Глава 13
Получилось!
Страницы, которые будут приведены ниже, я напечатал в один присест. Пальцы мои буквально летали над клавишами пишущей машинки; никогда я не работал на таком душевном подъеме.
Словом, вот он, неотредактированный первый черновик:
Эффект гения
Автор Дэниел Киз
Гордон, говорю я, идеален для эксперимента, вещал доктор Штраус, ибо, при низком интеллекте, он легко идет на контакт и жаждет побыть морской свинкой.
Чарли Гордон с широкой улыбкой подался вперед, переместившись на самый краешек стула. Что ответит доктор Немюр?
Возможно, Штраус, вы и правы; но только поглядите на него он такой тщедушный! Выдержит ли он чисто физически? Мы ведь не представляем масштабы потрясения, которое эксперимент может возыметь на нервную систему. Подумайте: интеллект подопытного возрастет в три раза, и притом очень быстро.
Я здоровый, встрял Чарли Гордон. Поднялся, стукнул себя кулаком по узкой впалой груди. Я с малолетства работаю и
Да-да, мы в курсе, Штраус жестом усадил Чарли обратно. Доктор Немюр говорит совсем о другом, Чарли. Сейчас ты этого все равно не поймешь, так что не напрягайся.
Обернувшись к коллеге, доктор Штраус продолжал:
Конечно, вы совсем иначе представляли себе кандидата в принципиально новые, интеллектуальные супермены; да только волонтеры к нам в очередь не стоят! Как правило, люди уровня Чарли настроены враждебно, и сотрудничества от них ждать не приходится. Сами знаете: те, у кого IQ семьдесят единиц, непробиваемо тупы. А Чарли добродушный. Он хочет участвовать в эксперименте и любит угождать. Про свои умственные способности он понимает достаточно. Слышали бы вы, как он умолял меня: возьмите да возьмите! Согласитесь, нельзя недооценивать роль мотивации. Вы, Немюр, может, и уверены в результатах, однако помните Чарли станет первым человеком, интеллект которого повысят посредством хирургического вмешательства.
Для Чарли почти все, что говорил доктор Штраус, оставалось пустым звуком; он понял лишь, что доктор Штраус на его стороне. Затаив дыхание, Чарли ждал, что ответит доктор Немюр. Вот он, седовласый гений, подвигал верхней губой, как бы натягивая ее на нижнюю; вот почесал ухо, вот потер нос. Наконец ответ пришел в форме кивка.
Ладно, сказал Немюр, возьмем Чарли. Протестируйте его личностные качества. Мне нужен законченный психологический профиль. Чем скорее, тем лучше.
Не в силах сдержать восторг, Чарли Гордон вскочил и над столом протянул руку доктору Немюру.
Спасибо, док! Спасибо! Вы не пожалеете, что меня выбрали. Что дали мне шанс. Я постараюсь стать умным. Сильно-сильно постараюсь.
Первым получить более глубокое представление о личностных качествах Чарли попытался молодой и тощий специалист по тестам Роршаха.
Итак, мистер Гордон, начал он, возвращая очки на костистую переносицу, что вы видите на этой карточке?
В детстве Чарли провалил столько тестов, что теперь каждый новый вызывал в нем страх и подозрительность. Он уставился на карточку и нерешительно произнес:
Я вижу кляксу.
Разумеется, улыбнулся психолог.
Чарли встал он думал, это все.
Хорошее хобби, сказал он. У меня тоже есть хобби. Я рисую картинки. Знаете, есть такие специальные картинки, там цифирки, и по ним видишь, что каким цветом красить
Погодите, мистер Гордон. Сядьте. Мы еще не закончили. Что вам напоминает эта клякса? Что вы в ней видите?
Чарли уставился на карточку. Долго смотрел, затем взял ее у психолога. Поднес к самым глазам. Вытянул руку с карточкой, стал смотреть издали. Один глаз он при этом скашивал, надеясь, что психолог даст подсказку.
Внезапно Чарли вскочил и направился к двери.
Куда же вы, мистер Гордон?
За очками.
За очками.
Очки остались в гардеробе, в кармане пальто. Вернувшись, Чарли принялся объяснять:
Так-то я и без очков вижу. Вот если в кино иду или телевизор смотрю тогда надеваю. У меня очень хорошие очки. Дайте мне снова карточку. Теперь я найду, чтó там в ней запрятано.
Он не сомневался: когда очки будут на нем, никакая картинка от него не скроется. Чарли напрягал зрение, морщил лоб, грыз ногти. Что там, в этой кляксе? Тощий психолог это видит, а он, Чарли, нет. А ему надо, позарез надо увидеть!
Это клякса, повторил Чарли.
У тощего на лице отразилась досада, и Чарли поспешил добавить:
Очень красивая клякса. У нее красивые завитушки, и еще
Молодой ученый покачал головой, и Чарли осекся на полуслове. Ясно: дело не в завитушках.
Мистер Гордон, мы уже определили, что перед нами клякса. Теперь скажите, на какие мысли вас наводит эта клякса. Что вы себе представляете? Что вы видите в своем воображении? В уме?
Можно я еще раз попробую? взмолился Чарли. Сейчас я сейчас минутку До меня долго доходит. Я и читаю медленно. Стараюсь, а все равно
Он вновь взял карточку в руки. Несколько минут понадобилось на то, чтобы отследить взглядом линию рваной кромки. От напряжения брови Чарли сошлись на переносье.
Что я себе представляю? Что я себе представляю? бормотал Чарли.
Внезапно его лоб разгладился. Молодой ученый оживился, досадливое выражение уступило место интересу.
