Интересный факт: несмотря на то, что, как я уже писал, в 19801981 годах «аквариумисты» уже вовсю появлялись на сцене КСМ в составе первых курёхинских шоу, и более того сам он в то же время уже записывался на альбомах «Аквариума», о работе этой он тогда еще практически не говорил. БГ сотоварищи были для него старыми друзьями, точнее, в то время еще даже не столько друзьями, сколько так полузнакомыми-полуприятелями. Так же, как они охотно выходили на сцену в его концертах, так и он по-дружески помогал им делать записи.
Тем не менее, как бы парадоксальным это ни могло сейчас показаться, зная о теснейшем союзе Курёхина и БГ в течение 19821985 годов, на мой субъективный взгляд, лучший вклад Курёхина в «Аквариум» (во всяком случае в записи) относится именно к этому, самому раннему этапу их взаимного сотрудничества «Треугольнику» и «Электричеству», то есть год 1981-й. Курёхин еще и не думал претендовать не только на лидирующую роль, но даже на постоянное место в группе. Легкость и независимость позволяли ему играть раскованно, свободно, опираясь в своих соло либо на любимые им тогда пространные фриджазовые пассажи на упругом регги-ритме («Мой Друг Музыкант»), либо на расхлябанный хонки-тонк[142] блюзовый аккомпанемент («Мочалкин Блюз»). Изредка он вместе с БГ придумывал совершенно абсурдистскую музыкальную структуру («Золотых Лошадей»). Но чаще просто, без особых затей, не выпячивая своей роли, органично вписывался в мелодику песни, мастерски и с отменным вкусом исполняя отведенную ему роль качественного сайдмена («Поручик Иванов», «Кто Ты Теперь?», «Сторож Сергеев», «Альтернатива»). Похожее ощущение возникало и от редкого тогда еще появления его на сцене в составе группы хорошо помню концерт в том же КСМ весной 1982 года, буквально за месяц до закрытия Клуба. Играл он тогда просто великолепно легко, свободно, раскованно и со вкусом. На сцене еще прекрасно уживались рядом Курёхин и Ляпин, что буквально годом-другим позже стало уже предметом бесконечных напряжений в группе.
Однако уже на следующем альбоме «Аквариума» «Табу» Курёхин стал полноценным членом группы. С середины 1982-го и весь 1983 год Курёхин и БГ были, что называется, не разлей вода. Гребенщиков прочно занял место лучшего друга Курёхина. Они проводили вместе огромное количество времени: вместе слушали музыку, вместе ее делали будь то ставшее практически обязательным участие Курёхина во всех концертах «Аквариума», спорадические появления БГ в различных курёхинских составах, редкие концерты чекасинского трио, участившиеся вылазки в Москву будь-то полноценным «Аквариумом» или скромным дуэтом и даже безумный проект совместной записи.
Речь идет, конечно же, о ставшей уже хрестоматийной истории с записью альбома «Subway Culture»[143]. Курёхину ужасно захотелось записаться на большом органе инструменте, прямо скажем, не самом распространенном. Среди его многочисленных приятелей дворников-сторожей нашелся и человек, стороживший по ночам здание Кировского театра, где и был вожделенный орган один из немногих в городе. Была намечена ночь записи, и в ожидании условленного часа не спать же, в самом деле! друзья коротали время за коньяком. К условленному часу выпито было (по восторженному рассказу самого Курёхина спустя несколько дней после знаменательного события) по бутылке на брата. В каком состоянии они добрались до инструментов, можно только догадываться. Курёхин уселся за клавиатуру, а Гребенщиков отправился куда-то под потолок театра в радиорубку. Там же установили двухдорожечный магнитофон, в который была подключена гребенщиковская гитара. Если Боб и был в состоянии слышать органные переливы партнера, то до Курёхина, сидящего несколькими десятками метров ниже, ничего из гитарных пассажей друга, разумеется, не доносилось. Получившийся в результате спонтанно-интуитивный бред вполне вписывался в уже упоминавшуюся и столь почитавшуюся тогда друзьями эстетику Джона Кейджа Лу Рида.
Речь идет, конечно же, о ставшей уже хрестоматийной истории с записью альбома «Subway Culture»[143]. Курёхину ужасно захотелось записаться на большом органе инструменте, прямо скажем, не самом распространенном. Среди его многочисленных приятелей дворников-сторожей нашелся и человек, стороживший по ночам здание Кировского театра, где и был вожделенный орган один из немногих в городе. Была намечена ночь записи, и в ожидании условленного часа не спать же, в самом деле! друзья коротали время за коньяком. К условленному часу выпито было (по восторженному рассказу самого Курёхина спустя несколько дней после знаменательного события) по бутылке на брата. В каком состоянии они добрались до инструментов, можно только догадываться. Курёхин уселся за клавиатуру, а Гребенщиков отправился куда-то под потолок театра в радиорубку. Там же установили двухдорожечный магнитофон, в который была подключена гребенщиковская гитара. Если Боб и был в состоянии слышать органные переливы партнера, то до Курёхина, сидящего несколькими десятками метров ниже, ничего из гитарных пассажей друга, разумеется, не доносилось. Получившийся в результате спонтанно-интуитивный бред вполне вписывался в уже упоминавшуюся и столь почитавшуюся тогда друзьями эстетику Джона Кейджа Лу Рида.
