Правда, оставалась сущая мелочь найти тысячи и тысячи долларов на такую поездку. Как бы мало не были осведомлены наши новые калифорнийские друзья о нравах и практике жизни в Советском Союзе, они знали достаточно, чтобы понять: все, что им пишут о невозможности предоставить даже отдаленно справедливое финансовое обеспечение увы, правда.
Но ROVA не респектабельные Чик Кориа и Гэри Бёртон[131]. Такие же отщепенцы-авангардисты, с такой же сомнительной политической репутацией в своей Америке, как и мы у себя в СССР. Рассчитывать на поддержку Госдепартамента они могли с таким же успехом как мы на поддержку министерства культуры. По общепринятым в Америке понятиям их и к джазу-то отнести нельзя. И не джаз, и не классика по какому ведомству проходить, и у каких фондов деньги просить, бог весть.
На то, впрочем, и существуют в Европе и Америке бесчисленные фонды, чтобы помогать артистам в подобного рода заманчивых, но неосуществимых без сторонней поддержки проектах. Ларри просит меня прислать ему как можно более официально выглядящее письмо, с котором он мог бы заняться fundraising. Даже я, с моим неплохим английским, не знал еще этого, ставшего теперь расхожим и в русском, слова. Смысл, однако, был понятен. Но где же взять официальную бумагу? Идти в дирекцию ДК Ленсовета за бланком и просить там поставить печать? И хотя дело было еще до скандала с закрытием Клуба, ясно было, что такой путь немыслим. Никто и нигде не даст нам никакую официальную бумагу, текст которой будет приглашать неизвестно от чьего имени приехать в СССР каких-то никому не ведомых американских (!) музыкантов. Тем более в самый что ни на есть разгар очередного витка холодной войны.
Но голь на выдумки хитра. Кое-как без компьютера, без ксерокса мы соорудили максимально, по нашим возможностям, официально выглядевшее письмо. Ни оригинала, ни копии уникального документа у меня не сохранилось, поэтому опять слово Ларри Оксу вот как он описывал это письмо в одном из многочисленных американских интервью после поездки:
Но голь на выдумки хитра. Кое-как без компьютера, без ксерокса мы соорудили максимально, по нашим возможностям, официально выглядевшее письмо. Ни оригинала, ни копии уникального документа у меня не сохранилось, поэтому опять слово Ларри Оксу вот как он описывал это письмо в одном из многочисленных американских интервью после поездки:
«Бланк, на котором пришло письмо, был явно самодельным. В письме говорилось, что мы заняли первое место в опросе джазовых критиков СССР.[132] У них всего-то, наверное, на весь СССР 25 критиков[133]. Они выражали уверенность, что если мы приедем в СССР, то на наши концерты придут тысячи поклонников[134] и что наши концерты окажут такое же влияние на развитие советского джаза, как концерты Дюка Эллингтона в начале 70-х.[135] В общем, письмо было очень впечатляющим, и с его помощью я начал собирать деньги. Сделать это оказалось непросто, и до последней минуты никакой уверенности в успехе не было. Главное, чего мы хотели, установить связь на культурном уровне. До нас ни одна играющая новую музыку группа не была в СССР. К тому же с нами ехали музыкальный критик, несколько писателей, кинематографистов, съемочная группа для документального фильма. То есть, мы с обеих сторон пытались сделать все, что в наших силах, чтобы сломить сложившуюся к 1983 году американско-советскую конфронтацию Рейган только что провозгласил СССР «империей зла». Когда я позвонил в Госдепартамент с просьбой о помощи в нашей поездке, чиновник, с которым я говорил, поначалу пытался мне спокойно объяснить, почему помощи с их стороны не будет. Но к концу нашего трехминутного разговора он пришел в настоящую ярость и начал просто орать в трубку: ОК, остановить вас в вашей поездке мы не можем, но и помогать вам мы точно не будем! Наконец, пара фондов на Западном побережье расщедрились. От корпораций мы ничего не смогли получить, несмотря на все разговоры в прессе о важности культурного обмена между двумя странами. В итоге больше всего нам дали частные лица, симпатизировавшие нашей музыке и идее поездки в Россию. В конце концов, несколько тысяч мне пришлось занять, о чем я нисколько не жалею».
