув дверью.
Увидел меня.
Я не подслушивала.
Но и прятаться сейчас не стану.
Он окинул меня взглядом с ног до головы.
Сейчас начнем, бросил коротко. Глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться и прийти в себя, разговор с Кадимом дался ему нелегко. Сейчас, только умоюсь
Дернул головой и быстро пошел наверх, в комнату.
Я пошла за ним, он не возражал.
Там у окна на столе ведерко с водой и кувшинчик. Видела, как Отер зачерпнул, плеснул себе в лицо. Потом снова. Оперся ладонями о стол.
Отер? позвала я. Ты сомневаешься?
Нет, сказал он. Не сомневаюсь. Не бойся, я не отказываюсь от своих слов.
Я не боюсь, сказала я. Только хочу понять. Кадим сказал, что ты упрямый, привык получать все, что задумал.
Да, сказал он. Так и есть.
Отер если сейчас я и сама точно не понимала, что хочу сказать, видела только, что все идет не так не очень правильно.
Нет, он очень быстро повернулся, подошел ко мне, взял меня за плечи. Все правильно, не сомневайся. Сейчас мы пойдем, принесем клятвы друг другу перед всеми и станем мужем и женой. Так и должно было случиться. Тебе точно нечего бояться.
А тебе?
Наши жизни отныне будут связаны. Уверена ли я?
Его пальцы чуть сжались на моих плечах, но он вовремя опомнился, отпустил меня. Дернулся кадык, ноздри дрогнули. Он пытался то ли решиться на что-то, то ли просто взять себя в руки.
И что-то в нем изменилось, едва заметно. Но потеплело.
Он даже улыбнулся мне, только я не поверила этой улыбке.
Не бойся, Ингрид, сказал Отер тихо, очень мягко. Все хорошо. Я уверен, что сама судьба свела нас. Я сделаю все, чтобы ты не пожалела о своем решении. Чтобы вернулась в Ормхольм полноправной хозяйкой. Чтобы жила счастливо. Чтобы увидела, как растут твои дети и внуки. Ничего не бойся. Мы сейчас пойдем, и я повторю это перед всеми, но сейчас я хочу сказать это тебе. Наедине. Я делаю это не потому, что вижу выгоду для себя хотя и это тоже, мы взрослые люди и все понимаем. Я делаю это потому, что только увидев тебя, я наверно, никогда уже не смог бы забыть. Я понимаю, мы знакомы-то всего два дня, и говорить о чем-то серьезном он поджал губы, покачал головой. Я уверен, мы все делаем правильно.
Он смотрел на меня, сверху вниз я чувствовала тепло его ладоней. Вдруг подумала, что мы ведь женимся, а значит, совсем скоро, уже через несколько часов в этой спальне мы
От этой мысли, от тепла его рук, от его взгляда уши вдруг начали неуловимо краснеть.
И он вдруг улыбнулся совсем иначе, очень искренне. Наклонился, поцеловал меня в лоб. Легко, едва коснувшись губами. Но мои уши огнем залило окончательно. Я никогда не была с мужчиной
Ты прекрасна, правда, сказал он. На тебя просто невозможно равнодушно смотреть. В тебе есть огонь. Идем.
И взял меня за руку.
Да, я представляла себе свою свадьбу совсем иной. Не так.
Это должно было быть торжественно, в светлом чертоге Ормхольма, я в красивом платье, вокруг много гостей а не уставших путников и пьяных крестьян, заглянувших сюда вечерком. Красивые люди, красивая музыка, полные столы
Но ведь это не важно, на самом деле.
Мы сможем все отпраздновать потом, когда я получу Ормхольм назад. Сделать все по правилам.
Да и не в пирах дело.
А в человеке, с которым я решила связать свою судьбу.
Как же это вышло?
Совсем чужой мужчина, который сейчас держит меня за руку. Который, не сомневаясь, клянется любить и защищать меня до последнего дня. Который отлично понимает, какой отчаянный шаг сейчас совершает и чем его клятва может обернуться не эта клятва, но и эта тоже.
Во время свадебных обещаний клятва символична, без крови. В старые времена клялись по-настоящему. Но заставлять двоих клясться на крови любить и хранить верность до конца дней особенно если это договорной брак, по воле родителей, особенно когда о любви изначально речи и не идет, это слишком жестоко.
