Таким манером остался я при хозяине. Был пес бойцовый стал сторожевой. И даже ошейник носил толстую стальную цепь, спасавшую меня вот ведь парадокс! от собачьей каталажки, в отличие от брошенных или потерявшихся и невостребованных бедолаг, которые оканчивали там свои дни, будучи виноваты лишь в том, что документов у них как у горного кролика.
А я никогда больше не выйду на ринг Живодерни. Никогда! По крайней мере, я так считал.
· 2 ·
Все кобели сексисты
На следующий день я отправился к дому той старушки, где жил Тео. На веревке полоскалось белье, однако под ним против обыкновения не было моего дружка. Сущего или бывшего. Я постоял у железной калитки, откуда вскорости вышла старушенция. Тоже огляделась по сторонам, будто искала Тео, и двинула в супермаркет на угол.
А я, обуянный любопытством, к реке: там, под мостом, мы с Тео, бывало, проводили целые часы, глядя, как идут по воде баркасы, как струится дым из фабричных труб на другом берегу. Иногда, развлечения ради погонявшись за чайками, которые поднимались вверх по течению и оказывались возле моста, мы потом снова валились наземь, отфыркиваясь и хохоча. Гляди, говорил мне Тео, гляди, какие у этих тварей острые клювы прямо как ножи: только и смотрят, чего бы урвать. Терпеть их, сволочей, не могу. Нет, ты глянь, Арап, до чего ж подлые существа. Он их в самом деле ненавидел, хоть и на свой лад насмешливо и спокойно. Наверно, это была детская травма видимо, его, щенка, хотела когда-то клюнуть какая-нибудь чайка. Мне-то до них не было дела, но я любил поймать птичку и свернуть ей шею, пусть даже потом долго приходилось отплевываться перьями. Да. В общем, это были физические упражнения. Люди играют в теннис или в гольф, а мы охотимся на чаек.
На нашем обычном месте почему-то никого в этот час не было. Странно это, думал я, задумчивой короткой рысцой возвращаясь по набережной к себе рядом со взмокшими от пота двуногими в коротких штанишках и кроссовках, бежавшими от инфаркта. Нет, в самом деле, очень странно. Тео был не из тех, кто так вот, за здорово живешь, отказывается от своих привычек. Наоборот, имелись у него веские причины хранить верность этому месту. А главную причину звали Дидо.
Мы с ней познакомились однажды утром, недалеко от моста. Это был фешенебельный квартал, не чета нашему. Особняки с лужайками и всякое такое. Ее выгуливала на поводке горничная филиппинка, кажется. Они прошли мимо, а мы окаменели при виде этой немыслимо изящной ирландской сеттерихи в красновато-золотистой шубке, которую в этот миг ерошил ветер, раздувая длинную шерсть на ушах. И, поверьте, это была не та кинодура, каких показывают в сериалах вроде «Леди и бродяга», и не та кинодива вроде знаменитой Лесси[2] ну, чтоб вы поняли. Дидо была исключительным, просто образцовым экземпляром. До того хороша, что, казалось, асфальт плавится от одного движения ее хвоста, и с первого взгляда было видно она это знает. Они, сучки, всегда это знают.
Одно из наших преимуществ в том, что, в отличие от двуногих, мы не обязаны соблюдать политкорректность. Можно не заморачиваться. Вот взять обезьян: целыми днями чешут, простите, тешат они похоть свою в одиночку или в виде супружеских обязанностей а дети в восторге глядят на них из-за прутьев решетки в зоологическом саду, а родители только похохатывают. Иными словами, мы, животные, свободны от разнообразных предрассудков. Никто нас не пристыдит и не усовестит, а когда инстинкты берут верх, всегда можно свалить на то, что мы, как говорят люди, твари неразумные. Так что дают нам поблажки. Потачки, так сказать. После таких предуведомлений вы не удивитесь, узнав, что при виде Дидо мы вскоре узнали, как ее зовут, мы с Тео разом замерли, а потом приветствовали ее синхронным «вау-вау-вау!». Дескать, так и съел бы тебя, красотка, вместе с антиблошиным ошейником Боже, до чего же ты хороша Боже, как я тебя хочу И тому подобное. Скажи такое на улице мужчина женщине, он через полчаса уже сидел бы в участке. Но мы, по счастью, не люди. Кобели, одно слово. Сексисты. Мало сказать! И тем горды.
Но Дидо, говорю же, была самка до мозга костей. И приняла наши комплименты как должное, глазом не моргнув.
Это все вы вдвоем намереваетесь проделать? спросила она уверенно, учтиво и весело.
Надо будет на подмогу ребят позовем, ответил Тео, который за словом в карман не лез вероятно, за отсутствием оных.
Мимолетный взгляд, которым окинула нас Дидо, был исполнен такого пренебрежения, словно она смотрела на кучку дерьма, только что наваленную кошкой и к тому же шелудивой.
Ну да, я так и подумала, сказала она. Сами, боюсь, не справитесь. Говорить-то вы все мастера, а как до дела дойдет
Мы потеряли дар речи, а она удалилась со своей филиппинкой. С величавостью богини помахивая хвостом.
Я размышлял об этом, покуда бежал по набережной. Размышлял об этих двоих о Дидо и Тео и о том, какая незавидная роль выпала мне в этом треугольнике. После того, первого раза, мы с Тео бродили вокруг ее дома особняк за оградой, садовники, три автомобиля у ворот. Поначалу Дидо не баловала нас появлениями: выходила к решетке в строго отведенное время, играла с мячиком, будто нас и не было. Но однажды выбралась наружу, воспользовавшись тем, что посыльный из магазина принес какие-то пакеты. Мы с Тео улеглись под деревом на другой стороне улицы, а Дидо медленно направилась к нам. Нимало не смущаясь.