На все это ушло года два, и когда, в мае 1983-го, ROVA, наконец, добралась до СССР, Клуб современной музыки был уже год как благополучно прихлопнут.
С американской стороны организацией поездки занимался некий фонд со звучным названием Friendship Ambassadors («Послы дружбы»), с советской действовавшая под эгидой ВЛКСМ молодежная туристическая организация «Спутник». ROVA была пристегнута к студенческому оркестру из провинциального американского университета. Ограничиваться одним Ленинградом они, ясное дело, не хотели, Москва была присовокуплена автоматически как же так, ехать в Россию и не побывать на Красной площади? Ну а, так как сроки поездки совпадали с фестивалем Vasaras Rytmi («Ритмы лета») в Риге, то я посоветовал подключить и Ригу, заранее договорившись с рижанами о том, что ROVA выступит и у них.
Все начиналось с Москвы, и в назначенный день трое нас, ленинградцев Курёхин, Гребенщиков и я дожидались у пассажирского выхода аэропорта Шереметьево-2. С нами был наш главный московский друг Саша Липницкий, дома у которого в первый же вечер была устроена приветственная вечеринка. Липницкий жил тогда один в большой трехкомнатной квартире в артистическом доме на Садово-Каретной, рядом с садом Эрмитаж. Всегда открытый для друзей дом был главной базой ночевок для регулярно совершавших набеги в Москву «Аквариума» и «Кино», с которыми Липницкого связывали тесные дружеские отношения. Саша занимался иконами и, по нашим нищенским ленинградским меркам, был человеком, мягко говоря, обеспеченным. Достаточно сказать, что он первым в нашем кругу обзавелся видеомаганитофоном, и мы, как завороженные, не отрываясь, смотрели живые концерты и первые только-только появившиеся на недавно созданном MTV видеоклипы. Все восторгались Duran Duran, мне же больше нравился Talking Heads, King Crimson и Сид Вишес из Sex Pistols с его версией синатровского «My Way». А вот еще одно почти тотальное увлечение компании многочисленные фильмы о боевых искусствах оставляло меня полностью равнодушным. Брюс Ли тогда ходил в главных героях, а Цой, Каспарян[136] и даже БГ попеременно принимали боевые позы.
Главное, разумеется, было не в этом. Большой, дружелюбный, гостеприимный, привычный к различным музыкальным гостям дом идеальное место для первой, задающей тон всему последующему общению встречи.
Главное, разумеется, было не в этом. Большой, дружелюбный, гостеприимный, привычный к различным музыкальным гостям дом идеальное место для первой, задающей тон всему последующему общению встречи.
Вся прилетевшая с ROVA компания и Лин с Джеки, и их друзья, литераторы и журналисты, и даже специальная съемочная группа, которая намеревалась снимать все происходящее для истории десантировалась в квартире у Липницкого. Приглядываться друг к другу особой нужды не было. Артём Троицкий мгновенно завел с Джеки разговор о Лори Андерсон и Лидии Ланч[137], Курёхин обсуждал с Ларри план совместного музицирования, мне приходилось переводить. Разговоры прервались импровизированным концертом сначала БГ, затем Петя Мамонов[138] спели по несколько песен. «Звуки Му» как группа тогда еще не существовали. Петра Мамонова я увидел и услышал впервые и, несмотря на присутствие, казалось, полностью занимавших мое воображение американцев, был совершенно потрясен. Гости, не понимая ни текста, ни контекста, едва отдавали себе отчет в том, что происходит. Среди всего этого сновал совсем еще молоденький Африка. Сразу и легко установился дух легкого, дружеского общения, этот дух царил на протяжении всего двухнедельного тура и вылился в многолетнюю, продолжающуюся и по сей день, дружбу.