Конечно! заговорил Чарли. Вот я болван. Как я сразу не понял!
Вы что-то вообразили себе, да?
Да, с торжеством объявил Чарли. Его лицо буквально сияло. Я вообразил, что чернильная ручка брызгает прямо на скатерть.
Тематический апперцептивный тест принес новые трудности. Чарли предложили рассказать о людях и вещах на нескольких фото.
Я понимаю, Чарли, что вы никогда не встречались с этими людьми, произнесла молодая женщина (степень кандидата психологических наук она получила в Колумбийском университете). Я тоже с ними не знакома. Но представьте, будто вы
Если я их не знаю, как я буду про них рассказывать? перебил Чарли. А хотите, я расскажу про маму и папу? И про моего племянника Милти он совсем малыш. У меня и фотокарточки есть
Увы, по тому, как женщина покачала головой, стало ясно: слушать про малыша Милти она не желает.
Вот странные люди, думал Чарли; и задания у них тоже странные. Для чего они, задания эти поди пойми.
Невербальные тесты подействовали на Чарли удручающе. Десять раз из десяти у него выиграла группа белых мышей. Мыши отыскали выход из лабиринта быстрее, чем Чарли. Он вконец расстроился. Он и не знал, что мыши такие умные.
Отлично помню, как печатал эти абзацы. Я видел себя самого за домашним заданием; видел, как из чернильной ручки вытекает большущая капля, как расползается клякса по белой бумаге, как над моим плечом возникает мамина рука и выдирает страницу. Я смеялся в голос, потому что визуализировал происходящее с Чарли, понимал его реакции, слышал его речь. Я не обдумывал ни описаний, ни диалогов. Они получались сами собой, вливались из моих пальцев в клавиши; мозг в процессе не участвовал. Чутье твердило: получилось! Наконец-то получилось!
Генри Джеймс рассуждал о так называемой «данности» по-французски «donnée», будто бы она является сердцем писательского труда. Что ж, парнишке из класса коррекции я действительно обязан тем, что история заиграла. В ответ я дам ему собственные воспоминания и он оживет на этих вот страницах.
История Чарли начала развиваться без моего участия. Так и должно было быть. Я ликовал.
Однако на следующий вечер, усевшись за рабочий стол, я понял: не могу продолжать. Что-то мне мешало. Что именно? Идея оригинальная и очень важная; вдобавок я уже несколько лет с ней ношусь, она буквально просится на бумагу. В чем же загвоздка?
Я перечитал вчерашние страницы. Над ответами Чарли в сцене тестирования по Роршаху я снова смеялся в голос. И вдруг до меня дошло. Я же смеюсь над Чарли! Значит, и у читателя будет такая же реакция. Почему нет? Над умственно отсталыми всегда смеются. От их промахов у обычных людей самооценка растет.
Вспомнилось, как я расколотил посуду в ресторане; как ржали надо мной посетители, как мистер Гольдштейн обозвал меня кретином.
Разве эту цель я преследую, разве хочу выставить Чарли на посмешище? Нет. Пусть читатели смеются ВМЕСТЕ с Чарли только не НАД ним.
Понятно. Идея у меня есть, и сюжет есть, и главный герой; нет лишь единственно верного способа подачи. Я неправильно выбрал угол зрения. Рассказывать должен сам Чарли. Повествование должно вестись от первого лица. Пусть Чарли поведает, чтó у него в голове; пусть читатель смотрит глазами Чарли.
Как это осуществить? Какая конкретно нарративная стратегия запустит мою историю?
Разве поверит читатель, будто человек с низким интеллектом сумел написать такие мемуары от начала до конца? Не поверит; я и сам не верю. Фиксирование событий «по горячим следам» это здорово; но реально только в форме дневника. Однако не может ведь Чарли в начале и в финальных сценах корпеть над дневником!
Несколько дней я отметал одну за другой разные нарративные стратегии. Я был близок к отчаянию. Ключ от рассказа никак не давался в руки словно дразнил. И вдруг однажды утром я проснулся с готовым ответом. Ну конечно! Экспериментаторы дадут Чарли задание писать промежуточные отчеты о своем состоянии.
Этот термин «промежуточный отчет» я никогда раньше не слышал и не встречал в художественной литературе. Вероятно, я сам его изобрел. Заодно с уникальным углом зрения.
Итак, я подобрал для Чарли интонацию; отныне Чарли будет говорить посредством моих пальцев, стучащих по клавиатуре. Но как быть с построением фраз и с орфографией? Образцов оказалось предостаточно в тетрадках ребят из класса коррекции. Как я пойму образ мыслей Чарли? Вспомню себя в детстве. Как проникну в его чувства? Одолжу ему свои.
Однажды Флобера спросили, как в романе «Госпожа Бовари» он сумел придумать и описать целую жизнь глазами женщины. Флобер отвечал: «Госпожа Бовари это я».
В этом смысле я немало отдал Чарли Гордону; я сам отчасти стал Чарли Гордоном. И все-таки мне казалось рискованным уже с первого абзаца вводить неуклюжий синтаксис первоклашки и орфографические ошибки в элементарных словах. Как это воспримут читатели? А потом я вспомнил прием, примененный Марком Твеном в «Приключениях Гекльберри Финна». Прежде чем швырнуть читателей в разговорную речь малограмотного и неотесанного Гека, Марк Твен с высот своей авторской образованности делает «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ»:
«Лица, которые попытаются найти в этом повествовании мотив, будут отданы под суд; лица, которые попытаются найти в нем мораль, будут сосланы; лица, которые попытаются найти в нем сюжет, будут расстреляны.