Не думаю, впрочем, что получившийся из этой записи альбом так прочно остался бы в памяти (все-таки с точки зрения музыкальной это скорее шалость-курьез, чем достойная сколько-нибудь серьезного внимания работа), если бы не абсолютно превосходное вербально-визуальное оформление изданной спустя два года на Leo Records двойной пластинки. Не знаю, когда писался пошедший на пластинку текст «либретто» этого эпохального произведения, получившего жанровое определение «Третья Русская Опера». Не знаю также, кто больше приложил руку к его созданию, думаю, что друзья резвились вместе: ХII век, Охотно, Центр Русской Независимой Древности, пост-мутанты из альтернативной реальности, Совет Князей, саксофонист Игорь Достоевский (таким образом был зашифрован Бутман отдельная, записанная с ним несколько месяцев спустя короткая 15-минутная композиция составила третью сторону двойного альбома), юродивые, предсказывающие восстание декабристов и изобретение печатного станка, во всем этом совершенно явственно читаются корни и будущих словесных вступлений в «Поп-Механику», и близкого по своей задорной бредовости текста к записанному десятилетием позже инструментальному альбому БГ «Квартет Анны Карениной. Задушевные Песни», и, конечно же, одной из последних совместных работ Курёхина Гребенщикова фильма Сергея Дебижева[144] «Два капитана 2».
Дебижев, кстати, внес колоссальный вклад в создание «Subway Culture». Я с ним познакомился еще в 1980 году в Художественном училище им. Серова, где я преподавал английский язык, а он, свежий выпускник «Мухи»[145], промышленный дизайн. Он только-только начинал тогда вхождение в кинематограф и работал художником на первых документальных фильмах Александра Сокурова. На меня огромное впечатление произвел увиденный с подачи, кажется, того же Дебижева на каком-то закрытом просмотре в ЛГУ первый полнометражный художественный фильм Сокурова «Одинокий голос человека» по мотивам прозы Андрея Платонова. В то время Дебижев попытался даже наладить творческое сотрудничество между еще начинающим кинорежиссером и «Аквариумом». Помню концерт в ленинградском «Доме актера», для которого Сокуров готовил какое-то сценическое то ли действо, то ли оформление. Ни действа, ни оформления внятного не получилось, и дальнейших попыток к сотрудничеству стороны не предпринимали.
Дебижев же сделал великолепное стильное оформление для конверта «Подземной культуры»: русский белокаменный собор с луковками куполов, а под ним в мрачном подземелье воины с копьями и стрелами. Двойная пластинка в лучших традициях раскрывающихся как книга альбомов прог-рока 1970-х внутри содержала то самое «либретто», выписанное изящным вензельным шрифтом в художественном обрамлении. Насколько я знаю, в России на виниле альбом так и не переиздавался. Была, кажется, кассета, но и кассета, и CD, и уж тем более всяческие цифровые издания этого опуса никакого смысла не имеют музыка, повторяю, интерес представляет сугубо исторический, а вот внешний вид полномаcштабного LP до сих пор впечатляет, и все вместе становится монументальным памятником эпохи.
Помню, кстати, как мы с Курёхиным бережно передавали листы с оригинальной дебижевской графикой проложенные папиросной бумагой, упакованные в специальную папочку какому-то американскому дипломату на очередном приеме в резиденции американского консульства с тем, чтобы тот переправил их дипломатической почтой Лео Фейгину в Лондон.
Бутман не единственный музыкант из прежней курёхинской джазовой и околоджазовой тусовки, втянутый благодаря Курёхину в орбиту «Аквариума» и БГ; можно еще упомянуть мелькавшего на записях и «Табу» и «Радио Африки» басиста Владимира Грищенко. Справедливости ради, правда, нужно признать, что он хоть и играл в том самом вапировском квартете, в составе которого я впервые увидел Курёхина в октябре 1978 года, джазовым музыкантом может считаться лишь условно в конце концов, вместе с Курёхиным он играл еще во вполне роковом «Гольфстриме». Да и у Вапирова Грищенко играл не на джазовом контрабасе, на роковой бас-гитаре.
Куда важнее был альянс Курёхина с Чекасиным и Валентиной Пономарёвой. Яркая цыганка из знаменитого трио «Ромэн» еще в 1960-е годы увлеклась джазом правда, вполне пока традиционным. С Курёхиным ее как она мне рассказывала познакомил Барбан. Причем знакомил дважды сначала в 1978 году на фестивале в Фергане («Я увидела совершенно милейшего мальчика, который подошел ко мне, раскланялся, как подобает ленинградцам, интеллигентный, нежный, с тихой улыбкой»), где Пономарёва появилась после долгого перерыва в своей джазовой жизни, а затем и в 1980-м. Вот как она рассказывала мне в интервью об обстоятельствах их второго знакомства.
«Я была в Ленинграде, останавливалась в доме у Барбана, и он опять предложил мне познакомиться с потрясающим молодым пианистом и спросил, не захочу ли я отправиться с Курёхиным и Чекасиным на фестиваль в Апатиты. Я уже не помню, по какому поводу я оказалась у Ефима, но поехать куда угодно была всегда готова цыганская кровь. Следующее что я помню, самолет, рядом со мной Чекасин и Серёжка, и мы летим в Апатиты, такое странное место. Это было наше первое совместное выступление, чекасинский проект, и с этого все и началось. После этого в Ленинграде на выступлении Crazy Music Orchestra я увидела выходящего из-за кулис человека в белой маске и с гитарой, который стал брить гитару. Это было первое знакомство с БГ, и очень скоро мы втроем я, Серёжка и БГ рванули каким-то чудовищным образом зимой в Архангельск, мы невероятно веселились, я почти ничего не помню, кроме того, что Серёжка был в разных ботинках».