Во время свадебных обещаний клятва символична, без крови. В старые времена клялись по-настоящему. Но заставлять двоих клясться на крови любить и хранить верность до конца дней особенно если это договорной брак, по воле родителей, особенно когда о любви изначально речи и не идет, это слишком жестоко.
Сейчас это просто слова. Но даже слова имеют силу.
У Отера в глазах мечутся чуть безумные отчаянные искры. Он клянется, словно прыгает с высокой скалы, не зная, достаточно ли глубоко внизу, не разобьется ли он. Я тоже не знаю.
Но обратного пути нет. Мы уже летим.
И я клянусь тоже.
А потом он целует меня. Легко, почти по-братски, едва коснувшись губами.
Зрители улюлюкают, веселятся, требуют целоваться еще.
Потанцуем? говорит Отер, подхватывает меня.
Слегка нетрезвый лютнист, и где только его нашли, ударяет по струнам, заводя веселую и слегка неприличную песню. У меня кружится голова.
Ты теперь моя жена, говорит Отер, обнимая меня.
У него теплые сильные руки. И хочется довериться ему по крайней мере в танце. Это так легко. Рядом с ним кажется, что все будет хорошо.
* * *
Если хочешь, если тебе нужно для начала привыкнуть ко мне, шепотом говорит он мне в макушку, мы можем просто тихо лечь спать.
Я натанцевалась так, что не чувствую ног. Я упала бы, если бы он не держал меня. Не нашла бы сил подняться, если бы он сам, на руках, не втащил меня по лестнице и через порог спальни. Если бы не обнимал так сейчас. Как-то совсем иначе теперь обнимал, и даже дыхание его менялось.
А тебе не нужно ко мне привыкнуть? сказала я.
Он засмеялся.
Я уже, шепнул, словно доверяя тайну, голос вдруг стал ниже и глуше.
Уже. Это я чувствовала.
Его руки поглаживали мою спину нетерпеливо, и шнуровку на платье подхватывая пальцами тесемочки, на пальцы накручивая, но пока не распуская. Отер пытался держаться из последних сил.
Что ж, по крайней мере, в одном он точно не соврал, я нравлюсь ему как женщина. Так не сыграть.
Его сердце колотилось.
Он ждал моего ответа.
Не хочу ждать, сказала я. Хочу сейчас. А то вдруг потом одумаюсь и пожалею.
Поздно жалеть, сказал он и потянул за тесемочки.
Я принадлежу ему теперь.
А он мне.
Подняла на него глаза. Его лицо оказалось совсем близко, его глаза, вдруг потемневшие, расширившиеся зрачки, огонь, полыхающий в глубине.
До дрожи.
Его губы осторожно коснулись моего виска его теплое дыхание и я невольно сама потянулась к нему. Прильнула. И обняла за шею, я хотела просто не знала как
Ты ведь никогда не была с мужчиной, да? спросил он. Потерся щекой о мою щеку. Так щекотно, у него ужасно колючая.
Нет, сказала я.
Ничего, сказал он. Все бывает в первый раз.
Ничего? удивилась я. Разве он ожидал чего-то другого?
Ты дрожишь, сказал он. Не знаешь, чего ожидать, не знаешь, что тебе делать. Но это ничего, надо лишь начать. Подожди сейчас, довольно улыбаясь, взял мои руки. Холодные
Немного подышал на них, согревая.
Сейчас и точно задумал что-то, точно все знал.
Отпустил, быстро отстегнул перевязь с мечом, отбросил в сторону. И ремень. И взяв мои руки снова, сунул к себе под рубашку, ладонями к коже. Ближе к сердцу сначала.
Чувствуешь? спросил с интересом. Ох, холодные все равно, я-то точно чувствую.
Ему было весело, при всем при этом. Глаза смеялись, легкие пучки морщинок у глаз
А у меня покраснели не только уши, но, наверно, я вся Замерла.
Сердце бьется
Да, согласился он, улыбаясь еще шире. А вот тут?
Одну мою руку он сдвинул чуть вбок, и под моими пальцами оказалась кривая, выпуклая веревочка шрама.
Чувствуешь? спросил он.
Что это?
Довольно свежий, сказал он. Этой весной тяжелое копье сорвало стальные нашивки и пропороло мне бок. Под Интакой, в поле. Меня выбило из седла.
Как на турнире?
Турниры у нас редкость, все больше в Уэйсвике, но я видела однажды.
Как на турнире, согласился он, криво ухмыльнулся. А потом мне дали в морду, совсем не как на турнире, но я успел вывернуться и прирезать его.