Два московских концерта прошли на подъеме, хотя, конечно, немало раздражало особенно самих музыкантов ROVA необходимость делить сцену со студенческим биг-бэндом Wesleyan College из штата Западная Вирджиния. Именно их по какой-то никому неведомой причине Friendship Ambassadors объединили в один тур с нашими гостями. Более нелепое и несовместимое соседство трудно было себе представить: студенческий оркестр из провинциального колледжа, не очень умело, но очень старательно, по нотам разыгрывающий джазовые стандарты и радикальный импровизационный квартет четырех играющих практически экстремальный авангард саксофонистов. Но нам, как и практически всему заполненному до отказа 700-местному залу, было все равно. Советские люди к товарам «с нагрузкой» привыкли, и публика терпеливо ждала окончания разогрева.
Курёхин вышел на сцену после сета ROVA. Поиграл минут 10 один, потому к нему присоединились Ларри Окс и Брюс Экли спонтанный джем, в котором музыканты едва нащупали возможность продуктивного контакта.
Настроение было приподнятое. У всех кроме меня. На душе у меня скребли кошки. Из Москвы мы все перемещались в Ленинград, который, собственно, и организовал этот исторический тур. За ленинградский концерт ответственность нес лично я, и ситуация там была куда менее определенной и обещающей.
КГБ! На помощь!
С момента закрытия Клуба современной музыки прошло к тому времени уже больше года, но никакого пристойного помещения для концертов у нас так и не появилось. Мои попытки пристроиться в какой-нибудь центральный Дворец культуры ни к чему не привели. Мы оставались изгоями, имея в своем распоряжении лишь дружеское расположение литераторов из «Клуба-81». Обшарпанный полуподвал на Петра Лаврова и такая же обшарпанная крохотная театральная студия на проспекте Чернышевского годились для междусобойных авангардных сейшнов с участием Ханса Кумпфа, но никак для концерта ROVA. Даже маленький стоместный зальчик Дома-музея Достоевского для столь нестандартного события надо было как-то выпрашивать у администрации, которая принять такое решение самостоятельно явно не решилась бы американцы все же!
В марте-апреле 83-го, уже зная точно о датах приезда ROVA, я, как и годом ранее, сразу после закрытия КСМ, вновь отправился по различным ДК. На сей раз я уже не просил принять клуб на постоянное место жительства, мне нужен был всего лишь один концерт с нашими американскими гостями. Приезжают они, как я объяснял, совершенно легально, по линии дружбы, через организацию Friendship Ambassadors. Все бесполезно. В лучшем случае отвечали неопределенно, обещая подумать, просили перезвонить или зайти через недельку-другую. В конце концов мне ничего не оставалось делать, как обратиться к единственной инстанции, которая могла бы успокоить сомневающихся и опасающихся и снять все страхи.
Звоню все тому же майору Коршунову, курировавшему в КГБ всю неформальную культуру. Он меня выслушал и сказал, что мне нужно будет встретиться с его помощником старшим лейтенантом Евгением Валентиновичем Лукиным, рассказать все поподробнее и только тогда будет принято решение. Терять мне было нечего.
Звоню все тому же майору Коршунову, курировавшему в КГБ всю неформальную культуру. Он меня выслушал и сказал, что мне нужно будет встретиться с его помощником старшим лейтенантом Евгением Валентиновичем Лукиным, рассказать все поподробнее и только тогда будет принято решение. Терять мне было нечего.
Мой опыт предыдущего общения с Коршуновым был скорее позитивным в конце концов именно он избавил меня от давящего пресса шантажа сотрудников районной госбезопасности. Я встретился с Лукиным прямо на улице Петра Лаврова, неподалеку и от квартиры «Клуба-81», и от Большого дома.