По приказу автора
Генерал-губернатором
Начальником артиллерийского управления»[28].
Далее следует «ОБЪЯСНЕНИЕ»:
«В этой книге использовано несколько диалектов, а именно: негритянский диалект штата Миссури, самая резкая форма захолустного диалекта Пайк-Каунти, а также четыре несколько смягченных разновидности этого последнего. Оттенки говора выбирались не наудачу и не наугад, а, напротив, очень тщательно, под надежным руководством, подкрепленным моим личным знакомством со всеми этими формами речи».
И подпись: «АВТОР».
Лишь после этих приготовлений Марк Твен начинает рассказ от лица, с точки зрения и с интонациями Гека:
«Вы про меня ничего не знаете, если не читали книжки под названием Приключения Тома Сойера, но это не беда. Эту книжку написал мистер Марк Твен и, в общем, не очень наврал. Кое-что он присочинил, но, в общем, не так уж наврал».
Я решил перенять твеновский прием. Начало рассказа от которого я позднее отказался и которое куда-то подевал это сцена с Алисой Кинниан. Алиса приходит в лабораторию и спрашивает профессора Немюра, нет ли вестей от Чарли. Немюр вручает ей рукопись, первые страницы которой нацарапаны карандашом, причем писавший нажимал на карандаш так сильно, что слова буквально можно ощупать.
Голос Чарли раздался не раньше, чем я напечатал:
«Проми жуточьный от чет 15 марта
Доктор Штраус говорит мне надо писать што думаю и што случаетца сомной начиная с сиводьнешнево дьня. Я незнаю зачем но он сказал это важно потамушта тогда они поймут гожусь я им или нигожусь. Я надеюсь што гожусь. Мисс Кинниан говорит может они зделают меня умным. Я хочу быть умным. Меня зовут Чарли Гордон. Мне 37 лет и 2 недели назад у меня было деньрождение. Больше низнаю што писать и поэтаму на сиводьня заканчиваю».
Перечитав пассаж, я понял: теперь порядок.
Я работал до утра; и на другую ночь, и на третью, и на четвертую. Меня лихорадило; долгие часы я проводил за пишущей машинкой, спал урывками, злоупотреблял кофе.
В одну из ночей (первый черновик еще не дошел до середины), после сцены, в которой Чарли состязается с лабораторной мышью, я выкрикнул: «Мышь! Мышь!»
Орея резко села на постели, начала озираться.
Где мышь? Где она?!
После моих объяснений Орея сонно улыбнулась.
Это хорошо.
Я вернулся к работе. Для себя я напечатал: «Мышь, которая подверглась той же операции, что и Чарли, будет прогнозировать события, связанные с экспериментом. Самостоятельный полноправный персонаж, маленький пушистый приятель Чарли».
Самостоятельному персонажу требовалось имя. Мои пальцы легли на клавиши. Имя возникло на странице само собой: Элджернон.
Дальше все шло как по маслу. История сама себя писала. Получился длинный рассказ или небольшая повесть на тридцать тысяч слов. В первом законченном варианте финал такой: Алиса Кинниан поднимает взгляд над папкой с промежуточными отчетами. Ее глаза полны слез. Она просит профессора Немюра помочь в поисках Чарли.
Фил Класс (он же Уильям Тенн) со своей женой, Фрумой, к тому времени тоже переехал в Сигейт и поселился через улицу от нас. Фил был вторым, кто прочел историю Чарли Гордона (первой ее прочла Орея). Возвращая рукопись, Фил сказал:
Это станет классикой.
Конечно, он просто хотел меня подразнить. Я рассмеялся.
Следующим шагом было найти нового литературного агента. Я позвонил Гарри Альтшулеру, представился и сообщил о запросе Хораса Голда на второй рассказ для «Гэлекси мэгэзин». Альтшулер изъявил желание прочесть «Цветы для Элджернона», и я послал ему рукопись. Он ее похвалил и сказал, что роль моего агента ему весьма польстит. Разумеется, за Голдом остается право принять или отвергнуть рассказ.
Эйфория слишком вялое слово для характеристики моих тогдашних ощущений. Я только что завершил историю, которая несколько лет вызревала в моих душе и разуме. Чувство освобождения было восхитительно. Вдобавок я нашел солидного агента, которому история понравилась; издатель ее тоже одобрил. Я думал, с проблемами покончено.
Я ошибался.
Глава 14
Отвергнут принят
Несколько дней спустя мне позвонил Гарри Альтшулер. Оказалось, он через одного из своих авторов связался с Хорасом Голдом и упомянул о моем рассказе.
Хорас хочет, чтобы ты принес рукопись к нему на квартиру. Там он ее и прочитает. Ты у него бывал? Знаешь, что за квартира?
Как не знать! Там я учился игре в покер и попутно выяснил, что блеф это не мое.
Вот и отлично. Только не обсуждай с Хорасом цену, если он надумает купить твой рассказ. Торговаться моя прерогатива.
Путь с Кони-Айленда на Четырнадцатую улицу, что в восточном Манхэттене, был неблизкий. Пока доехал, я вконец извелся. Рассказ очень много для меня значил понятно, что я мечтал о публикации в ведущем научно-фантастическом журнале вроде «Гэлекси мэгэзин». Но Хорас имел репутацию редактора беспардонного, считал себя вправе требовать от авторов изменений.
Он сам вышел в холл, протянул руку за конвертом.
Давайте сюда, а сами посидите, передохните. Вон кофе, пончики угощайтесь.
И скрылся с моей рукописью в кабинете.
