Он протянул пергамент с пометками. Лина быстро пробежала по нему глазами и сунула его куда-то под обтягивающий подол, немного оголяя длинные ноги. Благословенный Ею отец заметил это и хищновато оскалил вставные зубы.
Сегодня вечером у меня в заводи Её, сказал он, пожирая ее похотливыми глазами. Захвати с собой Эйлин, дитя.
Опустив понуро голову, Лина стеклянными глазами взглянула на меня и кивнула в сторону выхода.
Я встал и зачем-то задал вопрос:
Это кровь, отец? кивнул я на него, но имел в виду чернильницу с густой багровой жидкостью на столе.
Отец резко привстал и испуганными глазами стал осматривать свой израненный оголенный торс. Я не стал затягивать неприятный момент и добавил:
В чернильнице.
А-а-а, выдохнул отче облегченно и сверкнул на меня недовольными потемневшими глазами. Карминовая краска. Толчённые жуки. Для пометок.
Ясно, сказал я и вышел.
Молча мы прошли через главный зал в сторону противоположного коридора. Я старался не упускать ни одну мелочь и хватался взглядом за каждую деталь. Россыпь многочисленных окошек над головой в такие можно пролезть при должной сноровке. Непроглядные, темные углы, куда не проступает тусклый свет от свечей там можно притаиться и выждать. Вот черноволосая сестра несет тележку для раздачи еды, на ней ровно тринадцать тарелок с жиденькой похлебкой и краюхами хлеба. В коридоре, вдоль одной из длинных стен без дверей, на длинных деревянных выступах выстроился ряд горящих свечей и редких канделябров. Чуть выше виднелось подобие оконных прорезей, в которые практически не попадал свет в это время дня.
Где-то на середине коридора мы остановились, и сестра зазвенела связкой ключей, отпирая боковую дверь. В затхлой квадратной комнате было только две кровати, маленькое окошко и небольшая столешница. На одной из кроватей восседал очень высокий пожилой мужчина с кудрявой черной бородой. Суровые глаза недовольно посмотрели на меня ему явно не хотелось ни с кем не делить «просторное» помещение.
Для жителей города, а особенно к уверовавшим в величие Её, у нас свое отдельное жилое крыло, сказала девушка. Милость Её озаряет. Будьте благодарны.
Путь мой благословен взором Её, проговорил я священное писание, всеми силами стараясь не закатить глаза.
Я сел на свободную кровать, рука отдалась болью, и я поморщился. Лина, одобрительно кивнув моей святой просвещённости, слегка улыбнулась, и вышла.
Ну здорово. Я Курц. Будем же знакомы, проговорил слегка напряженным голосом мой новоиспеченный сосед и протянул мозолистую руку. Глаз его немного дернулся, когда он, бесцеремонного осматривая меня, замер на отрубленной руке.
Ну здорово. Я Курц. Будем же знакомы, проговорил слегка напряженным голосом мой новоиспеченный сосед и протянул мозолистую руку. Глаз его немного дернулся, когда он, бесцеремонного осматривая меня, замер на отрубленной руке.
Будем. Я Сагард, ответил я, сжимая крепкую ладонь.
Как так? кивнул Курц на мою отсутствующую руку.
На тракте бандиты, коротко ответил я.
Хлоп!
Чернобородый мужчина ударил по своему грязноватому сеннику. Разумеется, матрац с мягкой периной для уверовавших жителей города не был предусмотрен. Подняв ладонь, он скептически оглядел её, понюхал и отковырял еще копошившегося в пальцах жирного таракана. Я заворожённо наблюдал как Курц достает откуда-то плотный мешочек и кидает насекомое в него.
Я промолчал, а мужчина, с удовольствием облизав пальцы, как ни в чем не бывало, продолжил:
Понятно. Сволоты расплодилось что-то много. А я вот, проговорил мужчина и задрал рубаху. Весь живот, вдоль всего туловища плотно был обтянут порозовевшей хлопковой материей. Бык лягнул. В пузе дырку оставил. Говорят, если бы кишки задел, то всё Повезло мне.
Вернулась одна из сестер Ганры, которую мне еще не доводилось встречать. В руках у нее был тазик с горячей водой. На предплечье висели чистые полотна ткани. Она немного отличалась от остальных. В ее глазах я не заметил той пустоты, а улыбка казалась более искренней.
Здравствуйте, благослови вас Ганра, заулыбалась девушка и посмотрела на меня, я к вам, Сагард. Надо срочно перевязку сделать. У вас есть с собой какие-нибудь личные вещи?
Нет, соврал я. Деньги и отмычку я уже успел спрятать под сенник. Благо, досматривать меня раньше не стали и выворачиваться не пришлось.
Хорошо. Предупреждаю, что с собой проносить ничего нельзя. Если мы найдем у вас что-то, то сразу же выставим за двери. Это ясно? слегка неуверенно спросила меня девушка.
Предельно.
Сестра размотала окровавленную повязку, обработала пахнущим средством рану, поцокала языком и туго замотала чистой тканью.
Да, нехорошо. Кровоточить еще будет пару дней. Рана кажется застарелой, но кровь почему-то идет.
Да, я неудачно упал.
Альв, да упал? недоверчиво спросила она и сдула с измотанного лица прилипший рыжий локон.
Полуальв, поправил я ее, и альвы тоже бывают падают.
С глазом ничего уже не поделать, проговорила она, рассматривая моё лицо.
Знаю.
Говорят, альвы могут смотреть каждым глазом отдельно. Как будто в разные стороны, и видеть отдельно. Это правда? А вы тоже могли? неожиданно спросила рыжеволосая сестра.