Хотелось бы выпить чего-нибудь, сказала она.
Чего, например? осведомился Тео.
Она с полным спокойствием оглядела нас.
Удивите меня.
И сильно удивить?
Там видно будет.
Тут мы, само собой, повели ее к Водопою. И это сильно повысило наш престиж среди тамошней братии. При виде золотисто-рыжей ирландки Агилюльфо навострил уши и принялся цитировать какого-то Данте про какую-то Беатриче, меж тем как Марго сверху донизу оглядывала гостью с тем кислым видом, какой умеет напустить на себя только сука, когда она разбирает по косточкам стати другой суки.
И чем же тебя угостить, красотка?
Тем же, чем и этих двоих.
Марго окинула нас критическим оком.
И откуда только вы, ребята, вытащили эту Барби?
И чем же тебя угостить, красотка?
Тем же, чем и этих двоих.
Марго окинула нас критическим оком.
И откуда только вы, ребята, вытащили эту Барби?
По правде говоря, это она нас вытащила.
С важным видом подошел Фидо немецкий овчар, служащий в полицейском участке. Парень неплохой, но малость твердолобый. И не так чтоб уж кристально честный. В случае надобности ничего не стоило подкупить его то костью от хамона, то дешевой конфеткой, уворованной у зазевавшегося ребятенка. В общем, он придерживался принципа «Живи и давай жить другим».
Ты что не местная?
Это бросается в глаза, ответила Дидо, оторвавшись на миг от желоба.
Ну-ка, ну-ка, дай-ка взглянуть и он осмотрел ее ошейник, убедившись, что все в порядке. Привита и от бешенства, и от всего прочего. Указаны даже ее кличка и адрес.
Если решишь посадить ее, меня кинь в ту же камеру, сказал Тео.
И меня, добавил я.
Фидо глядел растерянно, не зная, то ли разозлиться, то ли принять за шутку. Я же сказал, что, как и положено полицейскому, он был не очень смекалист. Но службу понимал не хуже Рин-Тин-Тина[3]. В задумчивости он почесал морду.
Негоже приличной барышне разгуливать в такой час в таком квартале.
Спокойно! вступился Тео. Она со мной.
И со мной, встрял и я.
Дидо посмотрела на нас и спросила ехидно:
Вы вообще все делаете на пару?
Почти все.
Amicitia lucet aequales, сообщил Агилюльфо. Как сказал Цицерон, «Дружба осеняет равных».
Равны во всем, во всем? спросила Дидо, не сводя с нас глаз.
Мы доказали ей это попозже, под нашим мостом. Уже вечерело, и в лиловатом свете заката мы, как принято говорить, «не комплексуя», трахнулись. Говорил и повторю: Дидо была настоящая секс-бомба. Мало того что красива, но еще и бесконечно уверена в себе. И знала, на что идет. И есть тут еще одна подробность, которая говорит красноречиво не только о ней, но и о том, какой был Тео и какой я. Мы начали облизывать ей уши, и оба изготовились прожарить ее, а Дидо, урча от наслаждения этим трио, предоставила нам себя. И тут вот поверх ее головы Тео глянул на меня, как он умел со спокойной насмешкой сообщника, будто говоря: «Давай, товарищ, иди первым». И едва лишь я пристроился, обхватив Дидо передними лапами за бока, кольнуло меня нежданное угрызение совести. Возникла перед глазами картинка, вечно не дававшая мне покоя, новорожденные щенята, брошенные в мусорный бак. И всякое такое, ну, сами понимаете.
Залететь не боишься? спросил я.
Дурак, я стерилизованная.
Вот, кажется мне, с этого мига я и начал терять ее терять, еще толком не заполучив. Пренебрежительный тон Дидо и глумливый взгляд Тео в очередной раз напомнили мне, что джентльменам суки неизменно предпочитают шпану. Окончательная ясность придет ко мне чуть попозже, когда Тео кончит. Пока же я торопливо и неуклюже, потому что верзилы вроде меня всегда неловки в обращении с дамами, влез на Дидо, которая свела свое участие в процессе к тому, что стояла смирно, в такт сгибая и разгибая задние лапы. Подчинялась, но не более того. Зато когда меня сменил Тео со своими хулиганскими ухватками, со своей гадкой улыбочкой язык высовывается между клыков, вытянула шею, изогнулась и принялась страстно покусывать его, заходясь при этом в истошном лае. Вот уж точно завывала как сука в поре.
В нерешительности я остановился перед домом Дидо. Потом пересек улицу причем меня чуть не сшиб автомобиль, несшийся как угорелый, и подошел к ограде. Гавкнул дважды: один раз коротко, второй протяжно, нашим давним сигналом сообщив о своем присутствии. И вот наконец появилась Дидо. Ее, должно быть, недавно выкупали, потому что шерсть казалась особенно мягкой и шелковистой. От нее приятно пахло шампунем «Клин Дог», и вся она, включая трюфель носика, сияла чистотой. Мне захотелось сунуть морду меж ее задних лап и умереть там.
Тео пропал, выпалил я без предисловий.
Знаю, ответила она. Две недели уже не видела его. Хотя с ним такое частенько бывает. Испарится куда-то бесследно, а потом возвращается с улыбочкой и нюхает у тебя под хвостом, как ни в чем не бывало.
Он ушел вместе Красавчиком Борисом, знаешь такого?
Знаю. Он живет в конце этой улицы.
Ну, так вот, оба исчезли. Бориса ищут, расклеили объявления. А до Тео, само собой, никому дела нет.
Тебе-то есть, как я посмотрю.
Тебе-то есть, как я посмотрю.
Мы же с ним друзья.
Друзья.
Она тряхнула головой, взметнув длинную шерсть на ушах.