Только теперь я вспомнил слова Альтшулера что Хорас Голд будет читать при мне; только теперь сообразил, что получу мгновенный отзыв одного из самых уважаемых в своей области редакторов.
Около часа я пил кофе и читал «Нью-Йорк таймс»; точнее, не столько читал, сколько сидел, вперивши взор в пустоту. Понравится Хорасу мой рассказ или не понравится? Купит он его или отвергнет?
Наконец появился Хорас с печатью думы на челе. Сел напротив и произнес:
Дэн, история очень недурна. Однако у меня появились соображения, как сделать ее блестящей.
Не помню своей реакции.
Финал у вас какой-то депрессивный, продолжал Хорас. Читателям не понравится, уж я-то знаю. Надо его переписать. Во-первых, никаких регрессов. Интеллект Чарли так и останется на высоте. Чарли с Алисой Кинниан поженятся и будут жить долго и счастливо. Ну, ведь блеск? Блеск.
Я вытаращил глаза.
Вот как начинающему автору реагировать на подобные слова издателя, который у него один рассказ уже купил и о втором подумывает?
Перед мысленным взором пронеслись годы вынашивания истории. Куда мне девать клин, вбитый интеллектом между мной и родителями? Куда девать исполненный трагизма образ Книжную гору? Куда девать Аристотелеву теорию классического падения?
Я вытаращил глаза.
Вот как начинающему автору реагировать на подобные слова издателя, который у него один рассказ уже купил и о втором подумывает?
Перед мысленным взором пронеслись годы вынашивания истории. Куда мне девать клин, вбитый интеллектом между мной и родителями? Куда девать исполненный трагизма образ Книжную гору? Куда девать Аристотелеву теорию классического падения?
Я подумаю, вымучил я. Мне нужно время.
По моим прикидкам, рассказ пойдет в один из ближайших номеров, так что беритесь, переписывайте. Дело недолгое.
Да-да, конечно.
Так я ответил, отлично сознавая, что менять финал не стану ни при каких обстоятельствах.
Вот и хорошо, кивнул Хорас, выпроваживая меня. Не сомневаюсь, вы еще немало рассказов напишете для «Гэлекси».
Едва оказавшись на улице, я бросился звонить из автомата Гарри Альтшулеру. И все ему рассказал.
Знаете, Дэн, выдал Альтшулер после долгой паузы, Хорас отличный редактор, и рыночное чутье у него на зависть. Я с ним согласен. Переписывайте. Чего вам стоит?
Хотелось заорать: «Чего мне стоит? Да сущей ерунды частицы сердца! Той самой, которую я в текст вложил!» Но кто я был такой, чтобы спорить с профессионалами?
Электричка везла меня, удрученного, обратно в Сигейт. Казалось, она еле тащится.
Фил Класс, узнав о разговорах с двумя редакторами, покачал головой.
Хорас и Гарри неправы. Только попробуй переписать финал увидишь, что будет. Я тебе все ноги бейсбольной битой переломаю, вот что!
Спасибо.
Тут Фил внес предложение. Он тогда работал на Боба Миллза, главреда в журнале «Фэнтези энд сайенс фикшн».
Давай-ка, Дэн, я покажу твой рассказ Миллзу. Может, он его и купит.
Звучало заманчиво. Конечно, «Гэлекси мэгэзин» считался самым коммерчески успешным журналом в жанре научной фантастики зато «Ф amp;СФ» пользовался особым уважением за литературные достоинства. Я позволил Филу закинуть удочку.
Через несколько дней появились новости как хорошие, так и плохие. Рассказ пришелся Миллзу по душе, но публикацию стопорили издательские ограничения с объемом максимум 15 000 слов на произведение. Если я согласен убрать 10 000 слов, Миллз заплатит по два цента за слово.
Попробую сократить, сказал я.
Решение далось не слишком трудно. Я вспомнил редакторскую работу, совет Боба Эрисмана «перетряхивать» страницы и комментарий Скотта Мередита о Лестере дель Рее, который принципиально не перерабатывает свои рассказы, ибо не хочет сокращения дохода в два раза. В общем, я занялся саморедактурой. Перетряхивал страницы, удаляя целые параграфы и отдельные слова, если в них не было острой необходимости. Боялся, что это будет болезненно; оказалось вполне терпимо.
Я уничтожил все «потому что» и «который», а также тяжеловесные предложения и отклонения от основной темы. «Фразы, в которых перегруженность обилием слов затемняла смысл, методично мною купировались». То бишь, «я облегчал фразы». Одиннадцать слов без какого-либо ущерба сводил к трем, как в данном примере. Заодно, заменяя пассивный залог активным, преображал канцелярскую дряблость в рельефные мышцы качественной художественной прозы.
Наконец я добрался до финальной сцены: Алиса откладывает папку с промежуточными отчетами и просит Немюра помочь в поисках Чарли. Несколько секунд я медлил, а затем длинной диагональной линией перечеркнул полторы страницы. Теперь рассказ завершался постскриптумом самого Чарли: «Пожалуста если будит шанц положите цветиков Элджернону на могилку она на задним дворе»
Боб Миллз купил мою историю.
Тем летом меня пригласили в Пенсильванию, в Милфорд, на выездной семинар. Предполагалось, что «старая гвардия» клуба «Гидра» выделит часок-другой послеобеденного времени на прочтение и критику литературных новинок-миниатюр. От меня требовался рассказ для разбора, и я решил отдать на растерзание «Цветы для Элджернона».
Вечером накануне семинара я перечел рукопись и обнаружил нестыковку. Я ведь убрал пространный финал, эту сцену с Алисой и Немюром; зачем же теперь вступление, в котором Немюр передает Алисе отчеты?