Курц, который все это время молча сидел и делал вид, что не слушает, с любопытством повернул голову в нашу сторону и навострил растопыренные уши.
Да, правда. И я умел. Больше нет, искренне вздохнул я.
Интересно, девушка забыла о своих святых обязанностях и присела рядом со мной, а каково это? Сразу двумя глазами?
Тяжело объяснить. Но сейчас я как бы наполовину ослеп. Потерять глаз альву не то же самое, что потерять человеку.
Жалко то как, немного погрустневшим голосом сказала девушка, у нас редко бывают альвы. Я полгода здесь, и вы только второй. А слышите вы тоже как зверь? Ой простите
Не так, как чистокровный, ответил я, не вдаваясь в подробности, но чуть лучше человека, да.
А правда, что вы людей жрёте как клаахаты? бесцеремонно ляпнул Курц.
Да, но больше всего любим человечинку в возрасте, отреагировал я и улыбнулся.
Глаза Курца сначала расширились, но потом он явно понял, что я шучу, и они сразу же хитро сузились обратно.
Ты так не шути. Меня так просто не сожрать. Я могу и по башке дать, сказал мужчина и в подтверждение своих слов показал мне широкий мозолистый кулак.
Повисла непонятная тишина. И мы все втроем рассмеялись. Я почти искренне. Тяжело смеяться в такой странной компании. Всё здесь казалось неестественным.
Эйлин! раздался недовольный громкий оклик в коридоре. Эхо унесло имя в глубины коридоров Эйлин!!
Девушка больше не смеялась. Лицо побелело, в глазах промелькнула тень страха.
Мне пора, резко сказала она, благослови вас Ганра.
Эйлин выбежала за дверь.
До вечера мы с Курцем пролежали, разговаривая. Я пытался разузнать об этом месте как можно больше, но этому сильно мешало весьма неприятное обстоятельство. В маленьком и без того затхлом помещении с тараканами находилось деревянное и очень смердящее ведро для всяких естественных нужд. И опорожнять это ведро самостоятельно было нельзя. Дверь закрывалась снаружи на ключ. Забирала его сестра перед сном, после подачи скудных харчей. И вот именно эта грязная емкость истязала мою любовь к чистоте и острое обоняние хуже стилета Флеста к концу дня я искренне ненавидел богадельню. Вдобавок, о том, как здесь омываться, Курц не знал и не интересовался, и это явно подтверждал исходящий от него смрад.
До вечера мы с Курцем пролежали, разговаривая. Я пытался разузнать об этом месте как можно больше, но этому сильно мешало весьма неприятное обстоятельство. В маленьком и без того затхлом помещении с тараканами находилось деревянное и очень смердящее ведро для всяких естественных нужд. И опорожнять это ведро самостоятельно было нельзя. Дверь закрывалась снаружи на ключ. Забирала его сестра перед сном, после подачи скудных харчей. И вот именно эта грязная емкость истязала мою любовь к чистоте и острое обоняние хуже стилета Флеста к концу дня я искренне ненавидел богадельню. Вдобавок, о том, как здесь омываться, Курц не знал и не интересовался, и это явно подтверждал исходящий от него смрад.
На закате нас пришли кормить. Тарелок уже семь, остальное оставили в смежных к главному залу комнатах. Та же похлебка с крохотными кусочками жил и хрящей, почерствелый хлеб и стакан мутноватой воды.
Вот сейчас отведаем барских яств, хлопнул в ладоши Курц и набросился на еду.
Через десять минут заберу посуду, проговорила сестра и вышла, поскрипывая тележкой. За собой она не закрыла.
Я встал и подошел к двери медленно приоткрыл.
Ты чего-о-о-о? испугано зашипел Курц. Меня вышвырнут из-за тебя, дурень!
Я только взглянуть, успокойся.
Пустой мрачный коридор, половину свечей вдоль стен уже затушили скрупулёзные сестры. Людской гогот из главного зала затих время уже позднее. Далекие редкие и болезненные вскрики, постанывания, какой-то металлический скрежет и тягучий скрип удаляющихся колес. Я посмотрел направо три двери вдоль коридора и сразу же выход в главный зал. Судя по тарелкам за дверьми этими должно быть пять человек. Посмотрел налево. Было темно, я не смог разглядеть альвским глазом конец коридора. Но, похоже, там дальше семеро, и один из них, судя по звукам, сильно страдает.
Я аккуратно прикрыл дверь.
Ну и что ты там увидел своим любопытным зенком? нервозно пробурчал Курц. Надо оно тебе, а? Проваливай, и сам себе обрубок свой лечи завтра.
Успокойся. Я посмотрел и всё. Может омыться можно где.
Омыться ему. Мужики не моются, полностью уверенный в своих словах проговорил мне мой смердящий сосед и усерднее заработал ложкой.
Я взял хлеб и, понемногу отщипывая мякиш, стал забрасывать себе в рот.
Не ешь чего? Так дрыщем и останешься.
Я пожал плечами, внимательно рассматривая кровати. Жёсткие, деревянные, на небольших колесиках, которые сейчас зафиксированы специальной железной вставкой эти вставки можно в случае чего попробовать оторвать и использовать как не заточенный, но универсальный штык. Небольшие бортики по бокам, словно кто-то боялся, что пациент свалиться ночью с кровати. На этих планках, на уровне ног и рук потертости и вмятины. Кто-то привязанный к этой кровати явно пытался вырваться. Ампутация? Я поерзал на кровати, перебарывая неприятные чувства, что сегодня придется тут спать.